Махабхарата. Рамаяна - Коллектив авторов

Летел он, жрецов услыхав призыванья,

Летел он, а в складках его одеянья,

Где тучи простерлись могучим размахом,

Змей Такшака прятался, мучимый страхом.

Сказал повелитель, о правде радея:

«Жрецы, если Индра скрывает злодея,

То в чистое пламя пылающей мести

Вы Индру низвергните с Такшакой вместе».

Жрецы отвечали: «О царь, погляди-ка,

Внимает нам грома и молний владыка.

Святых заклинаний и он побоится!

Смотри, удалилась его колесница,

Он выпустил змея, тобой устрашенный.

Ты слышишь ли Такшаки вздохи и стоны?

Лишился он силы от наших заклятий,

Он в пламя летит, что гудит о расплате.

Ты видишь ли змея предсмертные корчи?

Он крутится в воздухе, будто от порчи,

По тучам он катится, как по ступеням,

Шипит он могучим и страшным шипеньем,

Сейчас он погибнет, сгорит в униженье, -

Как должно, проходит злодеев сожженье,

Теперь, повелитель, сдержи свое слово

И брахмана ты одари молодого».

Сказал Джанамеджая: «Гость безобидный,

По-детски невинен твой лик миловидный!

Чего ты желаешь? Мне будет нетрудно

Отдать даже то, что отдать безрассудно.

Что выбрал ты сердцем, мудрец несравненный?

Скажи мне, я дам тебе дар вожделенный».

Над жертвенным пламенем Такшаки тело,

Как пламя, уже извивалось, блестело,

Уже нечестивец, покинут сознаньем,

Готов был упасть, побежден заклинаньем,

Но Астика вскрикнул с мальчишеским жаром:

«О царь, лишь одним одари меня даром, -

Сожженья обряд прекрати поскорее,

И пусть в это пламя не падают змеи!»

Сказал повелитель, весьма огорченный:

«Огонь да не гаснет, для блага зажженный!

О праведник, просьба твоя тяжела мне.

Возьми серебро, драгоценные камни,

Тебе, может, золота множество надо,

Священных коров я отдам тебе стадо,

Но только для змей ты не требуй прощенья,

Не требуй святого огня прекращенья!»

Слова мальчугана в ответ зазвенели:

«О царь, золотых не хочу я изделий,

Камней, серебра и коров мне не надо,

Хочу одного: прекращенья обряда.

Ты видишь: заклятьям всесильным подвластны,

Уже устремляются в пламень ужасный

Не только убийцы, лжецы, лиходеи,

Но также и добрые, честные змеи».

Взглянули жрецы и властитель державы,

Увидели: змеи - двуглавы, треглавы,

Одни - о семи головах, а другие -

Безглавые, пестрые кольца тугие,

Одни - словно гордые горные цепи,

А те - словно долгие, душные степи,

Свиваясь хвостами, сплетаясь телами,

Шипя, низвергались в безгрешное пламя.

Различны они становились в несчастье,

Пылающий яд источали их пасти,

Пылал он, вливаясь в огонь справедливый,

Где меркли горящего яда извивы.

За этими гнусными змеями следом,

За сыном отец и внучонок за дедом -

Невинные змеи стекались в печали,

Лишенные жала, гореть начинали!

А в воздухе ясном над жаркой равниной,

Над этой великою смертью змеиной,

Змей Такшака, мучимый страхом сожженья,

Не падая в пламя, повис без движенья.

Хотя беспрерывно лилось возлиянье,

Хотя бушевало святое пыланье,

Хотя он и был у заклятья во власти,

Хотя и стремился он к огненной пасти, -

Застыл он без воли, застыл он в безумье,

И вот властелин погрузился в раздумье.

Спросил он, могучий в деяниях битвы:

«Ужель недостаточны ваши молитвы,

«Ужель недостаточны ваши стремленья,

Чтоб Такшаку ввергнуть в огонь истребленья?»

Сказали жрецы. «Это Астики сила

Падение Такшаки остановила,

«Стой, стой!» - он сказал, повторив троекратно:

Заклятье жреца стало Такшаке внятно.

