Великий понедельник. Роман-искушение - Юрий Вяземский

Никто не смотрел на Малого – все на Петра смотрели. А тот, бросив взгляд на Иисуса, словно ожегшись, тотчас отвел глаза в сторону, прищурился и хрипло заговорил:

– Помните бурю на море, когда мы сели в лодку и поплыли из Капернаума в Гергесу? Помните, ночь была и море кипело, как при землетрясении? Ни до, ни после я никогда таких волн не видел. Мы то падали, то взлетали, как будто под нами открывалась пропасть и мы в нее падали… И ветер был жуткий! Ни я, ни Андрей не могли устоять на ногах. Все лежали на дне, уцепившись за скамьи… А Он, когда Его разбудили, встал на высокой корме, словно не было для Него ни ветра, ни волн! У нас бороды прижало к шее и волосы залепляли лицо. У кого-то из нас, я помню, ветром сорвало и выбросило за борт верхнюю одежду. А Он стоял во весь рост, и ни один волосок на его голове не шевельнулся… И очень тихо сказал, хотя все мы слышали Его слова, а Андрей мне потом говорил, что от Его слов у него уши заложило, – тихо так приказал: «Умолкни, перестань…» И ветер тут же умолк, и волны исчезли, и сделалась великая тишина и великий покой на море, так что звезды отразились в воде… Он эту силу сегодня снова явил! – решительно заключил Петр.

– Мы тоже теперь сила, – вмешался в разговор Симон Зилот. – Ты нас так мудро и правильно организовал, что все нас боятся. Видел, как в ужасе побежали от нас погонщики и торговцы скотом, как менялы в страхе складывали столики и сгребали монеты? Никто из стражников не посмел вмешаться, хотя их много в Храме и они вооружены ножами и копьями. И змеи и скорпионы – ты знаешь о ком я говорю! – тут же уползли подобру-поздорову: кто – во Двор женщин и дальше в Святилище, а кто – вон из Храма. И я сначала подумал: за подмогой. Но мы уже долго здесь ждем, и пока никто из силы вражьей не появился… Нас много! Мы сплочены! За нами стоит народ! Только безумец посмеет оказать нам сопротивление!

– Не то говоришь, Зилот, не то, – сурово покачал головой Петр. Но Малый, стоявший у него за спиной, вдруг радостно воскликнул:

– Теперь он как раз правильно говорит. «Не то» он нес раньше, когда предлагал нам всем уйти и не участвовать в Грозном Суде.

А тут еще маленький пестроодетый Фаддей, которого до этого шатало и носило за спинами у сидевших и стоявших, вдруг сзади налетел на Андрея, отскочил от него, толкнул Иакова Малого и, протиснувшись между двумя апостолами, протянув руку и выставив вперед палец с длинным ногтем, так громко закричал-зашипел, что Петр с досадой отдернул в сторону голову, а Иаков рукой прикрыл правое ухо.

– Видели? Видели?! Он поднял с земли веревки и сделал из них плеть! Я сразу узнал ее! Это Плеть Силы и Власти! Парфяне называют ее Плетью Послушания. В Видевдате про нее говорится: «Три сотни ударов пусть будет нанесено конской плетью еретику и нечестивцу, три сотни ударов Плетью Послушания, чтобы очистился и вернулся на путь истинный…» В этой плети – вся сила! И всякий грех от нее бежит, как от огня!

Апостолы молчали, как будто оглушенные. И первым возразил Фома:

– Никакой плети я не видел в руках у Иисуса. И вообще я не видел, чтобы Он кого-нибудь ударил.

– Я тоже не видел, чтобы ударил. Но плеть была! – настаивал Фаддей. – Он сделал ее из веревок, которыми стреноживают волов и овец, – они валялись на полу.

Петр вновь дернул головой и сурово наморщил лоб. И тотчас Зилот взял Фаддея за руку и отвел в сторону.

А Петр сказал, обращаясь к Иакову, сыну Зеведея:

– Я не о той силе говорю, о которой сказал Зилот и которую уже успел придумать Фаддей. Плетью ветра не перешибешь, и даже если весь народ иудейский двинется на море Галилейское, волны на нем не успокоятся… Ты понимаешь, о чем я хочу сказать?

– В который раз говорю тебе, что я не называю это силой, а называю состраданием, великим и всемирным сочувствием, на которое только Господь наш способен, – ответил Иаков.

Петр ненадолго задумался, почесал в курчавой своей бородке и сказал еще более решительно:

– А разве это всемирное сочувствие, о котором ты говоришь, разве оно – не сила?

– Я слово «сила» по отношению к Учителю не принимаю и не могу принять. Потому что сила, какая бы она ни была, всегда подавляет, подчиняет и, значит, оскорбляет и унижает человека.

Петр вновь потрепал шкиперскую бородку. А потом, хитро прищурившись, спросил:

– А вот сейчас в храме… Он кому сострадал – торговцам?

