Академия (СИ) - Бутырская Наталья

Идущий ткнул в халупу рукой и сказал:

— Сначала — чинить, — и ушёл. Удивительно проходит практика в Академии Син Шидай: нас бросают в новые условия, и пусть каждый выплывает, как хочет.

Но, к счастью, куратор всё же озвучил проблему старосте, так как через какое-то время к нам подошли несколько человек, в основном, местная молодежь. Они притащили нам ведра с влажной глиной, и Тедань с тремя парнями сразу же принялись заделывать щели в стенах. Наши девочки вычищали дом изнутри, выметали осыпавшуюся с крыши солому, заклеивали бумагой окна.

Только к ночи мы привели дом в порядок, закрыли дыры, переложили крышу и соорудили лежанки. В огненный камень все влили Ки, и потихоньку начало теплеть. Девушки отгородили себе уголок в конце дома и завесили его заранее прихваченным полотном, а парни расселись на полу, подстелив плоские матрасы, и загалдели. Тедань громко вспоминал истории из военной практики, заглушая остальных, и хохотал, прочие тоже от него не отставали. Говорят, что совместные трудности объединяют, и Южный округ благодаря потешным боям сплотился как никогда. На будущих турнирах в Академии мы точно победим западников и восточников!

Идущий к истоку не остался с нами, а сразу ушел в дом безмужней женщины с двумя детьми. Ребята говорили, что он, видать, познакомился с ней на предыдущих практиках, так и прикипел к ней душой. Возможно, после нашей отработки он и вовсе поселится тут, женится на ней и будет крестьянствовать. Ну, или заберет ее с детьми в Академию, — такой вариант тоже промелькивал.

Как и предупреждал староста, нам пришлось тяжелее, чем предыдущим группам. Те, в основном, помогали с ремонтом и скотиной: вычищали загоны, меняли подстилки. У них оставалось много свободного времени, поэтому они могли устраивать бои снежками с местной молодежью, развлекаться и заниматься своими делами.

Нас же со второго дня отправили работать в поля. Там, где земля немного подсохла, девушки убирали будыли, оставшиеся с осени, а мы пахали на быках и вручную рыхлили землю.

Сначала крестьяне смотрели с недоверием на то, как мы работаем, а Уко и вовсе вызывала у них панический ужас своей прической. Девушкам открыто запрещали смотреть на Уко и разговаривать с ней, зато парни недвусмысленно предлагали пройти с ними в овин. Яну пришлось даже пару раз подраться, чтобы объяснить, что короткие волосы ещё не означают доступность девушки.

Уко порывалась сама расправиться с ними, с кнутом она не расставалась ни днем, ни ночью, но мы смогли ее убедить, что ничего хорошего из этого не выйдет. Тут не поняли бы такого поведения у девушки и могли выпороть за излишнее своеволие.

Жаль, что основные земли у этой деревни находились в низинах, там снег таял дольше, и местами вода не уходила в почву. Когда староста отвел нас на поля подальше, мы сначала даже не поняли, что здесь собираются что-либо сажать: черная мутная вода мрачно отражала облака и наши удивленные лица. Оказывается, каждую весну крестьяне рыли небольшие каналы для отведения воды, которые потом засыпались. Зато в засушливые годы эти участки спасали жизнь всей деревне.

Я стоял по колено в воде и рыл канал. Ноги сводило судорогой от холода, порой я чувствовал, как что-то ползет по ступне, рывком вытаскивал ногу, разбрызгивая грязь, и продолжал копать. Мы до ушей перепачкались, и отличить одного от другого было почти невозможно: одни и те же пятнистые лица, широкополые шляпы, сплетенные из старой соломы, и замызганные одежды. Я вел линию канала, окапывая общее направление, которое за мной углубляли остальные.

Вокруг хлюпало, негромко ругались студенты, то и дело комки грязи с плеском срывались обратно в воду. Еще один рывок. Жирный шмат земли шлепнулся позади.

— Ты совсем глухой? — раздался резкий женский голос под ухом. Я дернулся и неловко развернулся, чуть не задев тяпкой девушку. — Уводи канал вон туда, иначе вода не уйдет.

