Александр Дейнека - Пётр Германович Черёмушкин

«„Оборона Севастополя“ органично встала в один ряд с такими шедеврами мировой живописи, как античная мозаика из Неаполя „Битва Александра Македонского с Дарием“, новгородская икона конца XV века „Битва новгородцев с суздальцами“, панно тосканского мастера Раннего Возрождения Паоло Уччелло „Битва при Сан-Ремо“, композиции Василия Сурикова „Переход Суворова через Альпы“ и „Покорение Сибири Ермаком“», — писал В. П. Сысоев. Дейнека не скрывал, что на «Оборону Севастополя» его вдохновляли картины Сурикова и «Сдача Бреды» Веласкеса, которые построены на противопоставлении двух масс, стремящихся к центру. «Но разве ясная архитектоника помешала насытить психологизмом персонажи этих картин? Разве внутреннее напряжение в целом и индивидуальная характеристика персонажей снижены стройной композицией этих картин?» — вопрошал художник[158]. Он называл «Оборону Севастополя» картиной сложной по типажу, что «дает материал для ее фрагментирования». Это означает, что каждый фрагмент можно рассматривать как отдельное произведение.

По своей выразительности картина «Сбитый ас» равновелика «Обороне Севастополя», хотя и уступает ей по размеру. На ней, в отличие от многофигурной севастопольской композиции, только один персонаж — немецкий летчик, у которого не раскрылся парашют, и он стремительно падает с небес на металлические надолбы. Дейнека заново обращается к теме полета. Для него теперь это не только романтика взлета ввысь, как это было в картинах 1930-х годов, но и падение оземь. Падающий пилот инстинктивно пытается загородить голову рукой, прикрываясь от страшного удара о стальные заграждения. Дейнека стал первым художником времен войны, который столь точно выразил неотвратимость возмездия агрессору, пришедшему на чужую землю. Гибель вражеского летчика Дейнека изображает без всякого сочувствия или жалости: страшный безжалостный реализм неизбежного поражения восхитительно передан им. Иногда эту картину называют «символом возмездия». В этой картине Дейнека с присущей ему интуицией художника передал грядущий крах Третьего рейха, начало которому было положено в полях под Москвой. В апреле 1943 года Союз художников присуждает Дейнеке первую премию за картину, которая тогда называлась «Сбитый немецкий ас».

«Случайно или нет, „Сбитый ас“ композиционно почти повторяет „Парашютиста над морем“ 1934 года. И тут и там крупная сильная мужская фигура, оторвавшаяся от самолета, несется в стремительном падении… Но в „Парашютисте“ взмывает ввысь серебряный планер и парит в свободном полете над синим простором моря свободный как птица. Человек, — пишет о картине Мария Чегодаева. — Случайно так вышло или нет, но у советского парашютиста 1934 года и немецкого летчика 1941 года одно и то же лицо. Лицо рабочего, спортсмена — характерный тип человека ХХ века, каким представляло его искусство. В чем-то неуловимо напоминающее лицо самого молодого Дейнеки»[159]. Действительно, художник обладал выдающейся способностью передавать характерное для своего времени, но далеко не всегда был удачным портретистом — мастером психологического портрета его не назовешь.

В феврале 1944 года картины Дейнеки «Оборона Севастополя» и «Сбитый ас» выдвигаются на Сталинскую премию. На пленарном заседании комитета по Сталинским премиям при СНК СССР в области литературы и искусства от 18 февраля 1944 года во МХАТе присутствуют видные деятели советской культуры: А. А. Фадеев, И. М. Москвин, А. М. Герасимов, И. Э. Грабарь, А. И. Довженко, В. И. Мухина, С. Д. Меркуров, М. Б. Храпченко. Нетрудно представить себе, что корифеи отечественного искусства должны были подготовить решение, которое в конечном счете будет принимать сам Сталин. Последнее слово будет за ним, а пока проводилось обсуждение.

Начал заседание знаменитый актер Московского Художественного театра Иван Михайлович Москвин:

«Поговорим о том, что мы видели в Третьяковской галерее. Но вот о чем хотелось бы поговорить. Как мы будем распределять премии — по-доброму или по-строгому? Члены Комитета говорят, что мы даем премии очень снисходительно. В прошлом году Довженко и Меркуров говорили убедительно, что мы даем очень по-доброму, надо построже, — потому что это связано с именем Сталина. Когда с фронта вернутся и посмотрят: „За что премия дана? А кто давал?“ Вспомните „Ревизора“: „А кто этот Ляпкин-Тяпкин? Подать сюда Ляпкина-Тяпкина!“ Почему так бывает: 8 человек говорят убежденно налево. И вдруг в течение двадцати минут меняют свое мнение и переходят из левого лагеря в правый. Как-то это неубедительно получается.

А. М. ГЕРАСИМОВ: Пусть тогда скажут, кому неправильно дали.

В. И. МУХИНА: Менделевичу за Чкалова[160].

А. М. ГЕРАСИМОВ: Я с этим не согласен. Да, за слабую скульптуру дали Какабадзе за памятник Сталину в Тбилиси. Но это потому, что смотрели памятник по фото. Что касается Менделевича, я с этим мнением не согласен».

Далее Москвин представляет:

«Дейнека Александр Александрович — картины „Сбитый ас“[161], „Оборона Севастополя“ и „Транспорт восстанавливается“.

И. Э. ГРАБАРЬ: „Сбитый ас“ я бы вычеркнул.

М. Б. ХРАПЧЕНКО[162]: „Оборона Севастополя“ оставляет впечатление панно.

И. М. МОСКВИН: Так обидно — недописать некоторых фигур!

А. М. ГЕРАСИМОВ: Я согласен, что мы даем за произведение, а не за то, что хороший художник. Но я начну с того, что Дейнека художник большого темперамента, художник, ищущий новых путей, и в особенности я его приветствую за то, что он с новых путей переходит на старые. Первые картины его были просто плакаты. Теперь он от плакатности отказался и вплотную переходит к реалистической живописи. Такая вещь, как „Транспорт налаживается“ — это жутко, он может создать такое впечатление. А в этой картине („Оборона Севастополя“), сильной по темпераменту, так много досадных ошибок, что, принимая ваши слова, Иван Михайлович, что надо быть строже, я не могу не упомянуть о больших недостатках картины. Слева крайняя фигура, бросающая бомбу: верх этой фигуры от великана, а торс от мальчика. Я надеюсь, что Дейнека в ближайшем будущем получит премию, но сейчас я думаю, надо воздержаться.

А. П. ДОВЖЕНКО: У Дейнека действительно есть желание прийти к реализму. Он и в реализм вносит новые, интересные качества. Я бы вот о чем хотел сказать. Если мы будем искать законченности в живописных произведениях, мы не во многих произведениях это найдем. Картина Авилова тоже грешит недописанностью. Если хороши фигуры всадников, то первый план, трава, недописан, не отработан. Есть следы незаконченности. Здесь незаконченность другого порядка и ошибки другого порядка (у Дейнеки). Здесь крупный художник и рисовальщик, анатомию он знает здорово. И поэтому удивляет, как он несовершенно написал немца на первом плане. Ее надо было дать больше величины, а она маленькая. У Дейнека глаз имеет „объектив“ не 35, а 28, у него первый план в некоторой диспропорции с другими фигурами. Но у него есть умение показать пространство, притом в некотором отходе от канона. Это вопрос спорный. Но для меня эта картина является, несомненно,