Иаков молчал. А вместо него заговорил стоявший у него за спиной Андрей:

– Кажется мне, что на одну важную деталь вы, братья, внимания не обратили. Иисус сказал: «Дом Мой домом молитвы наречется для всех народов».

– Не понял, – сказал Петр и снизу вверх сурово глянул на брата.

– «Для всех народов» – таких слов Он не говорил и не мог сказать, – решительно заявил Малый.

– Говорил, я сам слышал, – настаивал Андрей. – Но если даже не говорил, то вполне мог иметь в виду.

– Что ты несешь: «Не говорил, но мог иметь в виду»?! – воскликнул Малый. – Кто ты такой, чтобы знать, что имел в виду Пророк, когда он об этом даже не говорил?!

Андрей ничего ему не ответил, а лишь укоризненно глянул с высоты своей силы и своего роста на мелкого и дерзкого.

А Петр обернулся и строго сказал:

– Иаков Алфеев, выбирай выражения! Ты уже второй раз какое-то странное слово выкрикиваешь. «Несут» поклажу и вещи. А люди, когда разговаривают, не «несут», а обмениваются мнениями. А кто он такой, я могу тебе ответить. Андрей он, брат мне и «первый ученик» Иисуса Христа. И ты – «первый ученик» Его. И я – «первый ученик» Сына Человеческого. И все мы братья между собой.

– Прости. Прости, Андрей, – поспешно произнес Иаков Малый, пожалуй, слишком скоропалительно для настоящего извинения.

Андрей тоже поспешил извиниться:

– Прости меня, брат, если смутил тебя своим замечанием. Но, помнишь, у пророка Исайи есть примерно такие слова: «И сыновей иноплеменников, приходящих к Господу, чтобы служить Ему и любить Его, Я приведу на святую гору Мою, и обрадую их в доме Моем, и жертвы их будут приняты на жертвеннике в храме, ибо дом Мой назовется домом молитвы для всех народов…» За все слова не ручаюсь, но за последние – запросто, я их очень хорошо запомнил: «…домом молитвы для всех народов…» «Для всех народов» – значит и для язычников.

– Решительно не согласен, – тут же объявил Малый. – «Для всех народов» означает для всех иудеев, разбросанных по разным странам. Именно их соберет в дом свой Господь, когда придет Мессия и объявит День Господень. Об этом тысячу раз говорится и у Исайи, и у Михея, и у Захарии, и в псалмах Соломона, и в завещании Асира.

– А что ты вдруг вспомнил о язычниках? – с интересом спросил Петр Андрея.

– Да вот, вы с Иаковом заговорили о том, кому мог сострадать Иисус, выгоняя из Храма менял и торговцев… И я подумал: наверно, язычникам… Много их приходит в Храм Божий, особенно на праздники. Некоторые из них, что бы там ни говорили, вполне благочестивые люди. Тянутся к Господу и веруют в Него, хотя еще не крестились и не обрезались… Помните, целая делегация вчера подошла к Иисусу и Он, если не специально для них, то в их присутствии, прочел чудесную проповедь?.. Я потом беседовал с ними. Они из разных стран прибыли, некоторые издалека. Они давно мечтали о том, чтобы посетить Иерусалим, повидать Храм и принять истинную веру… Сегодня они снова пришли и, я видел, пытались молиться. Но разве можно молиться среди этого шума и гвалта, криков и ругани? Мы забываем об этом, потому что сами молимся за двумя стенами отсюда, во Дворе израильтян. Там тоже шумно, но, конечно, не так, как здесь, во Дворе язычников. Здесь не то что молиться – голоса друга своего не услышишь, если отойдешь от него на несколько шагов. Шум и зловоние. Некоторые кричат на них, как на прокаженных, и даже палками тычут, чтобы отошли в сторону и уступили дорогу… Я, может быть, не то говорю и говорить это не следует, но давайте вместе подумаем, братья. Со всех концов света в поисках Царства Божия идут к нам люди. Они еще не пришли к Господу, еще не поверили в Него до конца, но уже тянутся, надеются и любят. И чем мы их встречаем? Вместо покоя и благочиния – шумный и грязный хлев. Вместо радостного гостеприимства – тычки и оскорбления. Вместо дома молитвы – вертеп разбойников. Попробуйте, мысленно поставьте себя на место этих несчастных… Разве не унижение? Для нашей собственной веры – в первую очередь…

Андрей замолчал, заметив, что брат его, Петр, обернулся и смотрит на него с желтым гневом в глазах.

– Я что-то не так сказал? – смутился светлокожий великан.

– Все правильно говоришь! – рявкнул в ответ Петр. – И не указал на грех! Действительно никогда не задумывался!

Все так были увлечены спором и разъяснениями Андрея, что не заметили, как через Красные ворота из Двора женщин вышел Иуда и тихо присоединился к апостолам, встав за спиной Фомы Близнеца. И видно было, что он не особенно следит за беседой, а ждет момента заявить что-то свое.