Мой суженый, мой ряженый - Татьяна Бочарова

Женя решила, что сделает это за ужином, постепенно. Они сидели в кухне и чаевничали. Ксенофонт хрустел сухим кормом.

— Знаешь, — тихо проговорила Ольга Арнольдовна. — Мне сегодня отец снился. Он пришел сюда, к нам, и сказал, что скучает. Особенно по мне. Представляешь, ну и сон.

— Представляю, — сказала Женя с набитым ртом. — Вы расстались во сне?

— Да. Он потом ушел.

— Это главное. Когда снится покойник, нужно, чтобы он не забрал тебя с собой.

— Знаю. — Мать вздохнула. — Интересно, как там Инга поживает? Сто лет не звонила, мы ей тоже.

— Я звонила, но очень давно. Еще осенью. У нее все хорошо, растит дочку. Та, кажется, уже ходит в первый класс.

— Ты ешь, ешь. Бери еще пирожок, вон те с грибами, а те с мясом.

— Спасибо. — Женя взяла с блюда продолговатый пирожок с грибами и надкусила. — Ма, я хочу тебе кое-что сказать.

— Это о Карцеве? — Ольга Арнольдовна тут же насторожилась.

— Ну… нет, не о нем. Но связанное с ним.

— Знаешь, я уже боюсь этого имени, — призналась Ольга Арнольдовна. — Как бы мне хотелось, чтобы ты влюбилась в Саню.

— Увы. — Женя улыбнулась. — Так вот, выслушай меня и не волнуйся. Дело в том, что я… отказалась от кураторства Столбового.

— Как отказалась?! — Мать выронила из рук пирожок.

— Так. Я решила, что он, действительно, виноват перед Женькой. И сказала ему об этом.

— Ты сказала Николай Николаичу, что не будешь у него заниматься? — лицо матери бледнело на глазах.

— Ма, ты обещала не волноваться, — встревожилась Женя. — Да, я сказала, что считаю его бездушным эгоистом.

— Прямо в лицо?!

— Конечно. А что тут такого? Я ведь действительно так думаю.

— Ужас какой! — Ольга Арнольдовна прижала обе руки к груди. — Как же ты сегодня выступала перед кафедрой?

— Одна.

— Что ж, он даже не пришел тебя слушать?

— Пришел, но позже. Я его не видела. Вернее, заметила уже после выступления.

— Женя, ты сошла с ума!

— Ма, он правда сволочь, хоть и гениальный ученый. Он не должен был так поступать.

— Как ты можешь его судить, ты, девчонка?! Он втрое старше тебя, вы… вы совершенно без тормозов, в наше время молодежь не могла позволить себе такого! — Ольга Арнольдовна почти кричала, голос ее срывался.

— Мамуль, не нужно так! Я тебе специально ни о чем не говорила, боялась, что ты станешь психовать. Видишь, я была права.

— Ты? Права?! Да ты такая же чумовая, как этот Карцев! Под стать ему! Хороша парочка! Что ж вы творите, черт бы вас побрал! — Ольга Арнольдовна, не договорив, вдруг резко замолчала. Губы ее сделались синими. Она тихо и жалобно застонала.

Женя вскочила из-за стола и бросилась к ней.

— Что? Что с тобой? Плохо?

— Сердце, — сквозь зубы пробормотала мать. — Быстрей, дай таблетку.

Женя стремительно подбежала к полке, где находилась аптечка, достала нитроглицерин.

— На.

Ольга Арнольдовна сунула лекарство под язык.

— Пойдем, я тебя уложу.

— Нет, не могу. Ой, господи, вздохнуть нету сил.

— Я вызову «Скорую».

Мать ничего не ответила, голова ее медленно клонилась к столу. Женя почувствовала, как ее охватывает леденящий ужас, и кинулась к телефону….

— Слава Богу, не инфаркт, — сказал молодой врач с красивым, иконописным лицом. — Не инфаркт, но предынфарктное состояние. Нужна госпитализация.

