Солнце бессонных - Юлия Колесникова

Я так сильно вцепилась в перила, что заболели руки. Наверное, мое сердцебиение изменилось, он поднял голову и замер. И вдруг посмотрел так, что я показалась себе взмокшей, растрепанной и неловкой. Но Калеб внезапно возник передо мной, что я даже оцепенела при виде его. Я забыла, как он красив, как непостижимо прекрасен. Мое сердце готово было выскочить из груди, когда мы смотрели друг другу в глаза. Он на миг показался пораженным, но первым отвел глаза, и я подумала, что мне это лишь показалось.

Я вымученно улыбнулась, и напомнила себе, что мне все равно. Если переживать из-за того, что он обо мне подумает, то я пропала, если этого еще не случилось.

От него исходил тот же магнетизм, который покорил меня, когда мы впервые встретились. Что-то шевельнулось в моей душе, когда я почувствовала его взгляд. Мне стало жарко. Я была рада возможности не начинать разговор. Мы почти подошли к гостиной, и я побежала вниз по ступенькам, желая его опередить. Калеб поймал меня за руку, останавливая, рассыпая мои надежды, сохранить гордость.

Как я могла еще обманывать себя. Да, я презирала его за тщеславие, и злилась, что не нужна ему, но каждый раз, когда смотрела на него, мое сердце замирало.

И когда наши взгляды встретились, у меня больше не осталось на сей счет сомнений. Я любила его.

Колени подогнулись, и я схватилась за перила, чтобы не упасть. Казалось, его взгляд лишал меня способности двигаться.

— Вы куда? — удивился отец, и его голос заставил меня оторваться от лица Калеба.

Он подозрительно окинул взглядом мою одежду, и едва заметные следы косметики на лице.

— Да вот, решили сбегать на дискотеку, покурить травы, может наркотиков где-нибудь раздобудем, в этаком злачном местечке позади дома сестер Стоутон, а лучше всего запьем все это виски. Может, составите нам компанию? — я начинала волноваться, а когда я волнуюсь, то начинаю шутить, смеяться и нести чушь.

— Очень смешно юная леди. Могла бы просто сказать, что идете гулять, — Терцо снисходительно погладил меня в голове, и я пропустила мимо ушей самодовольные нотки в его голосе. Он, конечно же, как и Самюель решил, что у нас с Калебом свидание. Или, что более вероятно, именно Самюель и навела его на эту мысль. — Только надеюсь, не нужно тебе напоминать, что в твоем положении…

— Сна нужно больше. Да, да, я помню, — не дала я договорить ему. Когда он разговаривал со мной, как со своими студентами, я начинала беситься.

— Хорошо, — смирился он с тем, что я не хочу выслушивать его наставления. Он и так прекрасно знал, что я достаточно разумна, и меня необязательно поучать постоянно. Возможно, для него я слишком быстро выросла.

Грем наблюдал за нами с восхищением. Я знала, что его дочь Анна, уже умерла, а внуков, он не мог видеть. Может потому что боялся, повторить ошибку жены? Или потому что слишком много времени прошло? Тяжело возвращаться к прошлой жизни. Потому я и не понимала его отчаянных попыток найти Патрицию. Несомненно, она уже не та его жена, каковой он помнил ее. Почему бы ему не начать жизнь, где будет место только для воспоминаний о ней? Может у него что-нибудь получилось с Евой?

Я последовала за молчаливым Калебом с опаской. Мне не понятна была сцена на лестнице и этот его галантный жест, подать мне руку. Я даже не заметила, когда он отпустил мою кисть и спрятал руки в карманах стеганой куртки.

Воздух на улице был холодным, и я первым делом поспешила к машине, но Калеб остановил меня резким движением руки.

— Ты куда? — усмехнулся он. Его глаза, ничего не выражали, но я чувствовала, что он веселиться, видя мое недоумение.

— А куда мы с тобой собрались, — фыркнула я, вырывая руку.

По его лицу я поняла, что ему не понравилось то, как я резко повела себя, и он как обычно спрятал руки. Мне стало одновременно обидно за себя и жалко его. Он выглядел таким…несчастным что ли. Хотелось подойти и обнять его, и больше не отпускать. Ирония судьбы — смертная девушка, хочет утешить вампира. Как жертва, жалеющая охотника. Да, кажется, у меня полностью пропало чувство самосохранения. Я читала о подобном, и называлось оно Стокгольмский синдром, когда пленники, жалели своих похитителей. В данном случае, Калеб похитил мое сердце, все остальное ему было не нужно. Однако неприятно осознавать, что ты не нужна человеку, которого любишь. Наша непонятная дружба, была мне как насмешка.

— Я имею ввиду, что твою машину, как и мою, запомнят все, если что-то пойдет не так.

— И что ты предлагаешь? — не понимала я. Не идти же нам по такому холоду несколько миль до школы пешком. С моей ношей это было бы затруднительно.

— Вообще-то свою скромную персону, — он развел руками, будто бы предлагая себя на осмотр. Я преувеличено долго и внимательно провела глазами, начиная с головы и заканчивая кроссовками.

— Ну, попа у тебя, конечно, ничего, да и личико тоже смазливое, а вот как это поможет… — я ехидно улыбалась, смотря на него, как в другую секунду он уже держал меня на руках и мчался через парк.

Я не могла ничего говорить, только додумалась закрыть глаза, спрятать лицо на его шее и старалась дышать глубже. Такая пробежка не способствовала спокойному пребыванию содержимого моего желудка. Мне наше движение сквозь деревья, напомнило карусель, одну-единственную на которую я решилась сесть, так как очень боялась высоты. Это были простые качели на цепочках, которые раскручиваясь, кружили по кругу, и девочка спереди попросила, чтобы нас закрутили вместе. Я не отказалась, не ожидая, какой ужас ждет меня впереди. Нас поднимало и крутило сильнее других, так как вместе мы были тяжелее, чем остальные. Когда пришло время отпустить ее кресло, мне казалось, сейчас нас оторвет от карусели, и мы улетим далеко-далеко. Я испугалась просто до безумия. Когда карусель остановилась, я мертвой хваткой держалась за цепочки своей качели. Как меня сняли, я не помнила, у меня стояли перед глазами только недовольные лица тех, кто хочет кататься дальше.

Вот и сейчас мне казалось, что если я отпущу Калеба, меня оторвет от него и закинет на несколько десятков метров, по инерции.

Три мили до школы он пробежал быстро, и я чувствовала себя почти хорошо (не смотря на жуткий холод), когда Калеб поставил меня на землю, но еще не отпустил. Прошла минута, прежде чем я поняла, что стою в его объятьях. Мое сердце болезненно сжалось, перед глазами все потемнело. Мне пришлось напомнить себе, что нужно дышать. Как всегда моя гордость не оставляла места для чувств.

— Я пошутила, попа мне не настолько нравиться, чтобы ты мог меня тискать.

— Рад, что у тебя хорошее чувство юмора, — проворчал он и отпустил меня, забирая с собой прохладу своего тела и привычный дивный запах.