К этому времени мы прожили в деревне уже неделю и привыкли, что местные девушки обходят нас стороной, наклоняя голову так, что невозможно разглядеть даже кончик носа, не говоря уже про глаза. Но эта смотрела прямо на меня, нахмурив брови.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она не была красоткой, скорее миловидной. Ее по-крестьянски широкое и плоское лицо слегка смягчал плавный изгиб бровей, широкий нос казался не слишком крупным, но дело было не в этом. Не знаю, что именно: то ли слегка опущенные уголки глаз, то ли линия губ, то ли немного выступающий подбородок вдруг напомнили мне о маме. И на меня нахлынули полузабытые воспоминания: запах жареной репы, мамин тихий голос, рассказывающий об очередных приключениях знаменитого героя Деньночь, у которого одна половина лица была темная, а другая — светлая; ощущение уюта, тепла и защищенности.

— Ты слышал, что я сказала? — повторила она.

— Да, рыть в ту сторону. Но зачем? Это же в два раза длиннее!

Она вздохнула и принялась объяснять так, словно я был ребенком:

— Если продолжишь, впереди будет холмик. Маленький. Его отсюда не видно, но вода не сможет уйти. Надо уходить туда. Там будет спуск. Понял?

Я же не мог отвести взгляда с ее лица, такого серьезного и немного грустного.

— Понял?

Дождавшись моего кивка, она поправила шляпу, закрывая лоб, и ушла обратно в деревню. Ребята, конечно, не обрадовались удлинению маршрута, но к вечеру, когда канал был закончен, мы торжественно сломали тонкую перегородку, сдерживающую воду, и с восторгом смотрели на стремительный поток, весело журчавший по выкопанному нами пути.

Я никак не мог забыть ту девушку, что помогла нам советом.

Не раз я пытался угадать, которая из фигурок, торопливо пробегающих мимо нашего дома, была ею. Но мешковатые одежды, низко надвинутые шляпы и лица, всё время смотрящие в пол, не позволяли угадать даже пол и возраст человека, не говоря уже о большем.

Пару раз мне казалось, что я узнал ее, но потом слышал из-под шляпы старческий голос или мужскую хрипотцу. Ребята даже начали надо мной подшучивать, тыкали в очередную фигурку и предлагали устроить с ней встречу наедине.

Впервые я позавидовал Яну и Уко, которые могли свободно общаться, проводить время вместе, держаться за руки, хоть и видел, как нелегко приходилось Яну поначалу. Он выдержал и недоверие Уко, и презрение со стороны благородных, был период, когда с ним вообще никто, кроме меня и Теданя, не разговаривал. Отношение к нему изменилось лишь на военной практике, хотя, возможно, повлияло и то, что знатные ребята примерили на себя одежду слуг.

Через несколько дней безуспешных поисков я начал сомневаться в том, что вообще видел ее. Может, и не было никакой девушки? Может, мне она просто привиделась? Или стояние в ледяной воде так повлияло на меня, что я принял обычную женщину за ту печальную красавицу?

Крестьянский труд был очень тяжел. Нас посылали на самые сложные участки с еще непросохшей землей. Когда я поднимал тяпку, казалось, что вместе с ней я поднимал и половину поля, что налипала сверху. Сами крестьяне трудились в стороне, каждый на своем участке по мере готовности земли.

Идущий к истоку не вмешивался в нашу работу и сам пахал вместе с местными жителями, только на землях той женщины, у которой жил. Не знаю, как было с другими группами, но к нам он приходил всего пару раз. После полученных уроков на предыдущих практиках мы не доставляли хлопот. Первая научила нас смирению, вторая — дисциплине. Чему должна была научить эта, я пока не понимал.

Тедань как-то не выдержал и спросил старосту, зачем мы пашем сырую землю, что ещё не готова к посеву, и тот нам подробно всё объяснил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Согласно закону, помимо налога в виде урожая и Ки мужчины должны отработать пятьдесят дней в году на государство. Горожане обычно трудились на стройках, улучшали дороги или обрабатывали строительные материалы, а крестьяне порой толком не могли вспахать свои поля вовремя, так как староста принуждал их в самую страду отдавать долг на общественных землях.

Мы работали на общественных полях, тем самым облегчая жизнь крестьянам. И нашу помощь, как мы поняли, записывали в оплату трудодней местных крестьян, позволяя хоть как-то улучшить им жизнь. Староста торопился со вспашкой земель, пока была возможность использовать дармовой труд, ведь скоро мы должны были уехать.