Военно-медицинская акаМЕДия - Михаил Орловский

— Ну а у нас так, — сказали им и привезли нового пациента.

Но заграница не желала сдаваться.

— Как же вы живёте? — искренне интересовались они.

— Это вы живёте, а мы на этом Свете лишь числимся, — смеясь, шутили наши и снова резали больного.

Делегация уезжала. Она обнималась с клиникой и обещала впредь никогда не возвращаться. Иностранцы даже вспомнили классику, о существовании которой ни одного слова не слышали, и на предложение приехать вновь, поперхнувшись, сказали: «Нет, уж лучше вы к нам». Прибыв в аэропорт, они покинули так и не ставшее им родным Русское Царство.

Теперь помимо клиники военно-пулевой хирургии немецкие коллеги навсегда запомнят, что:

1. Продавец всегда прав.

2. Единственный путь через дорогу — подземный переход.

3. Улыбайтесь — это всех раздражает.

4. Триста евро тоже деньги.

Лекция 66 О ЛЕСНЫХ СИРОТКАХ, или ПРО НЕВОСПОЛНИМЫЕ ПОТЕРИ

Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети.

Проводив удивлённых немцев, отработав на гнойной хирургии и сдав пару текущих зачётов, мы перескочили на следующий цикл. Цикл большой и многообещающий. Происходил он на кафедре детских болезней, и, следовательно, угодили мы прямиком в руки чудесной педиатрии.

Как выяснилось почти сразу, данная наука помимо своей чудесности славилась ещё и недюжей полезностью. Кроме того, педиатрия оказалась так же сложна, многогранна и, как ни странно, заковыриста. Выяснилось, что детки до года, с года до трёх, с трёх до семи и с семи и дальше — это совершенно разные особи. Можно даже сказать, что и общего-то между ними мало. И как с этим разбираться за короткий цикл, совсем не понятно. Однако любезно предоставленный нам педагог Вадим Михайлович Лагорько постарался за короткий промежуток времени (а это жалкие полтора месяца) влить в нашу светлую голову максимум полезного из мира детской медицины.

С самого начала цикла, дабы прочувствовать всю трудность детства в нашем Царстве, Вадим Михайлович отвёл нас в детский дом-интернат, находившийся по соседству с Акамедией на Лесном проспекте. Отвёл он нас не насовсем, как некоторым подумалось (хотя в педагогических целях это и было бы оправдано), а исключительно в рамках учебной программы. Всего на день. Знаменитость же интернат приобрёл тем, что большая часть сироток в нём являлись инвалидами детства той или иной степени. Ввиду последнего детский дом и привлекал к себе иностранных граждан, жаждущих взять на воспитание хоть одно маленькое создание.

— Вы знаете, отчего наших детишек берут иностранцы? — озадачил нас вопросом преподаватель Лагорько.

— Понятия не имеем, — честно признались мы, поскольку в учебнике об этом ни слова, ни полслова. — Может, они самые красивые?

— Красивые — да, но это не причина. А берут их даже не потому как в Русском Царстве меньше бумажной волокиты, а ее, кстати, не меньше, — он выдержал паузу, дабы до всех дошло, что бюрократия в стране цветёт, и закончил: — а потому, что в европейских странах или в той же Америке совершенно отсутствуют детские дома!

— А как же так?! — воскликнул кто-то, но в ответ никто ничего не ответил, потому что было ясно, что «как-то так».

Собравшись в детдоме всей группой и для приличия познакомившись с заведующей, мы сразу прошли к детдомовским ребятишкам. Поскольку штатных сотрудников в данном учреждении катастрофически не хватало, то практически все маленькие воспитанники находились в одном большом вольере и фактически оказались предоставлены сами себе. Увидев наши светлые лица (а настоящий врач должен иметь исключительно светлое лицо. — Авт.), многие детишки радостно протянули свои ручки, что, безусловно, выдавало их жгучее желание как можно скорее попасть в наши тёплые объятья (с объятьями, как и с лицами. — Авт.). Таких чудесных карапузов просто нельзя было не взять. Причём их хотелось не просто взять, а непременно потрепать, погладить и покачать. Отдельных хотелось покормить. Но, несмотря на собственные желания, не осталось незамеченным, что большая часть двух- и даже трёхлетних ребят никак не пользовалась одной из функций своего языка. Того самого языка, что лежит во рту. Дети испытывали многие его функции: высовывания, прикусывания, болтания, гонения воздуха, лизания, функцией примерзания к горке, выпихивания каши и прочее. Однако главную, речевую функцию своего языка детишки на практике не применяли. Иными словами, воспитанники детдома практически никак не говорили. Наша братия сразу заподозрила физическую подоплёку.

— Это у них из-за врождённых пороков развития? — спросили мы преподавателя.

Преподаватель опроверг наши домыслы, в качестве причины выставив на первый план психологический барьер.

