Махабхарата. Рамаяна - Коллектив авторов

По имени Руру, подвижник правдивый.

Посватался к девушке дваждырожденный,

Стремительным богом любви побежденный.

Приемный родитель ответил согласьем,

Воскликнул: «Мы свадьбою землю украсим!»

Назначил он день по особенным знакам,

Который счастливым способствует бракам.

За несколько суток до свадьбы невеста,

С подругами выбрав прелестное место,

Играла, плясала в одежде блестящей,

Играя, змеи не заметила спящей,

Которая в скользкие кольца свернулась,

От песен и смеха подруг не проснулась.

Как вдруг наступила, влекомая роком,

Невеста на эту змею ненароком.

Змея, в состоянье еще полусонном,

К тому побужденная властным законом,

Вонзила в красавицу гнусное жало, -

Невеста, отравлена ядом, упала.

Но даже мертва, холодна, бездыханна,

Была она взору мила и желанна,

Лежала на теплой земле без движенья,

Подобная лотосу в пору цветенья.

От яда змеиного, ярко блистая,

Сильней расцвела красота молодая.

Взглянув на нее, испугались подруги,

И стон по лесной покатился округе.

Приемный отец и жених закричали,

Друзья зарыдали в безмерной печали,

Отшельники, чуждые горю доселе,

Подвижники, странники, плача, сидели

Вокруг бездыханного юного тела,

И все, что цвело, об усопшей скорбело,

И Руру смотрел обезумевшим взглядом

На юность, убитую мерзостным ядом.

Снедаемый скорбью великой и жгучей,

Оттуда он в лес удалился дремучий.

Он жалобно сетовал, горем палимый.

Он плакал о ней, он рыдал о любимой:

«Лежит без движенья жена дорогая,

Безмолвно страданье мое умножая,

Лежит на земле бездыханною тенью,

Как лотос, который стремился к цветенью.

Но все возрастает ее обаянье,

И если я всем раздавал подаянье,

И если обет исполнял я сурово,

И если трудился для блага людского,

И если познал я духовное счастье,

Затем, что с рожденья обуздывал страсти,

И если не тщетно мое благочестье,

То жизнь да вернется к любимой невесте,

И если дана моим подвигам сила, -

Хочу, чтоб невесту она оживила!»

Внезапно богов появился посланник.

Сказал он: «О Руру, подвижник и странник!

К чему твои речи? От бренного слова

Нельзя мертвецу превратиться в живого,

И если от смертного жизнь отлетела, -

Не слово ему помогает, а дело!»

«Какое же дело судили мне боги?

Поведай, о путник с небесной дороги!»

«Змеею отравленной в злую годину

Ты собственной жизни отдай половину.

Зачтется подвижнику эта заслуга,

Отдашь - и воспрянет из мертвых подруга!»

Ответствовал Руру небесному сыну:

«Я жизни своей отдаю половину!

Пускай же, змеиным отравлена ядом,

Украшена прелести юной нарядом,

Любовью увенчана, счастьем сверкая,

Воспрянет невеста моя дорогая!»

Небесный посол, снаряженный богами,

Явился тогда к правосудному Яме,

К властителю, смерти, к владыке закона.

Сказал ему: «Просьбе внемли благосклонно!

Есть Руру, подвижник, познавший кручину,

Он жизни своей отдает половину,

Чтоб жизнь ты вернул его мертвой невесте.

Какие страдальцу поведать мне вести?»

Ответствовал вестнику бог правосудный:

«Да жизнь возвратится к красавице чудной!

Пусть тот, кто сильнее отравы змеиной,

Пожертвует жизни своей половиной.

Воспрянет красавица этой ценою,

Подвижнику доброму станет женою».

Так сказано было владыкой закона,

И мертвая дева, без боли, без стона,

Как будто от сна для блаженного бденья,

Как лотос, взлелеянный силой цветенья,

Воспрянула, заново жить начиная,

И сделалась ярче краса молодая.

