Жизнь и идеи Бруно Понтекорво - Михаил Сапожников

конюшни на берегу Волги, у прекрасного Ратминского бора, обращает на себя внимание. Причем, в отличие от башенок «новых русских», ее необычный архитектурный вид полностью функционален – это именно конюшня.[56] Конечно, построить такую красоту в 1987 году, когда в городе ничего подобного даже у людей не было, – это воспринималось как прямой вызов.

В эпоху перестройки всё приняло уродливые формы борьбы за… «сохранение экологии». Съедят, дескать, лошади заказник Ратминский бор. А здание лучше поделить по справедливости и отдать людям. Даже пересказывать эту мутную историю не хочется, но важно, как на нее реагировал Бруно. Он направил в партком заявление, в котором писал [167]:

«Мое заявление имеет целью убедить партком Института в совершенной необходимости того, что никакого решения о будущем Клуба не следует принимать во время отсутствия в Дубне теперешнего председателя совета Клуба Т. Б. Понтекорво. Я – отец Т. Б. Понтекорво. До сих пор я намеренно никакого участия в событиях вокруг Клуба не принимал, несмотря на клеветнические разговоры о якобы незаконных действиях Т. Б. Понтекорво, как будто прикрывавшихся моим именем. В частности, я всегда отказывался писать что-либо для центральной прессы. Однако теперь по причине партийной принципиальности, а также по причинам этического характера, я чувствую себя морально обязанным сделать некоторые замечания здесь и, если необходимо, в другом месте».

Смысл аргументации Бруно был прост [167]:

«…нельзя из-за недостатков в строительстве объектов социально-бытового сектора подводить людей к мысли, что корень всяческих бед кроется в новом здании клуба верховой езды, самом его существовании и даже в председателе клуба Т. Б. Понтекорво. Причем подается это под благородными лозунгами охраны природы и соблюдения социальной справедливости».

Победить и обобществить конюшню «экологам» не удалось. Но Тито вся эта история очень сильно не понравилась, и при первой возможности он затеял строительство новой конюшни, вдали от Дубны, на другом берегу Волги. В результате был построен комплекс, который местные жители окрестили просто и метко – «Кремль». А как по-другому назвать нечто, длиной 100 метров по фасаду? Помимо конюшни и зимнего манежа, была предусмотрена гостиница, оздоровительный комплекс. Прямо из окон номеров можно было смотреть, как работают с лошадьми.

Однако в 90-х общий развал не пощадил и этот «Кремль». Рынок ахалтекинцев схлопнулся. Но Тито нашел выход: распродал часть табуна и на вырученные деньги увез самых хороших лошадей в Техас, где сейчас и продолжает свое дело.

57. Возвращение в Италию

В 1978 г. в Академию наук СССР пришло приглашение послать представителя на 70-летний юбилей Эдоардо Амальди. Знаменитый опыт с «casteletto», давший толчок открытию замедления нейтронов, был сделан Бруно вместе именно с Амальди. Поэтому Бруно был наиболее подходящим кандидатом для встречи с юбиляром. Однако причины, по которым советское государство разрешало или не разрешало выезд за границу, в последнюю очередь диктовались разумностью.

Бруно был сильно невыездным, хотя в 1959 г. он был в Китае, а в 1975 г. участвовал в конференции по физике нейтрино в Венгрии. О степени закрытости Бруно говорит тот факт, что его не выпустили за границу даже на похороны родителей. Мать Бруно умерла в 1958 г., отец – в 1975 г.

Первой из родственников его навестила сестра Лаура в 1961 г. Через несколько лет приехал брат Джилло. К тому времени он уже снял свой замечательный фильм «Битва за Алжир» и стал знаменитым кинорежиссером. Бруно при нем представлялся не как «академик Понтекорво», а как «брат режиссера Понтекорво». Джилло бывал в Москве несколько раз и участвовал в Московском кинофестивале (https://t.me/bruno_pontecorvo_photo/43).

Приглашение на юбилей Амальди стало триггером для больших закулисных переговоров. В книге Мафаи [6] подробно рассказывается о демарше Бруно: он отправился на Лубянку и заявил, что хотел бы встретиться с председателем КГБ Ю. В. Андроповым. Ему предложили переговорить с заместителем, но Бруно сказал, что будет говорить только лично с Андроповым. Ему ответили, что это желание будет рассмотрено. Через некоторое время в Дубну приехал сотрудник КГБ, с которым Бруно был знаком с самого первого появления в СССР. Он первым допрашивал Бруно и был его своеобразным «ангелом-хранителем». После была встреча с важной персоной в КГБ. Бруно сказал ему: «Мне почти 60 лет, хочу перед смертью увидеть родину!» В итоге спецслужбы решили вопрос. Важную роль в этом решении сыграло и то, что в 1974 г. в командировку в Италию был выпущен и благополучно вернулся старший сын Бруно Джиль. Эта командировка прошла успешно, без всяких скандалов.

В результате, 7 сентября 1978 г. «Коррьере делла Серра» писала:

«Вчера в аэропорту Фьюмичино десятки журналистов, кинооператоров и просто любопытных встречали физика Бруно Понтекорво… Он сделал заявление: “Я никогда не работал ни над водородной, ни над какой другой бомбой, ни на Западе, ни в России, ни в Китае”».

Сохранились кадры кинохроники приезда Бруно. Окруженный толпой журналистов, сильно волнуясь, он говорит эти очень важные для него слова: «Сейчас я открою вам ужасный секрет: я никогда не работал над бомбой…».

«Коррьере делла Серра» отмечает звучный тосканский акцент, а также то, что профессор элегантно одет и хорошо загорел. Возвращение Бруно моментально сделалось большим информационным поводом. Описывали все, даже мельчайшие подробности («профессор был в элегантном серо-голубом костюме, рубашка в креповую полоску, коричневый галстук»). Среди новостного потока особенно занимательно было утверждение, что в России Бруно поменял фамилию и теперь его звать Бруно Максимович [168].

На конференции Бруно сделал почти двухчасовой доклад «Детство и молодость физики нейтрино», который был встречен с большим интересом. Переполненная аудитория долго аплодировала Бруно, физики с удовольствием с ним общались. Но холодность, с которой Эмилио Сегре пожал руку Бруно, не осталась незамеченной.

После первой поездки в 1978 г. Бруно активно участвовал в научной жизни Италии, много ездил на научные конференции, активно обсуждал различные научные проекты того времени: строительство SSC[57], подземную лабораторию в Гран-Сассо.

Видный итальянский физик Антонио Зикикки вспоминает [169], как на одной пресс-конференции журналисты спросили Бруно: «Профессор, как вы относитесь к наполеоновским планам профессора Зикикки по созданию подземной лаборатории в Гран-Сассо?». Бруно, в характерной для него манере после заболевания Паркинсоном, ответил медленно и тихо:

«Я очень сожалею, что мне уже столько лет и я недостаточно молод. Я очень сожалею, что я недостаточно молод, чтобы принять участие в этом замечательном проекте».

В 1979 г. Бруно вновь приехал в Италию по приглашению общества «СССР – Италия», читал лекции студентам. Был в Пизе, естественно, пошел навестить свой родной дом, и был очень растроган, когда прохожие узнали его, стоящего рядом с домом.

Бруно также посетил маленькие итальянские города: Перуджу, Ассизи, Урбино, Губбио. Я хорошо помню, что по возвращении Бруно устроил семинар, но на нем не столько говорил о физике нейтрино, сколько показывал слайды с изображениями различных соборов этих городов. Впоследствии Бруно принял самое активное участие в работе общества «Италия –