Расколотый берег - Питер Темпл

— Есть, шеф.

— И еще. Поищите информацию на Марка Кингстона Денби. Звоните Даву, если что.

— Есть, шеф.

Кэшин закрыл глаза и вспомнил обнаженное тело Хелен Каслман. Нежное, бархатистое… Нагота и секс изменили все. Сэндвич с беконом, луком и помидорами теперь будет иметь совсем другой вкус.

— Куда едем? — спросил Дав.

— Куин-стрит. Знаешь, где это?

— Я первым делом карту наизусть выучил.

— Значит, сможешь таксистом работать. Может быть, даже очень скоро.

На Куин-стрит Дав сказал:

— Даже если я немного похож на…

— Здесь, — попросил Кэшин. — Остановись здесь. Хочу переговорить с Эрикой Бургойн.

— Не поздновато будет?

— У юристов рабочий день не нормирован.

Кэшин открыл дверцу машины, и тут у Дава зазвонил мобильник. Джо подождал, пока Дав ответит, подняв вверх палец.

— Передаю трубку, — сказал Дав и протянул ему телефон.

— Шеф, я нашел этого парня из церкви, и он мне сразу же рассказал о Дункане Гранте Вэллинзе, — сказал Финукейн. — Проживает в Эссендоне, в приюте Святого Эйдена для мальчиков. Сейчас приют закрыт, но, как сказал парень, церковники, у которых возникают проблемы, иногда останавливаются там.

— Какие проблемы? — спросил Кэшин. — С адресом?

Уже совсем стемнело, в струях дождя неясно светились фонари, капли падали с ветвей деревьев, в темных силуэтах прохожих были смутно различимы бледные пятна лиц.

— Еще нашли Марка Кингстона Денби. Вышел из тюрьмы чуть больше двух месяцев назад. Сидел шесть лет за вооруженный грабеж. С ним привлекался еще один…

— Кто же?

— Некто Джастин Фишер, — сказал Финукейн, — и, кстати, получил столько же.

Кэшин подумал, что надо позвонить Виллани, потом решил, что лучше не стоит, и объяснил Даву, куда ехать.

Передние фары осветили столбы и двустворчатые ворота — литые, узорчатые, высотой метра два, не меньше, когда-то крашенные, а теперь по-осеннему бурые от ржавчины, все покрытые чешуйками. За ними начиналась подъездная дорожка, и тень от ворот заплясала на темных неухоженных кустах.

— Если этот кадр дома, берем его под арест, пока не получим ордер на обыск, — сказал Кэшин.

У него ныло все туловище, и боль волнами докатывалась до самых бедер.

Дав выключил фары. Здесь было темно хоть глаз выколи, одинокий фонарь горел метрах в пятидесяти от того места, где они стояли. Они вышли на холод, дождь как раз ненадолго перестал.

— Что делать будем? — спросил Дав.

— Постучим, — ответил Кэшин. — Что еще делать-то?

Он протянул руку, нащупал с другой стороны ворот крючок, с трудом открыл его. Правая створка ворот сначала не слушалась, но потом легко подалась.

— Не закрывай, — сказал Кэшин.

Они пошли по дорожке бок о бок, стараясь не задевать мокрые ветки.

— Оружие с собой? — спросил Дав.

— Ты что? — удивился Кэшин. — Мы же идем к старому педофилу, бывшему священнику, а не на вечеринку к «Ангелам ада».[39]

Хотя, конечно, оружие надо было захватить. Отвык, инстинкт не сработал.

Показался дом — двухэтажный, кирпичный, с арочными окнами, высоким крыльцом и передней дверью, проем которой обрамляли цветные витражи. Слева, из-за неплотно закрытой шторы, пробивалась полоска света.

— Кто-то есть, — сказал Кэшин. — С проблемами…

Они поднялись по лестнице, он взялся за тяжелое медное кольцо, стукнул несколько раз, подождал, стукнул снова.

Витраж слева медленно расцвел красной, белой, зеленой, фиолетовой красками, и они увидели библейскую сцену — группа мужчин, у одного нимб вокруг головы.

— Кто там? — раздался твердый мужской голос.

— Полиция, — ответил Кэшин.

— Киньте удостоверения в почтовый ящик, — распорядились за дверью.

Кэшин кивнул Даву, тот вынул свое удостоверение, протолкнул его в щель. С той стороны потянули, заскрипели засовы, и дверь отворилась.

— Чего надо?

Перед ними стоял высокий небритый человек в черном, со множеством складок под подбородком, в круглых очках, с редкими вьющимися волосами, зачесанными назад.

— Вы Дункан Грант Вэллинз?

— Ну я.

— Старший сержант Кэшин, отдел по расследованию убийств. Детектив Дав.

— Чего вы хотите?

— Войти можно?

Вэллинз, поколебавшись, все же впустил их. Они прошли в холл с мраморным полом, в центре которого вверх уходила лестница, разветвляясь в обе стороны, на галерею. С потолка свисала многоярусная хрустальная люстра.