Так праведной жизни своей половиной

Пожертвовал Руру подруге невинной.

Счастливый жених устремился к невесте,

И свадьбу сыграли, и зажили вместе

Две жизни, - супруг, отыскавший супругу, -

Добра и отрады желая друг другу.

А Руру поклялся, исполненный гнева:

«Пойду ли я вправо, пойду ли я влево,

В лесу или в поле, вблизи иль далёко,

Но змей истреблю я повсюду жестоко!»

Он палицей змей убивал повсеместно:

Святому пощада была неизвестна.

Однажды в лесу, у прошившей колоды,

Он змея узрел незнакомой породы:

На солнышке грелся он, вытянув тело,

Бессильная старость его одолела.

Как будто орудьем Судьбы, свирепея,

Подвижник ударил дубиною змея.

Тот молвил: «Отшельник, услышь мое слово!

Тебе я вреда не нанес никакого,

Зачем же пришел ты, о праведник, в ярость?

Ты бьешь меня палкой, презрев мою старость!»

«О змей, я не внемлю твоей укоризне!

Супругу мою, что милее мне жизни,

Змея отравила смертельной отравой.

Поклялся я клятвою грозной и правой:

«Куда ни пойду я, всегда и повсюду

Я змей убивать многомерзостных буду».

Поэтому я и тебя уничтожу,

Убью, разорву непотребную кожу!»

Ответствовал змей: «О мудрец знаменитый!

Не все мы свирепы, не все ядовиты,

Не все мы жестоки и втайне трусливы,

Не все мы коварны и алчно кусливы,

Не все мы злодействуем, жалим, клевещем,

Не все мы в сообществе слиты зловещем!

Вот наша порода - людей не кусает

И даже порою от яда спасает.

Мы многих творений добрее, честнее,

О странник, мы только по запаху змеи,

Мы обликом схожи, окраскою кожи, -

Зато мы душою и сердцем не схожи.

Мы связаны с ними названием общим,

Но разное любим, по-разному ропщем.

Мы связаны с ними несчастьем единым,

Но счастьем не схожи со счастьем змеиным.

Не схожи по нашим делам и стремленьям,

Хоть нас презирают единым презреньем.

Иного мы жаждем, иное провидим,

И змей мы не меньше, чем вы, ненавидим».

Смутился, подумал испуганный Руру:

«На жизнь мудреца покусился я сдуру».

Сказал он тому необычному змею:

«Тебя убивать не желаю, не смею.

Но кто ты, кому даровал я прощенье?

Ты, может быть, змей, испытал превращенье?»

Ответствовал змей: «Был я праведник строгий,

Известный под именем Тысяченогий.

Но, проклятый брахманом, злом обуянным,

Стал змеем неведомым и безымянным».

Подвижник спросил: «По какой же причине

Ты проклят и ползаешь змеем поныне?

Ты в облике этом пребудешь доколе?

Ответь мне, причастный страдальческой доле!»

Сказал ему змей незлобивой породы:

«Был дружен я с брахманом в давние годы.

Однажды, огню исполняя служенье,

Он жертвенное совершал приношенье,

А я развлекался, как мальчик лукавый, -

Я сделал змею из травы для забавы.

Увидев змею, что ползла среди праха,

Подвижник сознанья лишился от страха.

Богатый молитвами, правдоречивый,

Взыскующий истины, благочестивый,

Обетам и подвигам предан сурово,

Не сразу пришел он в сознание снова.

Сказал он, меня точно гневом сжигая:

«Твоя ненавистна мне выдумка злая!

Змею из травы ты сработал недаром:

Решил посмеяться над брахманом старым!

Подобие сделал ты - мне в устрашенье,

Когда я огню совершал приношенье.

Ты был образцом, но подобием станешь,

Ты был мудрецом, - ныне к змеям пристанешь,

Ты будешь змеею, такой же бессильной!» -

Он крикнул, духовною мощью обильный.

Склонившись пред мужем, могучим в законе,

Смущенный, смиренно сложил я ладони,