Русская канарейка. Блудный сын - Дина Рубина

…Когда девушка в белом халате явилась унести подносы, он придвинул к себе термос и попросил оставить чашку на столе. Пересел поближе к Заре – на стул справа от нее, – и минут десять старичье, как говорила Зара, хвасталось друг другу фотографиями внуков в телефонах. У Зары внуков было целых восемь – все мальчики, один в один, глаза как черносливины. Пятеро погодки, трое за ними – с двухлетними паузами в производстве.

– У меня парень один, зато рыжий-рыжий! – сказал Натан, пролистнул длинненьких подростков-близняшек, поразительно похожих на Габриэлу, и выкатил на экран огненный шарик вихрастой головы.

– Боже мой! – ахнула Зара. – Это пожар какой-то!

– А по характеру вообще – огонь, острый перец! – заметил Натан. – И генерал с пеленок: строит сестер, мать, бабку, даже отца – как первогодков.

Затем еще минут пятнадцать они сплетничали, перебирая знакомых, вполголоса обсуждая новости в конторе и в МИДе: ты не поверишь – тотальные, кардинальные изменения во всем и в кадровой политике – особенно…

Не хочет переходить к делу, отметила Зара, тяжко ему почему-то. Облысел, постарел… Что-то случилось?

И помогла: улыбнулась и проговорила:

– Ну, а теперь смело прыгни в воду с разбегу.

Он замешкался, будто не ожидал.

Еще по дороге, обдумывая их встречу, решил начать не с Леона, хотя и понимал, как жестоко сейчас забрасывать Зару в прошлое. Помедлив, достал из плоской кожаной книжки (привычное укрытие для многих фотографий за годы его пестрой карьеры) фотографию «Казаха» и положил перед Зарой на стол.

Она не притронулась к ней, лишь глаза опустила. Молча смотрела, долго, долго… Слишком долго для опознания. Слишком спокойно, удивился Натан. Как странно: не узнает? Все же это не совсем обычное лицо. Как можно не узнать человека, ломавшего тебе пальцы?

Наконец она разлепила морщинистые губы и бесстрастно проговорила:

– Постарел, мерзавец…

Что значит выучка, восхитился Натан. Сказал, забирая фотографию:

– Прости. Это было необходимо. Я бы не стал тебя зря тревожить. Хотел еще раз удостовериться, что это он самый.

Зара спросила:

– Неужели вам удалось его добыть?

Он улыбнулся ей. Провел ладонью по старческой легкой руке в перчатке, немного задержался на покалеченных пальцах.

– Его уже нет, Зара, – тихо проговорил Натан. – Живи в радости: его уже нет… – Потянулся к термосу, отвинтил крышку и нацедил в свою чашку остатки кофе, буркнув: – Самый крепкий – на дне! – Выпил, поднял на нее усталые раскосые глаза в обвисших веках. – И приехал я не ради него, Зара. Впрочем, если захочешь, расскажу потом обстоятельства его гибели. Кстати, мне даже стыдно, что мы не сразу вспомнили твои показания – все было бы проще. Но… это было так давно. И все же – он мертв, а ты жива, моя дорогая, и я ликую! А сейчас… взгляни вот на этого парня.

Он выложил перед ней старое армейское фото, на котором Шаули с Кенарем (Пат и Паташон) сняты в полном снаряжении на последних шагах к армейскому бараку: замордованные, взмокшие, чудится – даже от фотографии разит по́том. Физиономии обоих – в маскировочной зелени, а Кенарь вообще такую рожу состроил, что его родная мамаша не опознает.

– К сожалению, тут ничего не разберешь, кроме роста и сложения, – торопливо пояснил Натан, – так что я вынужден предъявить тебе вот еще… такую его фотографию.

Разумеется, он мог не тащить с собой все эти картонки – для чего существуют сегодня наши электронные радости! – но, человек старой закалки, он верил вещественности жизни, любил осязаемые предметы, особенно когда дело касалось работы.

– Что это? – Она подняла голову и недоуменно взглянула на Натана. – Это что, на карнавале?

– Извини, – усмехнулся он. – Это на сцене. Он певец, Зара, каких мало. Певец, парижанин, эстет, ловелас… Артист! На первый взгляд, далеко ушел от самого себя в солдатской форме. Но это не так. Вот он и добыл «Казаха», по пути прихватив кое-кого еще…

– Прекрати морочить мне голову, Натан, – прервала его Зара. – Оставь свою конспирацию в конторе и выкладывай все как есть про своего артиста.

…Минут через пятнадцать она уже опять внимательно разглядывала лицо Леона на двух фотографиях – и в маскировочной зелени, и в театральном гриме, с накладными ресницами, с длинными клипсами, рассыпающими брызги звезд. Деловито осведомилась: эта мушка на щеке – грим, конечно?