Боязнь охватила безумного змея,

Он в воздухе ясном застыл, каменея,

Как путник, которому всюду преграда,

Когда он стоит средь коровьего стада.

Сказал Джанамеджая, царства блюститель:

«Друзья мои, местью насытился мститель.

Да будет исполнено Астики слово,

Оно - милосердного дела основа.

Отныне мы змеям даруем прощенье,

Великое мы прекращаем сожженье.

Но в память о пламени, нами зажженном,

Но в память об Астике дваждырожденном,

Который нам путь указал к милосердью, -

Пусть в воздухе ясном, под синею твердью,

Змей Такшака злобный до сумрака стынет,

Пока его ветер полночный не сдвинет!»

Когда раздалось повеленье владыки,

Восторга и счастья послышались клики,

Послышались громкие рукоплесканья

Всего озаренного благом собранья.

Жрецы, насладившись деянием правым,

Огонь прекратили согласно уставам.

Сказали: «Ты, Астика, твердый в решенье,

Свершил величайшее в мире свершенье,

Свершенье любви, милосердия, блага,

И в этом и сила твоя и отвага,

Ты - Астика, ты - Существующий Вечно,

Затем, что свершенье твое - человечно!»

Все были довольны: жрецы, и правитель,

И Астика праведный, змей избавитель.

Пришел он домой, завершив свое дело.

Змеиное племя теперь поредело.

Объятые страхом легли, цепенея,

Вкруг Васуки - скорбного, дряхлого змея.

Пришел избавитель, настало волненье,

И радость разрушила оцепененье.

Подвижника Васуки мудрый восславил:

«О ты, кто от гибели близких избавил,

О ты, кто пришел, чтобы кончилась кара, -

Скажи нам, какого желаешь ты дара?»

Подвижник ответил такими словами:

«Хочу я, чтоб страха не знали пред вами.

Хочу, чтобы в память о радостном чуде

Познали веселье великое люди.

Да будет в сердцах человечьих отрада

И пусть не боятся змеиного яда!»

Ответили Астике змеи согласно:

«О праведник, то, что сказал ты, прекрасно.

Пусть люди запомнят одно изреченье

И скажут потомкам своим в поученье.

Кто скажет заклятье, тот станет сильнее,

Чем самые злые, кусливые змеи:

«Подвижник с душою, для блага раскрытой,

Да будет мне Астика верной защитой,

Несчастных, страдающих друг постоянный,

Да будет мне Астика верной охраной,

Он - Астика, он - Существующий Вечно,

Затем, что деянье его - человечно!»

О добрые люди, пусть этим рассказом

Насытятся чистое сердце и разум.

Кто выслушал этот рассказ от начала,

Не будет бояться змеиного жала.

Начнем его снова рассказывать людям

И страха пред змеями ведать не будем.

Сожжения змей вы прочли описанье,

На этом кончается наше сказанье.

РАМАЯНА

КНИГА ПЕРВАЯ. ДЕТСТВО

Святой подвижник Вальмики, красноречивейший из людей, просит всеведущего Нараду назвать безупречного мужа, самого отважного и добродетельного, прекрасного ликом, стройного статью и умудренного знаньями.

Нарада рассказывает ему о сыне царя Дашаратхи, доблестном Раме из рода Икшваку. Он призывает Вальмики восславить жизнь и подвиги витязя в мерных стихах песнопения, смысл которого был бы внятен всем живущим.

Они расстаются. Задумавшийся Вальмики медленно прогуливается, сопутствуемый учеником. Внезапно он замечает двух куликов-краунча. Они предаются любви и не видят, что к ним подкрался охотник. Краунча-самец падает наземь, убитый стрелой. Его подруга горестно кричит. Вальмики потрясен. Он проклинает охотника, и... слова проклятия оказываются мерными строками стихов.

Немного спустя Вальмики сознает, что случай исторг из его сердца неведомый прежде размер песнопения - шлоку.

Неожиданно Вальмики является бог-творец Брахма. По его слову, песнопенье о Раме должно быть создано размером шлоки.

Следуя веленью Брахмы и разуменью собственного сердца, Вальмики слагает эту прекраснейшую из поэм.