Пришелец - Александр Волков

Спутник Бэрга быстро выхватил из-за пояса костяной топорик на длинной рукоятке и, взмахнув им над головой, метнул в Эрниха. Бросок был столь силен и стремителен, что Эрних едва успел отклонить голову, дав топорику бесследно исчезнуть в темном проеме дупла. Он проделал это как бы в полудреме, в то время как в его мозгу густым непрерывным фейерверком вспыхивали и гасли колючие микроскопические искорки, рожденные прикосновениями его взгляда к значкам и зарубкам на широких выпуклых лбах каменных идолов. Но вот его язык сам собой принял странное непривычное положение, рот слегка приоткрылся, и воздух над поляной огласили гортанные щелкающие звуки, означавшие: «Мы — люди племени Золотого Ягуара! Мы приплыли из земель наших предков, и боги жестокой смертью покарают каждого, кто причинит нам зло!» Сказав это, Эрних поднял обе руки и выбросил их перед собой ладонями вниз, исполнив священный жест Верховного Жреца племени кеттов, означавший, что отныне все в его власти.

И спутник Бэрга, уже поднесший к губам тростниковую трубку, начиненную густо оперенной стрелкой, понял это. Он опустил свое легкое воздушное оружие, еще раз внимательно всмотрелся в лицо Эрниха, затем оглядел пленников, брошенных к подножиям каменных истуканов, выхватил нож, быстро шагнул к Янгору и двумя взмахами рассек путы на его руках и ногах, а лежавшие вокруг жертвенного очага шечтли — так звучало на местном наречии название людей племени — стали поднимать головы и поворачивать их туда, где под деревом все так же неподвижно стоял Эрних с выброшенными вперед руками. Он опустил их лишь тогда, когда путы свалились с ног последнего пленника, приземистого жилистого гардара с плоским лицом, покрытым черной сыпью от порохового взрыва.

Только после этого шечтли начали медленно и нерешительно подниматься с земли, опасливо поглядывая то на Эрниха, то на Бэрга.

— Не бойтесь! — на своем кеттском успокаивал их Бэрг, почесывая рысенка за ухом. — Мы не приносим в жертву людей — нашим богам вполне хватает медвежьих и лосиных потрохов!

— Ты не слишком почтительно отзываешься о наших богах! — через всю поляну крикнул Эрних.

— Где они теперь, наши боги? — развел руками Бэрг. — Ты только взгляни на этот лес! На этих хвостатых уродов, прыгающих с ветки на ветку! Разве наши боги могли бы допустить такое?!.

— Но раз все это все-таки существует, значит, наши боги не всесильны, — с улыбкой сказал Эрних, разглядывая буро-зеленого зверька, сидящего на самой макушке каменного истукана и уплетающего какой-то неизвестный плод. Зверек был действительно очень похож на маленького Двана, с такой же плоской, чуть вытянутой к носу мордочкой, любопытными, близко посаженными глазками и длиннопалыми лапками с широкими выпуклыми коготками. Но у Двана не было хвоста, и, кроме того, человек, впервые встретившись с ним, впадал в оцепенение. Кетты считали, что даже тот, кто единожды смотрел Двану в глаза и остался жив, получил от него силу и удачу как на охоте, так и на войне. Но хвостатых зверьков было много; они ловко раскачивались и перебегали в переплетенных над головой кронах, перескакивали с ветки на ветку и лишь легко щекотали кожу бегающими, блестящими от любопытства глазками.

Тем временем шечтли собрали свои барабаны и столпились вокруг Очага, исподлобья разглядывая своих недавних пленников. Огонь угас, и между камнями слабо потрескивали остывающие головни. Эрних подошел к ближнему шечтлю, всмотрелся в темный рисунок янчура на его плоской широкой скуле, а затем выдернул у него из-за пояса нож и острием быстро повторил на твердой гладкой земле хвостатый силуэт с четырьмя лапами и острой вытянутой мордой.

— Где ты видел такого? — медленно спросил Эрних, старательно подбирая и выстраивая в связный ряд щелкающие звуки незнакомого наречия.

Шечтль тряхнул перьями на шлеме, и его ладони быстро замелькали в воздухе перед неподвижным, покрытым глиняными разводами лицом. Глядя, как человек поочередно затыкает себе уши и ноздри, прикрывает рот и глаза, Эрних вспомнил предсказание Унээта о том, что племя кеттов не истребится до тех пор, пока будут жить янчуры. И знаки мелькающих ладоней могли означать лишь одно: янчуры живы, и человек боится разгневать их лишним упоминанием.

«Что ж, — подумал он, — не будем настаивать, ибо все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать!»

— Мы прошли большой путь через океан, — с достоинством сказал Эрних, возвращая шечтлю его нож и отступая на полшага, — многие умерли в дороге! Но их души не оставили нас, потому что не смогли отправиться в Царство Мертвых без воды и пищи! Я все сказал!

Недвижная зеленоватая поверхность воды в чаше внезапно забурлила, запенилась мелкими, как песок, пузырьками и извергла на палубу костяной топор, похожий на плоскую птичью голову с толстым изогнутым клювом. Длинная рукоятка топора была покрыта густой резьбой и оканчивалась кожаной петлей и плотным пучком радужных птичьих перьев. С того момента, как Эрних, склонившись над чашей, вдруг стал бледнеть на глазах у всей команды и в конце концов исчез, как бы слившись с тяжелой, словно окаменевшей поверхностью воды, прошло всего мгновение.

Первым очнулся от шока падре. Он решительно перекрестил поверхность чаши, окунул в нее кисть из конского волоса, покропил водой топор, осторожно взял его в руки и стал внимательно разглядывать полированную поверхность лезвия.

— Что вы там рассматриваете, падре? — спросил Норман. — Если вы ищете отпечатки пальцев дьявола, то их скорее можно обнаружить на рукоятке!

— Нет-нет, — задумчиво сказал падре, не реагируя на насмешку, — этот предмет — дело человеческих рук!

— Если сейчас из этой глиняной плошки на палубу выкатится отрубленная голова, — сказал Норман, — я сам золотыми чернилами впишу ваши слова в корабельный журнал!

Но падре даже не поднял головы, продолжая внимательно рассматривать причудливую резьбу на рукоятке.

— Язычники, — негромко приговаривал он, постукивая твердым ногтем по деревянным узорам, — приносят человеческие жертвы… Поклоняются Солнцу… Культ предков…

— Золото! — прервал его бормотание Норман. — Много ли у них золота?

— Для тех, чьи останки покоятся на дне этой лагуны, его оказалось вполне достаточно, — проговорил падре.

Норман хотел что-то ответить, но тут с кормы раздался крик Люса.

— Плывут! Плывут! — завопил он, размахивая сорванным с головы платком.

Норман быстро перебежал на корму и, припав к борту, стал всматриваться в быстро приближающиеся лодки под зелеными, сшитыми из широких листьев парусами. Люс спрыгнул в отсек под кормовой палубой, направил в сторону зеленой флотилии стволы всех четырех пушек и встал между ними с горящим фитилем в руке.