Военно-медицинская акаМЕДия - Михаил Орловский

Итак, встретили. После дорожки и рукоприкладства (в хорошем смысле этого слова) пошли отобедать. Приличная столовая. Белые скатерти. Снедь с запахом первой свежести. Всё по-человечески. Расселись по группам. Отдельно матросы. Мичмана. Командование. Ранжир, так сказать. После оккупирования мест — еда. Банкет. Разговоры. О том о сём. Как и положено по общечеловеческому Уставу. Один говорил про политику, другой про семью, а иной, нейтрально, — про футбол. Так, за красным вином и чёрной икрой, дошли и до интимных вопросов. А они давно на язык просились.

— Уважаемый Дмитрий, — после третьего фужера обратился иностранный командир к нашему. — Очень познавательно было услышать про ваш быт, семью и службу. Увлекательная информация. Давайте начистоту. Если не секрет, то какое жалованье на своей службе вы получаете?

— Конечно, не секрет, — браво воскликнул наш командир, капитан первого ранга, который свято помнил, что секретов у нас уже давно и просто нет. — На ваши деньги моё жалованье достигает восемьсот евро.

— Восемьсот? Неплохо, — закивал норвежец, но здесь же осёкся: — Извините, восемьсот в час?

— Ага, щас, — возразил наш военный. — Восемьсот в месяц. И это в лучшем случае!

— Да ладно, — не поверил иностранец, — не может этого быть. Это нереально. Не юлите, пожалуйста. Ну, ладно, пусть не в час, ну хотя бы в день. Если восемьсот в день, то я ещё поверю.

— Нет, мой друг, не в день — вежливо возразил капраз. — И даже не в неделю. Подобное жалованье я получаю раз в месяц. Определённо не чаще.

Норвежский командир умолк, переваривая информацию. Было видно, что у него, как любят говорить бухгалтера, не сходится дебет с кредитом. Или, по-медицинскому, больной не складывался. Будто как по жалобам — панкреатит, а в анализах — инфаркт. В целом, как итог, иностранный начальник к нашему командиру более с личными вопросами не приставал. Он молча сидел в уголке и пил только красное, забывая про закуску чёрной. Иногда норвежец смотрел на небо. Реже в сторону моря. Но на нашего капитана он смотреть опасался. И даже складывалось впечатление, что он чуть-чуть отодвинулся прочь от русского, хоть и сидел за противоположным концом стола.

Утром состоялись проводы. Торжественные проводы. Вновь дорожка, оркестр, фанфары. Так обычно провожают в последний путь.

Дарственные подарки и обещания жить в длинной и бесконфликтной дружбе. Все улыбались, но из вежливости делали это более печально, нежели при встрече. Наши отвечали взаимностью и всем видом показывали, как тоскливо возвращаться на Родину. Даже, можно сказать, произошло скрытое соревнование в печали. Принимающая сторона не хотела выглядеть радостной, дабы не восприняли, что «русские сваливают, и слава богу». Наши же моряки сторонились жестов, обижающих хозяев, а посему избегали наличия на лицах выражения в стиле «Наконец-то мы расстаёмся, а то уже тошнит». В общем, держались достойно, грустно и непафосно, дабы никто не смог докопаться, что расставание в радость.

Однако самое тревожное лицо оказалось у норвежского командира. Лицо пахло серостью, и складывалось впечатление, что на него надета чёрная шапочка с вуалью аналогичного цвета. Ну, вы же знаете, как это бывает у женщин на похоронах своего мужа. Так и здесь. Хоть шапочки норвежский командир, разумеется, и не надевал (не вдова же он), а ощущение складывалось, что как будто он вдова. Да и поведение оказалось соответствующим. Импортный командир, помявшись на одном месте несколько минут, нерешительно подошёл к нашему и, не пожав руки, точно кинув горсть земли на крышку гроба мужа, произнёс:

— Я больше никогда не буду с вами общаться, Дмитрий. — Ещё одна горсть земли и слёзы, слёзы, слёзы.

— Почему? Что случилось? — удивился оппонент, помышляя, что собеседник уходит на пенсию и уезжает далеко-далеко. Правда наш Флот везде достанет. Хотя да, разворовали же. Так что не везде. Всё оказалось более прозаичнее.

— Да вы же страшные люди, — раскрыл нашему свои карты норвежец. — Вы держите в руках смертельное атомное оружие и получаете за это столь откровенно мало. А если что?..

И он пошёл. Грустный и немного напуганный. Он не по-военному шаркал ногами о пирс и старался не оглядываться. Никогда не оглядываться. А то вдруг действительно что…

Лекция 73 О ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯХ

Предупреждён — значит вооружён.

