Тучи идут на ветер - Владимир Васильевич Карпенко

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

К вечеру рассосала заря сплошную наволочь туч. На церкви засиял крест — свет ножом полоснул купол. Борис глядел на огненно-колючий закат, а думки его были в другом месте. Внес Муську в хату. С наслаждением пил свежую воду — Пелагея успела сбегать к колодцу.

— Не ждите вечерять… Братва в карты кликала.

В воротцах столкнулся с Красносельским.

— Так и не впустишь?

— А я до Степаниды разогнался… Входи, какой спрос.

Присел Петр на завалинку; принимая кисет, нарушил неловкое молчание:

— Ты, служба, не удивляйся… Хотелось поговорить один на один.

— Послушаю… Давеча показался не дюже из говорливых. Чего ж на холоде? Бабы мои не помешают.

— Покурим на воле…

Улеглись вечерние голоса хутора. Худоба напоена, птица накормлена, заперта в катухах. Синие сумерки, густо пропахшие кизячным дымом, мягко кутали сады и плетни; прибавилось огоньков.

— Рана ноет.

— К перемене. Ветерок задувает с теплого края. Навалит к свету снегу.

— Чудная зима у вас. До рождества давил мороз. А все праздники теплынь, как осенью, хоть скотину выгоняй.

— Море близко… Сам-то, слыхал, царицынский. Не шибко далеко вроде…

— С батьком в ладах живешь? — спросил Петр, сменив вдруг разговор. — Землянка, гляжу…

— Зато своя. Ни клятый, ни мятый. А с батьком нечего делиться — моей доли в его хозяйстве нету.

У калитки кто-то возится — не найдет вертушку. «Из чужих… — подумал Борис, взглядываясь. — Нет — брательник». Одинаковым со всеми делали шинель и шапка.

— Ларион? Забыл, как в родную хату попасть?

— Тут забудешь… Не один ты, братушка…

Возбуждение брата удивило Бориса. Новости из Веселого. Постороннего стесняется. Что может быть? Мачеха делилась слухами о событиях в Новочеркасске…

— Выкладывай, не таись.

— В Багаевской офицеры появились… Новочеркасск захватили красные.

— Слыхал брехню такую.

— Не брехня, — отозвался Красносельский.

С этой вестью шел. Что еще у него? С глазу на глаз говорят не пустое. Заметив, брат садится, выпроводил:

— Ты, Ларион, ступай до бабки Степаниды. Хлопцы там… Мы погодя подойдем.

Надоело и самому Красносельскому петлять по закрайку. Не дождавшись, покуда младший Думенко свернул в проулок, заговорил:

— Новочеркасск и Ростов в самом деле взяты революционными войсками. Атаман Назаров арестован. Власть на Дону в руках Военно-революционного комитета.

— Эка, сведения, — усмехнулся Борис, все еще не одолевший внутренний натянутости к этому человеку. — Проводов в хутор нету…

— Я ночью из Торговой. Сведения самые достоверные — по телеграфу. В Великокняжеской тоже изгнали окружного атамана. Готовятся к съезду… выбирать Советы.

— Вон куда уже… Де-ела.

— Борьба за Новочеркасск и Ростов может возобновиться. На Дон сбежались тысячи офицеров и генералов. В Ольгинской Корнилов сбивает войска. Донская контрреволюция пытается поднять богатых станичников. Недаром в Багаевской объявились офицерские части. И в нашем хуторе немало таких, кто готов сесть в боевое седло. Старики — поголовно, наполовину и фронтовики.

— Меня до каких причисляешь?

Петр не обратил внимания на его усмешку.

— Великокняжевцы создают партизанский отряд. Скликают добровольцев, фронтовиков, молодежь. За Ма-ничем такие отряды уже есть в Платовской, Большой Орловке, Большой Мартыновке… А в наших станицах нет. Поезжай до самого Новочеркасска. Затем и пришел… Посоветоваться.

— Не знаю, чем могу… Я не большевик.

— Но Советы, думаю, тебе не чужды. Или устраивает атаман?

— Думаешь, артиллерия, ты натурально… — Борис хлопнул перчатками в колено. — А вопросы ставишь глупые. Из давнишних казачинцев никто бы такого у меня не спросил.

— Не обижайся. Другой раз в глаза видим друг друга.

— А чего зря болтать? Атамана я со спокойной совестью… Винтовка моя в порядке.

— Гм, сагитировал…

— Видал таких агитаторов. Были на батарее. Не бойсь, не докладывал по начальству, а службу спрашивал.

Петр поднялся.

— Что ж… по рукам, Думенко. За тобой пойдут. Особенно ребятня. Завтра созовем набатом хутор. Пусть избирают Советскую власть.

Рукопожатие получилось крепким.

Ветер трепал полы шинели, спутывая ноги, мешал идти, вырывал из цигарки искорки и уносил в свинцовую мглу. Крупа больно секла лицо.

К бабке Степаниде можно было попасть напрямки, огородами, но Борис нарочно пошел через плац: захотелось обдумать, поставить все на свои места. Поэтому отправил и Красносельского: иди,