— Это обязательно? — слабым голосом проговорила Ольга Арнольдовна.

— Без обсуждений, — отчеканил парень. — У вас сосуды изношенные, необходима интенсивная терапия. В противном случае… — Он выразительно развел руками.

Женя с убитым видом стояла у окна.

— Собирайте ее и поехали, — велел врач.

— Господи, Женюся, как я тебя оставлю в таком состоянии? — шептала Ольга Арнольдовна. По ее щекам катились слезы.

— Перестань, мама. Все будет хорошо. — Женя заставила себя улыбнуться. — Ты поправишься. Вот увидишь. Я буду навещать тебя каждый день.

— Вы же уезжаете. Ты говорила… с хором….

— О чем ты? — Женя изобразила на лице безмятежность. — Я никуда не поеду. Главное, чтобы ты была здорова.

— Девушка, — поторопил врач. — Побыстрее, у нас еще куча вызовов.

— Да, сейчас. — Женя принялась собирать материны вещи, халат, ночнушку, тапочки.

Потом они вместе с фельдшером осторожно спустили Ольгу Арнольдовну вниз и уложили в машину.

В больнице Женя дождалась, пока мать осмотрит врач, поговорила с ним, выяснила, что можно привозить из продуктов и, поцеловав на прощанье Ольгу Арнольдовну, уехала.

Дома она позвонила Любе.

— Привет, — обрадовалась та. — Как дела?

— Плохо. Маму увезли в больницу. Сердечный приступ.

— Час от часу не легче, — расстроилась Любка. — Ты сама-то в порядке?

— Вроде бы. Скажи завтра Лосю, что я в эти дни не появлюсь. И в Курск тоже придется вам ехать без меня.

— Ну, понятное дело. Жалко.

— Ладно, перебьюсь. Лишь бы мама поправилась.

— Женюра, держись. Ты сильная, ты все сможешь. Заехать к тебе?

— Нет, не нужно. Я жутко устала, сейчас лягу спать. Завтра с утра пораньше поеду в больницу.

— Женюр, я понимаю, что сейчас мой вопрос не совсем к месту, но… как у вас с Карцевым?

— Никак, — коротко ответила Женя.

— То есть? Прошла любовь, завяли помидоры?

— Можешь считать, что так. — Женя говорила с неохотой.

Ей казалось кощунственным обсуждать их с Женькой отношения сейчас, в тот момент, когда мама лежит в больнице. Ведь это она довела ее до такого состояния, она и ее сумасшедшая любовь!

— Ладно, ясненько, — произнесла Любка. — Ну что ж, тогда чао.

— Чао, — попрощалась Женя.

Она положила трубку и глубоко задумалась. Не судьба им с Женькой помириться во время поездки. Может быть, позвонить ему прямо сейчас, рассказать, как плохо обстоят у нее дела? Неужели он не посочувствует ей, останется равнодушным? Ведь он же вовсе не жестокий и не злой, хотя и хочет таким казаться.

Женя вспомнила, как он заботился о ней, ухаживал, когда она болела, готовил для нее разные лакомства, беспокоился, чтобы ее не продуло, чтобы ноги не промокли. Не могла же вся его нежность по отношению к ней испариться без следа. Причина, по которой она собирается к нему обратиться, весьма веская.

Женя уже набрала номер, но внезапно передумала. Ни к чему все это. Пусть уж он съездит в Курск, а когда вернется, тогда они и поговорят. К тому времени и матери станет лучше, а сейчас что можно сделать? Только ждать.

29

Анна Анатольевна бережно закрыла крышку рояля, спрятала в шкаф ноты и, погасив свет в зале, вышла в коридор. Сегодня она уходила с репетиции последней — нужно было выучить сложный аккомпанемент к грядущим гастролям. Конечно, можно было позаниматься и дома, но там соседи снизу сразу начнут стучать по батарее — у них хроническая непереносимость классической музыки.