Путь наверх - Анатолий Нейтак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я устраивал приём не для забойщиков скота и не для плотогонов. Очень может быть, что среди присутствовавших действительно не было таких, кто не посещал уроки танцев.
— И все оказались способными учениками? Но ладно. Скажи: а горожанки тоже брали соответствующие уроки? А уличные мальчишки?
— Твоя правда. Клянусь Светом! Где были мои глаза все эти годы? Ведь я ни разу не видел здесь даже НИ ОДНОЙ СУТУЛОЙ СПИНЫ!
— Трудно заметить то, чего не хватает в привычной картине.
— Эйрас, это не оправдание. Это просто…
— Это просто свойство Риллоана. Уж не думаешь ли ты, что способен игнорировать правила, установленные демиургами? И не забудь, что тебе было гораздо сложнее смотреть на этот мир со стороны. Ты ведь пользовался искусством воплощений.
— А ты появилась "на маяк". Точно. Значит, и здесь можно думать по-настоящему!
— Конечно. Правила демиургов нельзя игнорировать, но их можно обходить. Как любые правила вообще. Тебе ли не знать?
— Послушай, — сказал Устэр решительно, — а призови-ка меня "на маяк". Я тоже хочу посмотреть на ставшее привычным со стороны!
— Ты уверен, что хочешь этого прямо сейчас?
— А чего тянуть? У тебя есть куча моего барахла для использования в качестве якорей. Весь особняк, не говоря уже о лаборатории!
Я напомнила:
— Кровь — наилучший якорь.
— Да пожалуйста!
Устэр подхватил со столика пустой бокал, коротким бытовым заклинанием очистил его от засохших остатков вина, взрезал "призрачным лезвием" мякоть левой ладони и нацедил в бокал пару глотков крови.
— Держи. Я пошёл.
После чего исчез из Риллоана с отработанной лёгкостью.
Отработанной? "У нас", на Больших Равнинах, прошло чуть больше месяца, но здесь для него пролетело шесть лет…
Для членов Группы, к каковым Устэр теперь относится тоже, время и растяжимо, и относительно. Шесть лет могли обернуться хоть считанными минутами, хоть мелькающими мимо столетиями, стоило немного подправить граничные условия воплощения.
Вот последовательность воплощений менять по-настоящему сложно. Исправить случившееся, воплотившись ДО уже имевшего место воплощения, не получается. Законы металогики запрещают. Хотя… если внести коррекцию при помощи Бесконечного наречия…
Перспективная мысль. Но не ко времени. Я повертела в руках бокал.
— Эльи Эннелия, входите! Один разговор окончен, пора начать другой… — никакого результата. Тогда я слегка повысила голос и отбросила изящную вежливость, как ветошь. — Не заставляй меня прибегать к силе. Мы с твоим мужем знали, что ты подслушивала.
Эльи вплыла в гостиную, словно не шла по собственному особняку, а восходила на эшафот.
…Да. Вот уж чем никогда не отличалась, так это природной красотой. Я стройна (то есть, в недоброжелательных глазах, либо "худа", либо — и это ещё определение из мягких — "жилиста"). Я двигаюсь с грацией не танцовщицы, а бойца. Этакая особая плавно-порывистая мягкость живой пружины, как у существа, в любую секунду (нет, долю секунды!) готового упасть с высоты вдвое большей, чем собственный рост, и скользить дальше, как ни в чём не бывало. Но на этом мои внешние достоинства, увы, исчерпываются. А вот Эннелия… о, Эннелия!
Огромные ореховые глаза. Очень тёплые, очень живые. Волосы вьются по плечам, падают на спину и на грудь — густые, длинные, ухоженные, живо напоминающие своим оттенком о благородном блеске золота. Лицо плавно заостряется книзу; губы полные, но без чрезмерности; нос (а вернее, носик) слегка вздёрнутый, с тонко вылепленными крыльями. Скулы… брови… ресницы… будь хоть трижды недоброжелателен, изъяна не найдёшь! А фигура? Боги, да девять из десяти тральгимских кумушек, не признаваясь о том вслух, вырезали бы полгорода, чтобы заполучить такую фигуру! Я не мужчина, но я знаю о мужских фантазиях достаточно, чтобы распознать воплощённый идеал, равно подходящий как слюнявому подростку, так и более зрелому мужу, уже живущему собственным домом. Гибкая талия… безупречная грудь… точёная шея и нежные плечи в вырезе бального платья… целомудренно скрытые подолом ноги наверняка соответствуют тому, что мода считает возможным демонстрировать открыто.
Можно было бы утешиться, достанься все эти сокровища пустышке, не способной толком распорядиться ими — грубой, нагловатой, примитивной клуше. Но нет! Ни легчайшего намёка на вульгарность. Манеры, осанка, подбор украшений к платью, ненавязчивый аромат дорогих духов…
Общий вердикт может быть только один: десять из десяти. Безупречно.
"Прах и пепел, у моего мужа отличный вкус!"
Меж тем молчание уже ощутимо затянулось. Эннелия, не выдержав моего взгляда (ха!), давно потупила свои очаровательные ореховые глазки и понемногу начинала трепетать. Чему весьма способствовал бокал в моей руке, на треть наполненный кровью.
— Много ли ты поняла из подслушанного, дитя?
Ореховые глазки снова — почти дерзко — поднимаются навстречу чёрным глазам.
— Я действительно была бы дурой, если бы призналась, не так ли?
— Отлично! — Я улыбнулась прекрасной эльи с уверенным безразличием сытой львицы. — И очень скверно. Сильвезий был прав: ему нет прощения.
— Простите?
— Оставь. Хоть ты не проси прощения через две фразы на третью! Тебе это не идёт!
— Я постараюсь.
— Старайся, — сказала я предельно серьёзно. — Это самое главное: стараться. И не бойся ошибок. Бояться надо иного…
— Чего же?
— Слепоты. Ошибиться не страшно, страшно не заметить, что ошибаешься. Так, как не замечал этого Сильвезий.
— Я не стану обсуждать моего мужа!
— И не надо. Мы сейчас обсуждаем не твоего мужа, а моего ученика. Чувствуешь разницу?
Эннелия моргнула.
— При иных обстоятельствах его слепота не имела бы значимых последствий. Но коль скоро ты носишь его ребёнка…
— Что?!
— Могу повторить. Ты беременна, прекрасная эльи. У тебя будет… сын. Да, именно сын.
Эннелия покачнулась.
— Он даже не счёл нужным тебе сообщить, — сказала я с ненаигранным отвращением. — Тебе! Одно слово — мужчина!
— Но… но…
— Я — то, что вы здесь назвали бы лорхом-целителем. Хотя целители из ваших лорхов, скажем прямо, не ахти. Если я говорю, что у тебя будет сын, стоит принять это на веру. Я не стала бы обманывать в таких вещах. Это против кодекса.
Эннелия робко улыбнулась, глядя сквозь меня. Поверила.
А я едва сдержала зубовный скрежет.
Но… девочка ни в чём не виновата. Абсолютно. Спрос — с нашего общего мужчины, внезапно решившего забыть о контрацепции. Беременность — плод его решения.
Общего! Мужчины! Плод!!!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});