История Древней Греции в биографиях - Г. Штоль

В следующем году Демосфен имел мало случаев оказать своему отечеству полезные услуги. Лишь в 413 году мы видим его снова деятельным, когда он вместе с Никием ведет флот в Сиракузы на помощь. Об его судьбе в Сицилии и несчастной смерти мы сообщим ниже, говоря о Никии.

20. Бразид Спартанский

Бразид, сын Теллида, был самым замечательным полководцем в это время со стороны лакедемонян. За мужество и блестящую храбрость его называют Ахиллом Пелопоннесской войны. Это была душа геройская, великая, открытая, проникнутая мыслью о величии своего родного города, которому он посвящал все свои силы, возбуждая доверие как в друге, так и в неприятеле, и составляя предмет удивления для целой Греции. Вместе со спартанской храбростью он обладал большой осторожностью и духом предприимчивости, выходившим далеко за пределы горизонта боязливо эгоистической политики Спарты. Первый его подвиг, о котором мы знаем, был примером смелой решительности. Когда в 431 году афиняне осадили Лакедемонский город Мефону, Бразид, стоявший поблизости с отрядом, прорвался с сотней гоплитов сквозь неприятельский лагерь и бросился в город, защищаемый небольшим гарнизоном. Этим он спас город и удостоился чести первый в эту войну получить публичную похвалу в Спарте.

С того времени он пользовался чрезвычайным доверием своего родного города. Правительство посылало его, как доверенного человека, в помощь таким полководцам, которые обнаруживали мало ловкости и искусства. Так, в 429 году он был дан в советники Книму, который со своим флотом имел поручение в соединении с флотом коринфским и другими союзниками действовать в Коринфском заливе против афинянина Формиона. Формион еще до прибытия спартанцев со своими 20 кораблями разбил наголову 47 кораблей пелопоннесских в устье Коринфского залива, так что остаток их должен был удалиться в Килдину, гавань Элиды. Здесь примкнули к ним спартанские корабли, так что весь флот состоял из 77 кораблей. Они напали на небольшую эскадру Формиона и нанесли ему поражение, но и в бегстве Формион с оставшимися у него 11 кораблями разбил 20 кораблей пелопоннесских, которые его преследовали. Прежде чем пелопоннесский флот, удалившийся в Коринф, разошелся, Бразид и Кним с наступлением весны предприняли смелый набег на Пирей, афинскую гавань. Они высадили экипаж 40 кораблей у Коринфа на землю, приказали каждому матросу взять с собой свое весло, подушку и ремень и повели их как можно скорее через Исфм в Нисэю, мегарскую гавань; здесь они с возможной быстротой ночью стащили в море 40 кораблей и поплыли к Пирею, который не имел гарнизона и не был загражден. Но дорогой войско внезапно потеряло мужество: предприятие Бразида казалось солдатам слишком дерзким: Он должен был удовольствоваться нападением на Саламин и опустошением этого острова. Но в Афинах нападение неприятеля на ближайшие окрестности возбудило неописуемый ужас. Уже думали, что враг овладел городом Саламином, что он ворвался в Пирей, спешили со всем войском в Пирей, в Саламин и нигде не находили неприятеля. С приближением афинских кораблей Бразид с добычей отплыл в Нисэю, откуда опять ушел в Исфм. С того времени афиняне стали лучше охранять свою гавань.

В 427 году Бразид был дан в помощь неспособному адмиралу Алкиду. Они должны были в то время, как западное море было почти совершенно очищено от неприятельских кораблей, плыть к Керкире и заставить остров перейти на сторону пелопоннесцев – предприятие, к которому спартанское правительство было побуждено, вероятно, Бразидом. В качестве примера страшного одичания греческих нравов в Пелопоннесскую войну мы расскажем несколько подробнее о тогдашних событиях на Керкире. Коринфяне со времени войны с Эпидамном держали у себя военнопленными 250 почетных керкирян и сумели склонить их на сторону пелопоннесцев. Не сомневаясь более в их верности, коринфяне отпустили их в отечество, чтобы они склонили и остров на ту же сторону. Возвратившись домой, керкиряне ходили между гражданами и пытались отвратить город от союза с афинянами. Народ порешил остаться верными афинянам, но вместе с тем жить дружно и с пелопоннесцами. Самым влиятельным человеком в Керкире был в то время Пифия, ревностный приверженец афинян и глава народной партии. Возвратившиеся из Коринфа привели его в суд и обвиняли в том, что он хочет подчинить Керкиру афинскому игу. Однако он выиграл дело и в свою очередь, чтобы отметить за себя, обвинил пять богатейших граждан в том, что они вырубили столбы из двора храма Зевса и Алкиноя. Их присудили к большой денежной пене, и они, будучи не в состоянии уплатить ее, должны были идти в ссылку. Они составили скопище, ворвались с кинжалами в здание совета, закололи Пифию со многими другими сенаторами и простыми гражданами, числом до 60. Только немногие из приверженцев Пифии спаслись на афинский корабль, стоявший тогда в гавани.

