Махабхарата. Рамаяна - Коллектив авторов

И только добра совершал он деянья.

У мудрого было огромное тело,

Но, предан посту и молитвам всецело,

Уменьшил он тело, большое вначале, -

За это его Джараткару прозвали:

Ты, «Джара» услышав, - скажи: уменьшенье,

А «Кару» - суровость, суровость в решенье.

В обете суров, он удерживал семя.

Он с радостью нес непомерное бремя.

Покажется тяжким - он бремя утроит,

Где вечер застигнет - там ложе устроит.

В болотах лежал, по оврагам, в ухабах,

Свой подвиг свершал, непосильный для слабых,

В священных стихах обретал вдохновенье,

В священных местах совершал омовенье,

Ища совершенства, по свету скитался,

Одним только воздухом странник питался,

Он чахнул, сося только листики с ветки...

Однажды подвижнику встретились предки.

К виране-траве прикрепленные, в яме

Висели те праотцы вниз головами.

От стебля одно волокно лишь осталось,

Которым спокойная крыса питалась.

Приблизившись к праотцам с видом печальным,

Он молвил беспомощным, многострадальным:

«Вы держитесь только за слабый и рваный,

Изглоданный крысою стебель вираны.

Сгрызет его крыса, что сбудется с вами,

О в яме висящие вниз головами?

Скажите мне: кто вы? Ответьте, как другу,

Какую могу оказать вам услугу?

Могу ли спасти вас от бедствий, от бездны?

Да будут молитвы мои вам полезны!

Чтоб вызволить вас - мне поверьте, как сыну, -

Отдам своих подвигов треть, половину!»

Ответили предки: «Подвижник блаженный,

Быть может, поступки твои совершенны,

Быть может, спасенье несчастным несешь ты,

Но с помощью подвигов нас не спасешь ты,

На поприще этом и мы подвизались,

Но мы без потомства, увы, оказались,

Поэтому горя познали мы жгучесть,

О мудрый, чья блещет великая участь!

С тех пор как над бездною адской повисли,

Утратили мы озарение мысли,

Тебя мы не можем узнать, но недаром

Скорбящим сочувствуешь с болью и жаром:

Достоин ты славы, любви, почитанья

За то, что исполнился к нам состраданья.

Услышь угнетенных мученья и стоны,

Узнай же ты, кто мы, о дваждырожденпый!

Когда-то монахи, святые скитальцы,

Ты видишь, мы жалкие ныне страдальцы.

Умеренны в пище, не ведая крова,

Мы строгий обет соблюдали сурово,

Но так как мы не дали миру потомства,

То с бездною адской свели мы знакомство.

Добро мы творили, забыв о досуге,

Не полностью наши иссякли заслуги,

Осталось у нас лишь одно волоконце,

Еще не совсем нас покинуло солнце,

Но стебель порвется - мы рухнем в потемки,

Затем что от нас не родились потомки.

У нашего рода, что прежде был громок,

Есть, правда, единственный в мире потомок,

Мудрец Джараткару, великий подвижник,

Хранитель преданий, отшельник и книжник.

Несчастный живет, не питая желанья,

Усердно блюдет он обет воздержанья,

Не зная любви, наслаждений взаимных,

Зато разбираясь в молитвах и гимнах.

Великий душою, бичует он тело,

Духовным делам предаваясь всецело.

Хотя и огромны святого заслуги,

У жалкого нет ни детей, ни супруги.

Он к подвигам, он к воздержанию жаден,

Поэтому жребий отцов безотраден.

В его голове - только глупые бредни,

Поэтому он в нашем роде - последний.

А мы, из-за глупого родича, в яме

Повисли, унылые, вниз головами.

Быть может, ты встретишь его на дороге,

Тогда ты скажи ему: «Праведник строгий,

Отшельник, мудрец, чьи достоинства редки!

На стебле вираны висят твои предки.

От стебля осталась им самая малость,

И ты - эта малость, что предкам осталась.

