Иллюзия - Максим Шаттам

в ее взгляде он уловил неодобрение. Сам он едва познакомился с большинством этих людей, и ему еще только предстояло налаживать новые отношения, для нее же после трех лет пребывания с ними бок о бок они стали почти семьей, и она не могла поверить в виновность любого из них. Кстати, в чем конкретно состояла их вина? В плетении гирлянд из лиан, веревок и костей животных? В вырезании, кстати довольно безвкусном, лиц в стволах деревьев? Если в тот вечер, который они провели втроем с Джиной, Лили охотно допускала связь между Страфа и дьяволом, то с тех пор сменила позицию относительно его возможного договора с лукавым. Эта гипотеза уже не работала. Совершенно. Так, просто вечерний бред. Страфа – сумасшедший старик, и за то, что они посмели без разрешения забраться в его дом, он выставил их дураками.

Все это стало омрачать их с Лили отношения, и Юго пошел на попятную. Эта девушка уже слишком много значила для него, и он ни за что не хотел ставить их связь под угрозу из-за того, что зациклился на одной дурацкой мысли. Он должен переключиться на что-то другое.

И все же он отправил Алисе электронное письмо по адресу, найденному в офисе Адель. Попросил подтвердить, что с ней все в порядке.

Сильный ночной дождь в субботу вечером вызвал небольшой оползень у подножия Башни, и Юго предложили в его выходной участвовать в расчистке дороги. На восстановление сил ему отвели понедельник. Лили вместе со стариной Максом натирала лыжи в мастерских. А Юго воспользовался паузой, чтобы обновить продовольственные запасы, которые уже подходили к концу, и провел целый час в продуктовом магазине, наполняя пакеты под грустным взглядом Симоны. Вне магазина Юго ее ни разу не видел. Каждое утро, шесть дней в неделю, она неотлучно стояла на своем посту за прилавком. Но что она делала потом, весь день? Где бродила? Он никогда не встречал ее ни в коридорах, ни на общих собраниях команды. Ей, наверное, около семидесяти, то есть, похоже, она самая пожилая в Валь-Карьосе. Юго осознал, что из-за невзрачной внешности и угрюмого вида он никогда не включал продавщицу в свои упражнения по вычислению виновных. А между тем она знает всех и вся. Даже Страфа.

Особенно Страфа.

Вряд ли Симона работает на курорте недавно. Как могла здесь появиться женщина ее возраста, которой давно пора на пенсию? Она явно трудилась здесь по старой памяти. Может быть, даже с тех пор… Когда она выкладывала оплаченные покупки, Юго решил, что терять ему нечего, и решил попробовать:

– Вы с самого начала здесь работаете?

Она почти незаметно кивнула. До чего же Юго устал от этих людей, из которых надо буквально клещами вытягивать каждое слово, никакого терпения не хватает. Поэтому он сразу перешел к сути дела:

– Вы были знакомы со Страфа, когда он обосновался здесь?

Она резко, словно под действием невидимой пружины, вскинула на него серые глаза. Ну вот и все, подумал Юго.

– Мальчик прав, – сказала она, – очень уж вы любопытный.

– Кто вам говорил обо мне, Людовик?

Она покачала головой, не скрывая своего презрения:

– Нет, мой мальчик. Мой сын.

В мозгу у Юго складывались все возможные варианты родственных связей, и он с гораздо большим изумлением, чем ему хотелось бы, произнес:

– А. С.? А. С. – ваш сын?

Она снова кивнула.

– Простите, – добавил Юго, – не уловил сходства, я очень плохой физиономист…

Теперь он пытался понять, меняет ли это обстоятельство его прежние выводы обо всем, что произошло до сих пор, и не без горечи понял, что это ничего не меняет. Юго всегда знал, что А. С. родом отсюда, и только теперь обнаружил, что и мать его тоже из местных. Она никогда не бывала на людях, как и А. С., который был социально активен не более, чем Симона. Юго представил себе, как по вечерам они сидят вдвоем в квартире, смотрят телевизор, перед каждым стоит тарелка дымящегося супа. Мать и сын нигде не бывают, не в силах расстаться друг с другом.

Это «Психо»…[40]

Вот только по характеру А. С. совсем не похож на Нормана Бейтса. Он суров, но относительно приятен в общении. И довольно обаятельный и спортивный. Юго не представлял его психопатом, который издевается над своей мамочкой и обнимает ее по ночам, прежде чем уснуть. Нет, вовсе нет. И во что же я теперь играю? Ищу преступника, который не совершал преступлений? Ибо такова реальность. Надо признать, что за все время его пребывания в этих стенах не произошло практически ничего конкретного.

Симона протянула ему чек. Она определенно была не из разговорчивых. Юго отказался от своих попыток и обнаружил, что накупил пять больших, плотно набитых пакетов и две упаковки бутылок с молоком и колой «Зеро». Одну часть продуктов он решил отнести на кухню за столовой и сложить в выделенный ему шкаф. Затем вернулся в магазин за двумя оставшимися пакетами, к которым, ничтоже сумняшеся, присовокупил упаковку колы. Это предназначалось для его квартиры.

Пока он шел по коридорам корпуса В к лестнице, ведущей на верхние этажи, ручки пластиковых пакетов впились ему в ладони до крови, плечи горели, а спину начало ломить. Он остановился, чтобы передохнуть. Впереди еще два этажа, а затем лабиринт коридоров. Какой идиот! Зачем ему понадобилось тащить все сразу, вместо того чтобы забирать постепенно в течение нескольких дней. Конечно, можно и сейчас оставить здесь часть своей ноши и вернуться за ней позже, но Юго было лень ходить взад и вперед по коридорам.

Два лифта, казалось, дразнили его, их кнопка вызова напоминала рот, высвистывающий песенку: «Я здесь, я молчу, но, вообще-то, я свободен». Лили четко разъяснила ему, что летом лифтами никто не пользуется – слишком рискованно. Но разве так уж велик риск, если подняться на нем всего один раз? И если он сломается в тот самый единственный раз, когда Юго решит им воспользоваться, то с таким же успехом можно сыграть в лотерею – значит наступил период невероятного везения.

Не играй с огнем…

В принципе, он не видит в этом особой угрозы. Вот если бы он собирался кататься на лифте каждый день, утром и вечером, по дороге из дому и домой, – тогда, вполне вероятно, мог бы сработать закон подлости. Но надо быть самым большим неудачником на свете, чтобы сунуться в кабину всего один раз и тут же застрять.

В любом случае Юго понимал, что не