Совершив это гнусное дело, партия знатных созвала керкирян и вынудила у них решение, по которому они отказались от союза с афинянами и на будущее время обещали не впускать в свою гавань как пелопоннесцев, так и афинян, разве если они прибудут с одним кораблем. Затем посланы были выборные в Афины, чтобы сообщить там об этом решении. Выборных афиняне задержали. Так как в это время коринфский военный корабль явился близ Керкиры, то партия богатых одолела народ и захватила власть. При наступлении ночи народ бежал в замок и на самые высокие места в городе, овладел также Гиллейской гаванью, тогда как другая партия заняла площадь, где находились большей частью жилища знатных, и гавань, бывшую неподалеку оттуда. На следующий день в городе произошли небольшие стычки, а между тем обе партии послали на соседний материк за помощью. Рабы стали на сторону народа, а другая партия добыла на материке 800 наемников.

По прошествии одного дня на улицах снова возгорелась жаркая битва. Народ, вследствие своей многочисленности, владея притом самыми твердыми местами города, имел перевес; женщины геройски подкрепляли его, сбрасывая вниз с домов кирпичи. К вечеру противная партия была принуждена к полному отступлению, и опасаясь, что народ может овладеть площадью и гаванью и истребить ее, зажгла свои дома на площади, отчего погибло много домов и купеческого имущества. Ночь прошла спокойно. Коринфяне, видя с корабля победу народа, отплыли в тишине, и наемники также большей частью ушли неприметно на материк.

На следующий день прибыл афинский полководец Никострат из Навпакта с 12 кораблями и привез с собой 500 мессинцев, одетых в латы. Он склонил обе стороны к договору, по которому 10 главных виновников, уже бежавших, были осуждены, а другие заключили мир между собой и союз с афинянами. Когда Никострат после этого хотел удалиться, вожди народной партии просили его оставить им 5 кораблей, чтобы они состоянии были обуздывать знатных, изъявляя готовность вооружить и отдать афинянам такое же число своих кораблей. Когда они для экипажа этих кораблей стали выбирать людей из партии знатных, эти последние, думая, что их пошлют в Афины, прибегли под защиту храма Диоскуров. Никострат обещал им безопасность и убедил оставить храм; но когда они из недоверия все еще отказывались идти на корабли, последовал новый взрыв ярости народа против партии знатных, и 400 человек из нее убежали в храм Геры. Их успокоили и уговорили отправиться на остров, лежащий против храма, где их снабжали съестными припасами.

Они уже пробыли 4 – 5 дней на острове, когда явились Бразид и Алкид с 53 кораблями. Народ, увидев, что они с враждебными намерениями подъезжают к городу, пришел в сильное замешательство, опасаясь не только внешних, но и домашних врагов. С поспешностью керкиряне вооружили 60 кораблей и вопреки совету афинян, по мере того как корабли наполнялись войском, поодиночке пускали их против неприятеля. Когда корабли с разбросанным строем приближались к неприятелю, два из них тотчас перешли к нему, а на других экипаж вступил в борьбу между собой, так что произошло сильное смятение. Бразид выставил 20 кораблей против керкирян, а остальные 35 против 12 афинских трирем.

Керкиряне были разбиты, но афиняне оборонялись храбро, хотя на помощь против них пришли еще многие из кораблей, выставленных против керкирян. Бразид хотел тотчас после победы напасть на город, находившийся в смятении, но не мог уговорить к этому боязливого Алкида. Пелопоннесский флот, опустошив на следующий день самую южную часть города, отправился обратно и на пути домой счастливо, незамеченным, прошел мимо плывшего к острову афинского флота из 60 кораблей.

Лишь только керкиряне узнали об удалении неприятельского флота и прибытии афинских кораблей под предводительством Эвримедонта, как отправились к храму Геры, куда при появлении пелопоннесского флота были перевезены с небольшого острова вышеозначенные 400 человек, и уговорили 50 из них оставить храм и подвергнуться судебному следствию все они были приговорены к смерти. Прочие беглецы, остававшиеся в храме, увидев это, решились кончить жизнь самоубийством, умерщвляя один другого на дворе храма, некоторые повесились на деревьях, другие убивали себя, как могли. В продолжение семи дней, которые Эвримедонт провел в Керкире, народ без пощады и самым гнусным образом истреблял всех своих врагов, какие попадались ему в руки; кредиторов убивали их должники; детей умерщвляли их отцы; некоторые были заложены камнями в храме Вакха и должны были там погибнуть. До таких жестокостей довели политические раздоры, и они тем более бросались в глаза эллинам того времени, что это был первый пример подобного рода. В последующее же время войны, когда почти в каждом городе граждане разделились на партии, аристократическую и демократическую, – из которых одна действовала на стороне пелопоннесцев, другая была предана афинянам, – такая ожесточенная борьба и дикая злоба стали делом обыкновенным.