Мой суженый, мой ряженый - Татьяна Бочарова

— А кто?

— Никто. Просто прохожая. Он на меня чуть не наехал на велосипеде, но в последнюю минуту резко вырулил. И упал.

— Ясно. Надо позвонить его родителям.

— Он живет с сестрой.

— Значит, сестре. Какой у тебя телефон, зайчик? — обратилась она к пацану.

Тот продиктовал ей номер.

— Сейчас положим гипс, и я позвоню.

Через десять минут левую руку мальчишки украшала плотная белоснежная повязка. Врач позвонила домой, но там никто не брал трубку.

— Ну и что с тобой делать? — она озабоченно уставилась на Виталика.

Тот сказал:

— У меня есть ключ.

— Мало ли, что есть. А вдруг тебе станет плохо, а дома никого из взрослых.

— Я могу побыть с ним до прихода сестры, — предложила Женя.

— Точно? — Женщина взглянула на нее испытующе.

— Точно. Я сейчас абсолютно свободна.

— Ну хорошо. Вы мне, на всякий случай, паспорт покажите.

Женя сунула врачихе документ. Та кивнула.

— Мы можем дать вам машину.

«Скорая» отвезла их по адресу, и через пятнадцать минут Женя уже сидела в небольшой двухкомнатной квартире. Обстановка вокруг была совсем не бедная: новые обои, модная мягкая мебель, огромный зеркальный шкаф-купе.

— Твоя сестра работает? — спросила она у Виталика, который немного отошел от полученных травм, и слегка порозовел.

— Работает.

— А где?

— Точно не знаю. Кажется, в каком-то клубе.

— Что она там делает?

— Танцует.

— А папа куда делся?

— Умер. Давно, пять лет назад.

— Как же это ваша мама уехала, оставив вас совсем одних?

Виталик пождал плечами.

— Я откуда знаю? Ксюшка говорит, у нее роман.

— Влюбилась, что ли? — уточнила Женя.

— Ну да, влюбилась. В одного мужика. Я его видел. Он к нам на прошлый Новый год приезжал, а вообще-то он не здесь живет.

— А где?

— В Южно-Сахалинске. Мать туда к нему поехала.

— И тебя с собой не взяла? — не поверила Женя.

— Не-а. А потом — Ксюшка меня все равно бы не отдала.

— Как это не отдала? Матери?

— Она говорит — она моя мать. Я, правда, ее больше люблю. Она добрая.

— А мама — злая?

— Мама никакая. Ее и дома никогда не бывало.

— Ну и семейка у вас, — невольно вырвалось у Жени.

— Пить хочу, — сказал Виталик.

— Сейчас поставлю чайник.

Женя сбегала в кухню, приготовила чаю, слазила в холодильник — там оказалось довольно много продуктов: сыр, колбаса, домашние котлеты и творожок «Данон».

Они поужинали, потом включили телевизор. Чересчур самостоятельная Ксюша все не возвращалась. Женя уже стала недоумевать — на часах было без четверти одиннадцать. Ровно в четверть двенадцатого, наконец, в двери заскрежетал ключ.

В прихожую вошла симпатичная, совсем юная девушка, с копной шелковистых каштановых волос. Одета она была совершенно обыкновенно и очень просто, в длинное болоньевое пальто и ботинки без каблука, через плечо висела объемистая кожаная сумка. В руках девушка держала увесистый пакет с продуктами.

При виде Жени, вышедшей к ней навстречу, на лице у девчонки отразился испуг.

— Вы кто? Что случилось? — голос у нее был отрывистый и хрипловатый.

— Ксюша, вы не волнуйтесь. Я — Женя. Ваш брат… с ним произошла неприятность. Он упал с велосипеда….

— Виталька? — перебила девушка и, бросив пакет, прямо в ботинках кинулась в комнату. — Ты, дурень несчастный! Я же просила тебя потерпеть до завтра! — Она подбежала к пацану, который, понурив голову, с виноватым видом сидел на диване, пытаясь задвинуть подальше загипсованную руку. — Господи, это что? Перелом?

— Трещина, — успокоила ее Женя. — Ничего страшного. Врач сказал: две-три недели, и все пройдет.

— Только этого мне не хватало! — Ксюша принялась расстегивать пальто. Вид у нее был усталый и несчастный.

— Ксюх, — потерянно позвал Виталик.

— Что?

— Ты… не расстраивайся. Мне и не больно совсем.

— Горе ты мое! — плачущим голосом проговорила девушка и, обращаясь к Жене, прибавила доверительно. — Говорила ему, потерпи пару дней. У меня вся неделя занята была, завтра только выходной. Я уж и велосипед присмотрела, хороший, за две с половиной тысячи. А этот давно пора на помойку. Так ведь нет, олух царя небесного! Надо было сесть на развалюху и сверзиться! Спасибо, хоть шею себе не сломал!

Женя видела, что она постепенно успокаивалась.

— Я пойду, — мягко проговорила она. — Там вам из травмпункта звонить будут насчет полиса, вы им номер продиктуйте.

— Хорошо. Спасибо. — Ксюша вышла следом за ней в коридор.

Прихожая была ярко освещена, и Женя хорошо видела ее лицо: тонко выщипанные брови, пухлый, но вместе с тем твердый рот, слегка раскосые, красиво подведенные глаза.

— Устала я, — сказала Ксюша и неожиданно улыбнулась. Улыбка вышла совсем детской, никак не вяжущейся с общим обликом секси-герл.

— Может быть, вам нужна какая-то помощь? — спросила Женя. — Мне Виталик рассказал, что вы одни живете.

— Помощь? — Ксюша решительно помотала головой. — Нет, нет. Я справлюсь. Мне хорошо платят, денег хватает. Жаль только времени свободного мало, Виталька вынужден один болтаться, а ему учиться надо.

— А с матерью ему было бы не лучше? — осторожно поинтересовалась Женя.

— С этой сучкой? — Выражение лица Ксюши моментально стало жестким и злым. — И думать нечего. Не видать ей его, как своих ушей. У нас все путем, все хорошо. Виталька еще у меня президентом станет, увидите. А эта… пусть катится к своему кобелю! Слышать о ней не хочу!

Женя уловила в ее голосе Женькины интонации. Значит, не он один ненавидит своих родителей, таких полно. А она наивно полагала, что близких не выбирают, а принимают такими, какими Бог дал.

— Пойду, — повторила Женя и стала одеваться.

Ксюша стояла рядом, слегка наклонив голову.

«Кем, интересно, она работает? — подумала Женя. — Наверняка, стриптизершей, иначе за что ей платят такие бабки».

— До свидания.

— Всего доброго, — попрощалась Ксюша.

Женя вышла на площадку. Дверь захлопнулась. Было уже без десяти двенадцать. Мать несколько раз звонила ей на мобильный, спрашивала, когда она вернется домой.

Женя шла по темной улице и думала, что Ксюша, наверное, поняла бы Женьку лучше, чем она. Хотя нет, она тоже понимает. Иначе, зачем ей было устраивать всю эту разборку со Столбовым, осложнять себе жизнь отказом от его руководства дипломом? Проблема в том, что она при всем сочувствии к Женьке не может влезть в его шкуру, и он это чувствует. Оттого и не верит до конца в ее искренность. Что ж, остается лишь надеяться на то, что сказал Санек — на поездку в Курск.