— Нет, — возразил Вадим Михайлович. — Просто ими никто не занимается, поэтому и тормозится физическое развитие. Часто, когда эти детишки попадают к нам в клинику с тем или иным заболеванием, они просто на глазах растут. Начинают говорить, ходить. И это не чудеса современной медицины. Нет. Причина сему достаточна банальна: в клинике их все постоянно берут на руки. Нянечки, медсёстры, врачи, санитарки. В общем, весь персонал. Плюс курсанты, разумеется. А для человека самое важное — это общение и телесный контакт.

— Не может быть! — восклицали мы, больше инстинктивно, нежели с недоверием.

— Может, — кивал Лагорько и предвещал: — Да вы и сами скоро в этом убедитесь.

Сердце наше ёкнуло, как после разряда дефибриллятора в триста Джоулей, поскольку лишь сейчас мы до конца осознали, что эти детишки ползают сами по себе целый день. У них нет ни папы, ни мамы, и ничто и, самое ужасное, никогда на Свете не сможет восполнить им эту потерю. Никогда в жизни. Детская травма, сделанная взрослыми.

Затем мы кормили малышей, играли с ними, читали детские книжки, собирали пирамидки и катали машинки. Уходить из детдома не хотелось. Хотелось остаться. А пройти процедуру прощания с новыми маленькими товарищами нам, наверное, было на порядок тяжелее, чем им самим. Запомнился Вова, тянущий за рукав. Запомнился Игорь, пускающий слюну. Запомнилась Катя, с тремя улыбающимися зубами. Запомнилось всё. Из сердца такое не сотрёшь.

Через день после нашего визита в детдом оттуда к нам на педиатрию с нетяжелым заболеванием «ветряная оспа» поступили два ребятёнка. И вот здесь мы действительно сами убедились, как полезно для малыша человеческое общение. Аня и Саша оказались погодками и прожили на нашем, не совсем белом, Свете соответственно три и два года. Аня говорила поочерёдно «тятя» и «опа», а Саша вообще молчал, как партизан.

Детей уложили в клинику и стали лечить. Нам, как молодым семейным врачам, доверили курировать их палаты. Группа у нас хоть и небольшая, но всё-таки семь человек наберётся. И вот при каждом посещении мы брали детишек на руки, разговаривали с ними, читали им творения Корнея Чуковского и Шарля Перро. И надо сказать, что общение — это лучшее лекарство. Детишки расцвели, как сирень в мае, и разговорились настолько, что никак нельзя было поверить, что ещё месяц назад они ни единого слова не произносили. А Шурик, который к тому же ещё и плохо ходил, стал бегать по холлам педиатрии, как заправский скакун. Он гонял настолько шустро, что вся наша группа постоянно следила за тем, чтобы данный юный пациент не встретился по пути с каким-либо острым углом или дверью.

Всё-таки дети — они настоящая радость!

Лекция 67 О ПРАВИЛЬНОЙ МЕДИЦИНСКОЙ ПОМОЩИ

Психиатр приветствует психиатра:

«Вы в полном порядке, а я?»

Как видно из предыдущей лекции, не каждую помощь в силах оказать ресурсами одной медицины. Иногда для полнейшего выздоровления необходим весь комплекс лечебных мер. Это и социальная помощь, и помощь родных, и порой даже уголовно-процессуальная помощь. Однако, как показывает опыт, при оказании правильной медицинской помощи исправить практически любые гадости в человеческом организме можно и не прибегая к другим видам помощи.

Лёлик наш хоть и числился вместе со всей группой на кафедре семейной медицины, постоянно рвался прочь. Его будто дурманом тянуло в родную психиатрию. С каждым часом без родной области он кис и бледнел, и лишь работа в психиатрии делала товарища счастливым и довольным. В итоге он почти сразу как-то и с кем-то договорился и умудрялся совмещать. Разумеется, что Лёлика, как молодого и неопытного (по стажу) практиканта, мгновенно определили на «скорую психиатрическую помощь». Изучай, мол, всё с азов. Академик наш не противился, а, наоборот, радовался каждому дежурству, словно малое дитя. Всё же он у нас истинный психиатр.

Среда. За окном ночь, плавно пытающаяся перевалить на четверг. Около местечкового магазина «24 часа» скучает машина скорой психиатрической помощи с Лёликом, погружённым в кузов. Водитель, старый больной человек (здоровые на скорой не работают, смотри третью часть повести. — Авт.), находится в магазине, где пытается отовариться сигаретами. В кабине машины, на пассажирском месте, располагается юная и весьма привлекательная девушка-врач. Врач-психиатр. Каким образом её, юную и блондинистую, занесло в столь трудную специальность, даже она объяснить не может. Талант. В общем, двумя словами можно сказать, что для бригады в тот вечер наблюдалась обычная картина, какая почти всегда наблюдается перед заездом в родное подстанческое гнёздышко.