— Сюда, — сказал Вэллинз.

Они направились следом за ним, в комнату налево. Это оказалась большая столовая, освещаемая единственной лампочкой без абажура и одиноким торшером у камина. Мебель вся была старая, разномастная — и стулья, и колченогий диван в ситцевой обивке. Пахло сыростью, мышами и сигаретным дымом, как будто пропитавшим шторы, обивку и напольное покрытие.

Вэллинз опустился в кресло рядом с торшером, скрестил ноги, поерзал, поудобнее устраивая свой толстый зад. Тут же, на столике, стояла белая чашка, в медной пепельнице дымилась сигарета с фильтром. Он взял ее длинными тонкими коричневыми от никотина пальцами, глубоко затянулся и снова спросил:

— Ну, так что вы хотите?

— Вы помните Артура Полларда? — спросил Кэшин и оглядел комнату: высокий потолок, в углу на столике семь или восемь бутылок из-под виски, только две из них полные.

— Так, смутно. Давно познакомились.

— А знаете ли вы Робина Грея Бонни?

Вэллинз, причмокнув, затянулся сигаретой и махнул рукой.

— Тоже сто лет тому назад. Зачем это вам?

— Чарльз Бургойн, — сказал Кэшин. — Его вы, вероятно, тоже помните. Смутно. С давних пор. И мистера Крейка, конечно.

Вэллинз промолчал, вытянул из пачки следующую сигарету, прикурил от предыдущей и обеими дрожащими руками с трудом засунул в рот. Окурок первой сигареты он с силой вдавил в пепельницу.

— Что еще за ерунда? — вопросил он высоким строгим голосом. — Зачем вам понадобилось меня беспокоить?

— Может быть, вы сами попросите о предупредительном заключении, — предложил Кэшин. — Посидите, расскажете о лагере «Товарищей», о прежних золотых денечках. Вы здорово выглядите на фотографиях. Упражнялись тогда много, мистер Вэллинз? С мальчиками?

— Ничего я вам не скажу, — ответил Вэллинз. — Ни единого слова. Всё, свободны.

— Не одиноко вам тут, мистер Вэллинз? Совсем одному в этом приюте для несчастных англиканцев…

— Не ваше дело. Выход найдете сами.

Кэшин и Дав переглянулись. Дав грустно почесывал в затылке. Что, неужели лысая голова тоже чешется? Почему бы это?

— Отлично, — сказал Кэшин. — Ну, тогда мы пошли. А вы оставайтесь размышлять, как замучили ваших друзей Артура и Робина. Робин очень плохо выглядел. Ему засунули в жопу что-то горячее, типа точилки для ножей. Знаете такую стальную штучку? Говорят, докрасна разогрели над газовой горелкой. Вышла спереди.

У Вэллинза вытянулось лицо.

— Что-что?

— Сначала пытали, потом убили, — продолжил Кэшин. — Бургойна, Бонни, Полларда. Выход мы найдем сами. Спокойной ночи, мистер Вэллинз.

Кэшин встал и пошел к выходу. Уже у двери Вэллинз окликнул его:

— Подождите, детектив. Простите, я не знал…

— Я забыл упомянуть об уровне смертности среди вам подобных, — сказал Кэшин. — Мы сделали вам предложение, вы отказались. Все, разговор окончен. Счастливо, спите спокойно, мистер Вэллинз.

Они были уже в холле — сначала Кэшин, за ним Дав, Вэллинз на шаг позади.

— Наверное, вы правы, детектив, — визгливо сказал он. — Что мне нужно…

— Я знаю, что тебе нужно, Дункан, — раздался голос с галереи. — Раскайся в своих мерзких делах, чтобы предстать перед Господом с миром в душе.

Кэшин не видел, кто это говорит, — свет в столовой был слишком тусклый.

— Кто там? — крикнул он.

И сразу понял.

Раздался звонкий смешок, но уже другого человека.

— Полиция, — сказал этот другой. — Я их, вонючек, сразу чую!

Дав, глядя на галерею, резко откинул полу плаща правой рукой, и Кэшин успел заметить кобуру, рукоятку пистолета, тянущиеся к ней пальцы.

Грохнули выстрелы, коротко метнулась красная вспышка.

Дав шагнул назад, резко обернулся. Кэшин увидел, как блеснули стекла его очков, как Дав открыл рот, медленно поднял руку к груди и стал заваливаться набок.

— Первый готов! — довольно крикнул тот же голос.

На стене рядом с окном из цветного стекла Кэшин заметил щиток предохранителя. Двумя прыжками он добрался до него, пригнулся, прижал к нему ладонь, потерял равновесие, сполз вниз, краем глаза заметил вспышку, почувствовал, как спину ниже лопатки словно полоснули ножом.

— Второй готов!

Стало темно — хоть глаз выколи. Он опустился на колени и почувствовал, что всю спину жжет, как огнем.