– Знаешь… – задумчиво проговорила она, продолжая разглядывать лицо Леона в высоком кудрявом парике восемнадцатого века. – Ты удивишься, но если закрыть эту дешевую паклю, вот так… – ее пальцы в перчатках телесного цвета с обеих сторон прикрыли кудри парика на фото, – то он напоминает сына одного человека из Кфар-Ма́нды… Человека этого звать Валид Азари, давнее знакомство; сам он тоже небольшого роста, зато три сына – просто гиганты, в жену: там женушка настоящий гренадер! Твой Кенарь лицом поразительно напоминает его среднего сына Мусу. Тот, кстати, тоже из бешеных: яркий, уклончивый, авантюрный. И тоже побывал в переделках – в основном криминального свойства.

Она замолчала, поглаживая фотографию чуть вздрагивающими пальцами.

Натан тоже примолк, стараясь не вспугнуть ее мысли; слишком хорошо знал легендарную Зарину способность связывать разных людей в самых диковинных комбинациях. Он верил, что ее великолепный интеллект, в свое время оперировавший невероятным количеством информации, с годами не утерял своей гибкости.

Эту черкешенку называли «жемчужиной израильской разведки». Образование (медицинское) она получила в Цюрихе, блестяще знала восемь языков и целых двенадцать лет руководила в Бейруте клиникой, созданной на деньги конторы.

В личных друзьях она в те годы числила едва ли не всю верхушку ООП – Жоржа Хабаша, Вади Хаддада, да и самого Арафата, – годами поставляя бесценные сведения не только о том, что происходило в высших эшелонах руководства ООП и входивших в нее террористических организаций, но и об акциях советской и восточногерманской разведок на Ближнем Востоке.

Погорела из-за связника: тот по небрежности засветил один из «почтовых ящиков», что позволило палестинской контрразведке, «Отряду 17», выйти на резидента…

– Между прочим, – наконец заговорила Зара оживленно, будто нащупала некую тропку, на которую можно ступить, как говорится, полной стопой: – Тот самый Валид Азари, вся его семья… они из ахмадитов… А это, как ты понимаешь, кое-что значит. Эти люди на собственной шкуре знают, что такое преследования, и тем более ценят свое благополучие здесь, в этой стране. Но бог с ним, с Валидом. Сам он – так, по торговой части, мотоциклы-мопеды-насосы. Не о нем речь. Вот старший его брат – тот со-овсем другое дело. Совсем!

Она вновь умолкла, напряженно перебирая какие-то свои мысли, в такт им слегка перебирая пальцами в перчатках, будто пробегала пассаж на невидимой клавиатуре (а в молодости она неплохо играла на фортепиано). Натан терпеливо ждал, опасаясь лишь какого-нибудь служебного звонка, который мог ее отвлечь. Свой-то телефон он отключил после парада дедовской гордости.

– Брат его, Набиль Азари, – выразительно продолжала Зара, – влиятельный адвокат, искушенный и деятельный человек. Что немаловажно – с улыбкой на лице; понимаешь, что я имею в виду? Живет везде – в Париже, в Бейруте, на Корфу… Он из тех, кто со всеми знаком и имеет связи в самых разных кругах: и правительственных, и мафиозных. – Она предупреждающе подняла руку: – Хотя сам человек порядочный, даже церемонно порядочный… Но уж мы с тобой знаем, что образ жизни подчас диктуется важными тайными целями, а он этими целями буквально опутан.

Зара усмехнулась:

– Помню, Жорж Хабаш, убийца по шею в крови, говорил мне: «В твоем обществе я чувствую себя человеком»… Знаешь, у всех людоедов непременно должны быть личные друзья, не замешанные в поедании человечины. Врачи, например… или вот адвокат. Для многих Набиль Азари – та скрытая пружина в обществе, та потайная кнопка, на которую нажимают в критических случаях: когда требуется посредник – человек с улыбкой на лице. И, если я не ошибаюсь…

«…А ты никогда не ошибаешься», – мысленно подхватил Натан, уже волнуясь, уже понимая, что не зря, не зря он ехал сюда, к этой поразительной женщине…

– …Если не ошибаюсь, он успешно посредничает при всяких секретных обменах – ты ведь знаешь, как за последние годы наживаются джихадисты на…

– Конечно, конечно! – горячо и торопливо перебил ее Натан. – Именно это я имел в виду, когда…

Движением брови Зара остановила его на полуслове, продолжая задумчиво поглаживать фотографию на столе.

– И мальчик хороший, – негромко произнесла она, – и так похож на Мусу, а Набиль любит Мусу больше остальных племянников. В конце жизни выясняется, что это, оказывается, важно: типологически родственные черты. Подсознание, что ли? Пещерный зов племени?.. Мы ведь странные животные…