Повседневная жизнь старой русской гимназии - Николай Шубкин

15 февраля

Вечером Б-ский созвал педагогический совет для обсуждения, как он выразился в повестке, «вопроса о текущих делах». Собственно очередными вопросами были: программа празднования юбилея и обсуждение текста всеподданнейшей телеграммы. Но в начале заседания Б-ский заявил, что самозванный секретарь Ч-ва отказалась от должности, очевидно, в ожидании того, что окружное начальство, получив ее протоколы, может ей «разъяснить». Поднялся вопрос о выборе нового секретаря. Я и председатель родительского комитета Л-ский, присутствовавший еще в первый раз на заседании, стали говорить, что всего лучше сначала записками наметить кандидатов, а потом тех из намеченных, кто пожелает, подвергнуть баллотировке. Б-ский же воспротивился этому и стал настаивать, чтобы желающие занять эту должность сами заявили о том. Мы говорили, что это неудобно, т<ак> к<ак> здесь важно, кого почтят своим избранием другие, сам же напрашиваться на эту честь едва ли кто пожелает. Приводили в пример практику всех других учреждений с выборными должностями, например, выборы в Государственную Думу, избрание ее президиума, наконец, выборы родительского комитета. Но на Б-ского, по обыкновению, никакие доводы не действовали. Противодействие еще больше разожгло его упрямство, и он, что называется, «закусил удила». Вместо предложенного нами списка он стал опрашивать каждого из присутствующих, не желает ли он быть секретарем. В результате, как и следовало ожидать, никто не проявил желания. Наступило томительное молчание. Наконец, некоторые члены совета, ввиду неотложности вопросов, связанных с юбилеем, предложили устроить заседание хотя с временным секретарем. Но Б-й, несмотря на мое предложение, не ставил этого вопроса на голосование, и мы опять молчали. Снова стали толковать о способе избрания, хотя бы и временного секретаря. Б-й все время твердил, что в его практике такого способа не встречалось. А когда ему приводили примеры из практики здешних гимназий, он не обращал на ото внимания. Зашла речь и об избрании Ч-вой, причем я сказал, что тут законного избрания не было; начальница поддержала меня. Тогда и Б-ский сознался, что он — по малоопытности — мог и ошибиться: но почему же ему другие не указали на ото? Но теперь, обнаруживая ту же неопытность, он не хотел никого слушать, а стоял на своем. Пока не прийдет из округа специального разрешения этого способа, до сих пор он не позволит его употреблять, — заявил Б-ский. Мы стали настаивать хотя на избрании временного секретаря и стали уже уговаривать прежнего секретаря К-ву. «Много чести!» — отпалил Б-ский. К-ва, услышав это, кажется, отказалась. Из остальных тоже никто не пожелал секретарствовать. Снова водворилось молчание. «Прошло уже полчаса», — заявил Б-й и объявил заседание закрытым. Таким образом, благодаря поведению председателя деятельность педагогического совета приостановилась на неопределенное время, и вопросы, подлежавшие его обсуждению, будут, очевидно, решаться «в административном порядке», т. е. властью председателя. Такой финал ошеломил всех присутствующих. Особенно был возмущен председатель родительского комитета, который впервые воочию увидел наши порядки и обращение Б-ского с педагогами.

Обыск в библиотеке

16 февраля

После вчерашней истории я долго не мог уснуть и пошел в гимназию с тяжелой головой. А там ждали новые неприятности. Б-ский сегодня, что называется, «рвет и мечет». Когда учительница математики сообщила ему, что устраивает пробный урок в понедельник, он сказал, что это для него неудобно, и, не обращая внимания на ее возражения, заявил, что он как начальник учебного заведения переносит этот урок на Великий пост. Дальше началось уже нечто анекдотическое. В перемену он был с начальницей в кабинете. Когда же она ушла на люк, он вдруг пишет ей две официальные бумаги за номерами и посылает из кабинета со сторожем и разносной картой в класс, где она занималась. В одной бумаге он потребовал, чтобы она представила ему список стихотворений, разученных для юбилейного акта; а в другой, что у царского портрета «поломалась Корона и рама облезлая», а потому он предлагает ей «исправить Портрет в отношении Короны и позолоты в 24 часа» (буквально!) и следить, сверх того, за тем, чтобы царские портреты висели всегда прямо. Не успели мы еще очувствоваться от этого, как пришло новое известие. Б-ский не пошел на свой урок, а вместо этого потребовал у библиотекарши ключи и вдвоем с классной дамой Б-вой произвел в библиотеке обыск и «выемку», захватив несколько книг. Когда уроки подходили уже к концу, библиотекарша (та самая К-ва, которую мы намечали вчера в секретари) получила от Б-ского официальную бумагу с запросом, какие меры принимались ею для недопущения в библиотеку «тенденциозных изданий левого направления», и если таких мер не принималось, то пусть она «уничтожит» все такие книги, находящиеся в библиотеке, и представит ему их список. Библиотекарша, видя в этом акт личной мести Б-ского за вчерашнее, не знала, что и делать, т<ак> к<ак> допущение или недопущение книг в библиотеку в ее компетенцию вовсе не входит; уничтожать же гимназическое имущество она тоже не имеет права, тем более что и определение книг «тенденциозно левых» дело субъективного вкуса; а она с содержанием большинства книг даже и не знакома. Пока мы «судили и рядили», явился сторож, посланный председателем из его квартиры со словесным приказанием начальницы: немедленно опечатать библиотечные шкафы (ключ уже и так был у председателя) и, затворив вход в библиотечную комнату, представить ему этот ключ. Это распоряжение, по существу глубоко возмутительное и нелепое, шло, сверх того, вразрез с его официальной бумагой библиотекарше: притом и передано было, несмотря на всю свою важность, через швейцара. Поэтому начальница отказалась исполнять его и потребовала в свою очередь, чтобы Б-ский прислал ей официальную бумагу. Долго велись такие переговоры (все через того же сторожа). Наконец, Б-ский перестал требовать опечатания библиотеки, не возвратив, однако, ключа от шкафов. Собирается, значит, сам снова устроить обыск. Не пригласит ли еще для содействия жандармерию? А может быть, сам же и подбросит что-нибудь для уличения нас в крамоле. От такого субъекта всего можно ожидать!

17 февраля

В последнем полученном здесь номере «Русского знамени» оказалась статья, посвященная здешним педагогическим делам. Директор реального училища и председатель частной гимназии обвиняются в крамольности, а наш Б-ский и директор мужской гимназии Н-в восхваляются как борцы с ней. «Дурак дурака видит издалека»!