Нашествие 1812 - Екатерина Владимировна Глаголева

и его добрые знакомые по балам и московским гостиным. Сердце подпрыгивало, язык отнимался, нужные слова терялись и не приходили на ум. Изящный, любезный, начитанный граф Гудович с искалеченной пулей ногой следовал в Москву на лечение; вчера он несколько раз водил в атаку кирасиров. Его красивое лицо было бледно до синевы, и всё же он учтиво ответил на приветствие Вяземского.

Прибыв в Бородино, князь долго не мог найти Милорадовича и растерялся еще более, совершенно упав в собственных глазах. Ему казалось, что все вокруг смотрят на него с усмешкой: поглядите на этого шпака! Вырядился, как индюк, бледнеет при виде крови и не знает, где его командир! Возле одной избы суетилось много военных, офицеры давали поручения своим солдатам или денщикам, посылая купить разных припасов у маркитантов. «Да не забудь принести вяземских пряников!» – громко сказал один из них, когда князь Петр проходил мимо. Его словно ударило: что за шутки? Но с другой стороны, могло же это оказаться простым совпадением. Что он за птица, чтобы все узнавали его без ошибки, даже в чекмене и со спины? Не остановившись и не доискиваясь объяснений, Вяземский пошел дальше.

Милорадович был на биваке у костра. Прибытие адъютанта его обрадовало: он стал расспрашивать о Москве, об умонастроениях обывателей, о графе Ростопчине с его воинственным пером, который вот-вот поднимет на вилы Наполеона… Поздравив князя с тем, что он явился вовремя (завтра, несомненно, будет сражение), генерал предложил ему переночевать в его избе, потому что сам он останется здесь, в палатке. Вяземский поблагодарил и отправился туда. Строго приказав камердинеру разбудить его завтра пораньше, он разделся, лег в постель и провалился в сон.

…Жуковскому не спалось. Он часто выходил из своей палатки, бродил по позиции, пытаясь унять волнение перед завтрашним днем, присаживался у солдатских костров, слушал тихие разговоры, шел дальше, возвращался, пытался уснуть, снова выходил… Дальний звук ружейных выстрелов напоминал стук топоров в лесу; со временем смолкнул и он. Влажный холод прибивал книзу теплый едкий дым, в ночную свежесть врезались острые запахи скипидара, конского и человечьего пота; яркие языки костров поднимались высоко к иссиня-черному куполу неба с рассыпанными по нему звездами; лунный свет скользил по пикам улан и начищенным стволам ружей, составленных в козлы; фыркал чей-нибудь конь над темной фигурой, завернутой в бурку, потрескивали угли в костре – и вновь наступала невообразимая, неземная, неживая тишина… Наконец уснул и Жуковский. По стенкам палатки постукивали капли дождя – холодные небесные слезы.

…«Бородино, 6 сентября 1812 г.

Милая, я очень устал. Боссе передал мне портрет маленького короля. Это шедевр. Благодарю тебя за сей знак внимания. Он прекрасен, как ты сама. Я напишу тебе завтра подробнее. Я устал. Addio, mio bene[33]. Нап.».

26 августа (7 сентября)

Над полем стлался туман, но рассветное небо было безоблачным, солнце поднималось в синеву, увенчанное сияющим нимбом.

– Это солнце Аустерлица, – сказал Наполеон окружавшим его маршалам.

Адъютанты быстро передали эту фразу стоявшим позади.

Императора знобило, к тому же его начинал мучить насморк. Начало сентября, а холодно, как в Моравии в декабре. Пора заканчивать эту кампанию. Барабаны пробили зорю, войскам зачитали прокламацию, написанную Наполеоном в два часа ночи:

«Солдаты!

Грядет сражение, которого вы так желали! Отныне победа зависит только от вас: она нужна нам, она даст нам изобилие, хорошие зимние квартиры и скорое возвращение в отечество! Поступайте, как при Аустерлице, Фридланде, Витебске, Смоленске, и пусть самые далекие потомки с гордостью будут вспоминать ваше поведение в этот день. Пусть о вас будут говорить: он был в той великой битве под стенами Москвы!»

Великая армия откликнулась многократными виватами. На поле близ Шевардино еще лежали неубранные трупы русских солдат.

Первым выступил корпус Понятовского, обходя лес у левого фланга русских. Даву двинулся вдоль леса к Семеновским флешам; впереди шла дивизия Компана и генерал Пернетти с тридцатью орудиями. Евгений де Богарне готовился к атаке на село Бородино, чтобы отвлечь внимание от центра. Две батареи на шестьдесят пушек каждая, из которых простреливалась неприятельская позиция, были устроены еще ночью. В шесть часов утра сигнальная пушка дала первый выстрел.

…Лейб-егери на аванпостах спали, сняв мундиры: нападения с этой стороны никто не ожидал. В несколько минут передовой батальон был опрокинут, менее чем в полчаса – весь полк отброшен до моста через Колочу, по левому берегу которой рассыпались итальянские стрелки. Но тут 1-й егерский полк бросился вперед и смял неприятеля, дав отступить гвардейцам, от которых осталась только треть. Однако, оторвавшись от главных сил, полк сам оказался в опасности. Неустрашимому полковнику Карпенко, знавшему только команду: «Вперед!», доставили приказ от Ермолова: отойти за речку и сжечь мост.

Легкая артиллерия отогнала неприятельских стрелков, но мост еще не сгорел до конца, когда по нему побежали итальянцы, чересчур увлекшиеся преследованием врага. Задорный полк наткнулся на целый корпус Дохтурова, который, истребив его, разрушил мост и отошел назад. Пасынок Наполеона остался в Бородино ждать сигнала, чтобы присоединиться к общему штурму; дивизии Морана и Жерара переходили через Колочу вброд.

В это время за лесом трещала ружейная перестрелка; колонна Компана наступала на самую южную флешь[34] под плотным огнем русских пушек. Наполеон смотрел на нее в подзорную трубу, хотя разглядеть что-либо в дыму было трудно. Вот Компан выронил саблю и схватился за левое плечо – или за грудь? Редеющая колонна продолжает движение, Даву вырвался вперед… У самого бруствера его лошадь вскинулась на дыбы, маршал упал… Убит? Дьявол! Компана заменит генерал Рапп, а вот Даву… Адъютанты поскакали с приказами к маршалу Нею идти на помощь со своей пехотой; Мюрат должен принять командование вместо Даву. Его кавалерия и еще сорок полевых орудий исправят дело.

…Вяземский поспешно одевался: его разбудил перепуганный камердинер, заслышав пушечную пальбу. Вся свита Милорадовича уже сидела верхом. О ужас! Верховая лошадь, которую князь отправил к армии из Москвы, так и не добралась до него! Жуткое, нелепое положение: приехать ко дню сражения и стоять как дурак, не зная, что с собой делать, когда другие уже скачут куда-то с поручениями! Князь Петр представил себе насмешливые взгляды, которыми будут встречать и провожать его везде: каково наш ратник-то осрамился! Выскочил из ополчения в ряды воинов и всё сражение просидел в избе! Надо немедленно достать где-то лошадь… или застрелиться! Да, именно застрелиться!

– Вы что-то потеряли?

Это спросил молодой офицер, которого Вяземский видел вчера подле Милорадовича, но не успел узнать его имени. Князь жалко улыбнулся:

– Да,