Цена империи. Чистилище - Влад Тарханов

и индийцы, персияне, бухарцы и даже, как было особо отмечено в описании Санкт-Петербурга и уездных городов одноименной губернии, изданной в 1839 году, числился даже один выходец из Поднебесной Империи.

Особое место занимала британская община, численность коей уступала иным, достигнув к середине XIX века примерно две с половиной тысячи человек. Но её влияние на жизнь Санкт-Петербурга была весьма значительной. Дело в том, что моряков, корабельных мастеров, математиков, врачей, водолазов, устроителей фонтанов и иных представителей полезных профессий, после заключения в 1735 году нового торгового договора изрядно потеснили купцы и иные коммерсанты. А если учесть, что под личиною почтенного британского негоцианта, как это было с Даниэлем Дефо, очень часто скрывается пират и шпион, то иные объяснения не нужны. В результате к середине ХIX века, среди прихожан Англиканской церкви, находящейся на Галерной улице, подавляющую часть составляли именно купцы. При этом в отличии от других диаспор, англичане вели себя как «государство в государстве» или как «гарнизон, находящейся на территории, кою следует превратить в колонию». Пренебрежение ко всему местному, русскому вызывало удивление и непонимание даже у немцев. Так, в книге за авторством Генриха Шторха, коей был специалистом в сфере экономических наук и, начиная с 1801 года состоял личным чтецом у вдовствующей Императрице Марии Фёдоровне, были такие слова: «Обстановка здесь, пища, хозяйство, все английское, вплоть до огня в очаге. Даже уголь англичане привозят из дома — а ведь дров здесь предостаточно». Правда, по прошедшею более пятидесяти лет нравы несколько смягчились и многочисленные печи, и камины отапливались русскими дровами, но в остальном дети Джона Булля оставались верны себе. Считалось хорошим тоном держать в семьях не только английских слуг, учителей, гувернеров, но даже парикмахеров, конюхов и мастеров-наездников. Своих детей отдавали учиться исключительно в университеты в Великобритании. И более того, одна из семей, главу которого денежные дела заставляли постоянно проживать в России, постоянно, раз в четыре года возвращалась на землю Туманного Альбиона, дабы искоренить у дочерей даже легкий намёк на акцент варварских московитов. За пределами же Английской Набережной, среди столичной аристократии было престижно пользоваться услугами английских врачей и нанимать на работу английских же конюхов. То есть британская община представляла собой подобие гигантского спрута, распустившего свои щупальца по всему пространству Северной Пальмиры от самых низов и до Сенатской площади и Зимнего Дворца включительно. Британские санкт-петербуржцы знали были способны узнавать многое и делать немалое. А посему за тайным агентом Джеймсом Найки через непродолжительное время на адаптацию и вживание в российскую столицу уже стояла настоящая сила. На Английской набережной в одном из домов он арендовал целый этаж, что вполне соответствовало его статусу. Один из первых визитов, Джеймс нанёс естественно, в Англиканскую церковь Иисуса Христа. Весьма предусмотрительно он накануне встретился с церковно-блюстителем (церковный староста) дабы обеспечить себе постоянное место на одной из скамей, кои тот распределяет между фамилиями прихода на целый год. На следующий день, в воскресенье, примерно в 10.45 он уже сидел лавке, вырезанной из морённого дуба осматриваясь в новом для него помещении, но периодически обращая свой взор на кафедру, за которой пастор должен был начать службу. Ровно в одиннадцать часов священник занял своё место и громко, прекрасным, звучным голосом начал утреннее богослужение вот этими словами из Книги пророка Иезекииля: «Егда обратится беззаконник от беззакония своего, еже сотворил и сотворит суд и правду, той душу соделает живу…». Далее богослужение шло по установленному порядку. Отзвучали псалмы, а далее пришло время песнопениям в честь Королевы Виктории. в коих превозносились её «нежная сил и божественный свет, дарованные Всевышним». И всё это завершалось хвалой Богу за то, что он даровал Британии сию великую монархиню.

Отдав должное заботам о душах своих прихожан, пастор перешел к быть может менее возвышенным, но необходимым вопросам, а именно к сбору подаяния. Ответственный за сей процесс диакон, вооружился «приличным блюдом» и ждал оговоренного сигнала, коим были стихи из Священного Писания: «ставь же Закхей рече ко Господу: се пол имения моего, Господи дал нищим…». Джеймс знал, что сие богоугодное дело завершает службу, а потому следовало озаботиться организацией встречи с пастором. Дождавшись, когда диакон приблизился к нему он достал из кармана заранее заготовленную банкноту достоинством в пять фунтов выпущенную банком Англии в 1855 году с чуть отрезанными правыми уголками и положил её на поднос среди россыпи в основном российских государственных кредитных билетов среди коих, преобладал зеленый цвет с редким вкраплением синего и красного. (1 руб. — желтый, 3 руб. — зеленые, 5 руб. — синие, 10 руб. — красные, 25 руб. — фиолетовые, 50 руб. — серые и 100 руб. — коричневые). Это был знак для святого отца, что прибыл человек, находящейся на службе ея Величества королевы Виктории. Такой способ связи был оговорен еще в Лондоне и великолепно сработал. Когда прихожане потянулись на выход, а Джеймс проявляя галантность отошел в сторону, пропуская вперёд несколько семейных пар с многочисленными чадами, к нему подошел уже знакомый церковно-блюститель и предложил следовать за ним. Спустившись на первый этаж, где проживали церковнослужители они остановились перед квартирой принадлежащей пастору.

— Заходите, мистер Найки, вас ждут. — Провожатый поклонился и удалился прочь, а Джеймс предварительно постучав открыл незапертую дверь и вошел.

Преподобный Томас Эллерби жил в Санкт-Петербурге почти пятнадцать лет. Свою духовную карьеру в столице Российской Империи он начал в 1848 году, на Александровских заводах среди сотрудников резко увеличилось количество выходцев из Британии и срочно потребовался пастырь, коей мог бы вразумить заблудших агнцев и повести их за собой не давая совершать неразумные поступки и впадать в ересь. Под последними понималось всё, что прямо или косвенно могло принести вред священной миссии, которая выпала детям Туманного Альбиона в этой варварской стране. Как известно, апостол Павел, говоря о премудрости Всевышнего признавал, что: «непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!». И никто из христиан находясь в здравом уме не посмеет оспаривать это. Но всё же, как это несправедливо, что необъятные просторы земель и лесов, таящие в себе неисчислимые богатства по иронии судьбы, принадлежат не трудолюбивым британцам, а варварам московитам, по сравнению с которыми Атилла и Чингиз Хан могут служить образцами просвещенности и цивилизованности. И при этом они ещё плодовиты и воинственны, любознательны и смышлёны, а, следовательно, представляют угрозу всей Европе и её жемчужине — Британии. Посему, пастор Эллерби будучи истинным англиканцем усердно служил не только, а если быть искренним, то не сколько Богу, а Британской Короне, кою с 1837 года