Как можешь ты предкам являть вероломство?

Супругу возьми, чтоб оставить потомство!»

На стебле вираны висим, не виновны.

Тот стебель непрочный - наш ствол родословный.

Изгрызана крысой вирана-растенье,

То - временем съедено все поколенье.

Висим на одном волоконце до срока, -

На сыне висим, что живет одиноко.

А крыса, которую видишь ты в яме,

То - время, что властно от века над нами.

Оно Джараткару съедает неспешно,

А тот, возомнив, что живет он безгрешно,

Гордясь, что обет соблюдает сурово,

Идет, отрешенный от горя людского.

Смотри, как бесчувственен, как малодушен

Мудрец, что одним лишь уставам послушен!

Нам подвигов мужа святого не надо,

Не ими спасемся от страшного ада!

О путник, услышал ты наше стенанье.

Разрушено временем наше сознанье,

Мы терпим душевные муки, болезни,

Как грешники, мы устремляемся к бездне.

Но будет и правнук наш временем скошен,

Как праотцы, в бездну мучения брошен.

Пойми ты, что подвиги, жертв приношенье,

Преданий, молений святых изученье,

Твое устремленье к делам превосходным -

Ничто, если ты оказался бесплодным!

Тебе говорим, как надежному другу:

Скажи Джараткару, чтоб взял он супругу,

Чтоб нам он помог, сострадания полон,

Чтоб с милой женой сыновей произвел он!»

Сказал Джараткару в тоске безутешной:

«Я - сам Джараткару, я правнук ваш грешный.

Я делал дурное, умом недалекий.

Меня вы подвергните каре жестокой!»

Воскликнули праотцы: «Славой богатый,

Скажи, почему ты живешь неженатый?»

Сказал Джараткару: «Я думал, о деды,

Путем воздержанья добиться победы.

Грехов уменьшенье, суровость в решенье -

Вот имя мое, вот мое назначенье.

Не мне, у которого нет достоянья,

Жену содержать - и просить подаянья.

В душе моей мысль утвердилась такая:

Невинности твердый обет соблюдая,

Себя от греха наслажденья избавлю

И тело свое в небеса переправлю.

Но ваши увидел я тяжкие беды,

Теперь прекращу воздержанье, о деды.

Угодное вам совершу, без сомненья:

Женюсь я для вашего, деды, спасенья.

Но знайте: для подвигов трудных рожденный,

Возьму лишь одну соименницу в жены.

Да будет мне имя ее в утешенье:

Грехов уменьшенье, суровость в решенье.

Пускай мне дадут ее как подаянье,

Я сам содержать ее не в состоянье.

Как только найдется такая девица,

Что лептою стать для меня согласится, -

Возьму ее в жены, но только такую,

И знайте: отвергну любую другую».

Промолвил он праотцам твердое слово,

Простился, и начал он странствовать снова.

Не мог отыскать себе девушку в жены

Затем, что состарился дваждырожденный.

В отчаянье впал он от долгих блужданий.

Он в лес удалился для громких рыданий:

«О вы, что недвижны, о вы, что подвижны,

И те, что сокрыты, уму непостижны,

И те, что увидели солнце впервые, -

Услышьте мой голос, о твари живые!

Я - бедный отшельник, суровый в обете,

Скитаясь, давно пребываю на свете.

Себе воздержанье избрал я оплотом,

Но предки мои, истомленные гнетом,

Велят мне: «Женись, чтобы чистая дева

Продлила с тобой родословное древо».

Скитаньям не зная предела и края,

Приятное праотцам сделать желая,

Брожу я по свету, надеясь жениться,

Но только такая нужна мне девица,

Что будет мне выдана как подаянье,

Затем, что живу я в посте, в покаянье.

Подвижные твари, недвижные твари!

Когда о подобном услышите даре,

О девушке, стать подаяньем готовой

Несчастному нищему с долей суровой,

Которому брак против воли навязан,

Который ее содержать не обязан,