Честно и без инцидентов отбыв останки практики, мы все вернулись обратно. Домой. Как говорят подводники: «На материк». Вернулись, правда, уже не столь радостными, какими были до отъезда. Фактически радость подзатухла и уже не выпирала наружу. Причиной сему факту мог стать полный пролёт по части продажи секретной документации и иных важных сведений за кордон. А может, и за Державу стало обидно. Не в смысле, что нам с Державы продавать нечего, а в смысле, что всё уже давно продано. Куда ни глянь — пустота, мрак и недостача. Крадут всё. Причём у себя. Асфальт положили — половина улетучилась. Построили дом, а в кирпичах, как в швейцарском сыре, — одни дырки. У народа добыли газ и тут же его загнали обратно, но уже за деньги. Сделали автомобиль, а там… хотя нет. То, что у нас железки на четырёх колёсах выпускают, машинами тяжело назвать.

Ну и как итог. Своровавший асфальт убивает своё дорогущее авто на ямах. Построивший дом замерзает в нём. А газ… Ну, вот эти как-то не страдают. Хотя жить среди нищего и озлобленного населения вряд ли язык повернётся счастьем назвать.

Вот нам и стало обидно за Державу. Хотя, в любом случае, из практики мы извлекли очевидную выгоду. А крылась она в том факте, что драгоценный преподаватель предупредил нас на счёт незаконного выноса всякого имущества Сооружённых Сил. Если бы не он, то мы так и после выпуска шлялись бы по Флоту и искали вчерашний день. Свободные секреты. Или ещё чего. А на нас бы смотрели строго-строго и, разводя в стороны омозолевшие руки (попробуй столько подними!), наивно говорили: «Да что вы, офицеры. Родина не продаётся. Это же честь мундира» и всё такое прочее.

Кстати, о предупреждениях, раз уж речь зашла. Очень полезная вещь, хочу я тебе сказать, о уважаемый читатель. Куда ж без них? Ведь испокон веков человек человека старался упредить и вешал какие-нибудь таблички вроде:

НЕ ВЛЕЗАЙ — УБЬЁТ

ПО ГАЗОНАМ НЕ ХОДИТЬ

ОСТРОЖНО, КРУТОЙ ПОВОРОТ

Но человек лицезрел табличку и, как ребёнок, озарялся, ага:

— можно влезть,

— можно пройти,

— щас проверим!

Тем не менее практически все академики к предупреждениям относились с почтением и если видели знак «Опасность», то явно не стремились идти и проверять.

Правда, в нашем мире в последнее время стал действовать иной закон. Закон джунглей. А закон данный гласит: «Каждый сам за себя». Какие там предупреждения? Я вас умоляю! Порой идёшь по улице, а впереди притаился открытый люк. Ну и тебя вместо: «Гражданин, осторожно, колодец» отвлекают всякой ерундой, лишь бы ты туда обязательно свалился. Правда, правда. Сам видел (но не делал, как многим тут подумалось). Как-то потерялось в обществе чувство взаимопомощи. Однако нашу медицинскую улицу везение пока не покинуло. Смело можно сказать, что осталась среди моих коллег ещё какая-никакая людская взаимопомощь. Предупреждают ещё иногда по мере возможностей. И сему есть показательный пример.

Жила-была одинокая-преодинокая старушка. Совсем преодинокая. Круглая сирота, только наоборот. Ни детей, ни внуков. В своё время ушами прохлопала, и всё. А потом никак не хотелось обременения. Пугали пелёнки. Страшили бутылочки и прикормы. «Поживу для себя!» Вот и пожила. Ну а в семьдесят шесть какие могут быть дети? Как итог, скучала бабулька. Скучала в одиночестве, разумеется, и круглосуточно. Приступы тоски особенно брали её, как положено, по вечерам. Схватит за сердце и ткнёт в почки. И на это бабуля реагировала просто. Она вызывала себе, видать для развлечения, почти каждый вечер «скорую помощь». Наберёт «03» и пищит жалобным голосом:

— Ах, — слышит в трубке усталый диспетчер, — приезжайте, милы люди. Сердце болит, аж спасу нет. Помоги, родная медицина, помираю.

Кардиологический вызов нельзя не принять. Да и разговоры с пациентами на плёночку записываются. И диспетчер, несмотря на избитый адрес, шлёт к бабуле автотранспорт с медиками. Извиняется, конечно, но шлёт. Ничего не попишешь. Уже почти все бригады в окрестности у неё побывали. И не раз. И не два. А тут мы на практику пришли. Цикл у нас трёхнедельный, скоронемощной. Можно, в общем, любые дырки затыкать. Вот нас и послали к ней. К скучавшей.

Выехали мы с напарником на вызов. Заходим к старушке и наблюдаем картину: лежит клиентка на топчане, охает, грудь свою левую жмёт и причитает. Ну, я, недолго думая, приказываю клиентке: «Давайте, дорогуша, снимайте штаны. Сейчас укольчик вам сделаем, и все пройдёт». А сам уже грешным делом думаю, как бы за дефибриллятором бежать не пришлось. Бабулька, заслышав про укол, с готовностью вскакивает, разворачивается и спускает штаны-труселя. Я и мой юный фельдшер чуть на пол не сели от дикого приступа шока. У старушки, извините, на заднем месте зеленкой написано предупреждение: «Не верьте ей, бабка врёт!»