Суд праведный - Александр Григорьевич Ярушкин

через две с дебаркадера торопливо сбежал Капустин. Быстро оглядевшись, хотел, наверное, поймать извозчика, Капустин досадливо махнул рукой и размашисто зашагал в город.

Выждав немного, Пётр направился следом.

На Фабричной фигура Капустина то и дело терялась среди возвращающихся с работы портовых грузчиков и мукомолов. Пыля и подпрыгивая на ухабах, выкатилась из-за угла пролетка, и только Пётр успел подумать о том, как она некстати, как Капустин прыгнул в пролетку и крикнул извозчику:

— Давай быстрее!

Рванувшись за ним, Пётр налетел на чье-то крепкое плечо.

— Ошалел? — схватил его за руку коренастый мукомол в расстегнутой на груди косоворотке.

— Да пусти ты! — вырвался Пётр, почувствовав, как заныла еще не совсем зажившая рана, но пролетка уже исчезла из виду. — Вот черт!

…Исай, выйдя из магазина, сразу обратил внимание на незнакомого парня, рассматривающего афиши на круглой тумбе. На вид не очень грамотный, а вот уставился в афиши, вроде как понимает буквы. Ладно, видали мы таких! Исай остановился на ходу, хлопнул себя по лбу, будто вспомнил что-то важное, и бросился обратно в магазин.

Кеха ждал у выхода не меньше получаса, потом понял — его провели. Попытался войти в магазин, но сторож дорогу заслонил, посмотрел сурово:

— Куды? Закрыто всё! Завтра приходи, коль чего купить задумал.

— Да дружок мой там! — раздосадованно рвался Кеха. — Поторопить хочу.

— Энто ты брось, — подозрительно глянул на него старик. — Нет тут никого…

— Как нет?

— А вот так, — отозвался старик и пригрозил пальцем: — А будешь шуметь — городового свистну… Иди, паря, от греха подальше…

Не зная, что ему теперь делать, Кеха вернулся к тумбе.

…Николай Илюхин видел, как Матюшенко прошел во двор, поднялся на крыльцо, а вскоре в окне его бревенчатого дома вспыхнул свет. Неяркий, он только благодаря сгущающимся сумеркам делался всё как бы заметнее. Пристроившись на противоположной стороне улицы, Николай терпеливо ждал. Со станции долетали гудки паровозов, кто-то невдалеке неумело играл на гармони, брехали собаки, радуясь вечерней прохладе.

Понять, чем занят Матюшенко, не было никакой возможности. Не заглядывать же в окно, в самом деле! Двор просматривается со всех сторон, внимание кто-нибудь обратит. Может, спать лег, но почему свет горит? С такими мучительными мыслями и бродил Николай по улице.

8

Ротмистр Леонтович удивленно поднял глаза. Он не терпел незапланированных встреч. Виноватый вид Ивана Ивановича его только раздражил:

— В чем дело?

— Ваше высокоблагородие, — растерянно заговорил агент. — Такое вот тут дело! Не мог я не прийти!..

Он даже сбился с мысли и замолчал, тяжело дыша. В глазах ротмистра мелькнул огонек интереса:

— Коли пришли, говорите.

Иван Иванович поежился, словно ему было зябко. Он сам боялся того, что должен был сказать.

— Сегодня в вас стрелять будут! — выпалил он и добавил: — Мой долг предупредить…

— Стрелять? В меня? — еще больше удивился Леонтович. — Что вы такое несете? Вы отвечаете за свои слова?

Иван Иванович только развел руками, суетливо пояснил:

— Пришел Илюхин Николай… Говорит, ты начеку будь, мол, дело такое, решение принято с ротмистром покончить. Спрячь, дескать, листовки и прочее, а то полиция после ликвидации жандармского офицера всех шерстить будет.

Ротмистр слушал агента, прикрыв глаза, нервно поглаживая левой рукой усики. Чепуха какая-то! Чтобы эсдеки на это решились?! Хотя… Наплывал, наплывал на сердце некий неведомый холодок. Действительно, пальнут в него по дороге домой, и всё. Тогда и называй все чепухой.

— Долгом счел… — бормотал агент.

Леонтович медленно закурил, указал рукой на стул, а когда агент присел, проговорил неторопливо:

— А вам не представляется все это, скажем так, несколько сомнительным?

— Но… — неуверенно протянул Иван Иванович. — Понимаете…

— Меня смущает вот что, — сухо перебил его ротмистр. — Последнее время вы находились в изоляции от ваших «товарищей», вас как бы не замечали, сходки прошли без вашего участия…

— Вы правы, но…

Леонтович, останавливая агента, поднял указательный палец.

— А потом ни с того ни с сего приходит Илюхин и излагает вам план покушения на злобного жандарма… Вот какие у нас планы! Не кажется ли вам, уважаемый, что это проверка?

Мысль о проверке приходила в голову агента, но он ее гнал прочь. Слишком уж неприятные предугадывались последствия, такие, что и думать о них не хотелось.

— Слежки я не заметил, — пожал плечами Иван Иванович, убеждая больше себя, чем ротмистра. — Если и была, то я от нее ушел. Привычен, вы мой послужной список знаете.

— Допустим, — согласно опустил голову Леонтович. — В данном случае слежка совершенно необязательна. Зачем она им? Вас предупреждают, потом следят за мной… И по моему поведению им становится всё ясно…

Лицо агента посерело. Ротмистр холодно усмехнулся:

— Не пугайтесь. Распорядка своего я не изменю, пойду обычной дорогой и в обычное время, но вас придется спасать.

— А если все-таки не проверка? — озабоченно сказал Иван Иванович. — Опасно.

Леонтович кивнул. Чувствуя, как ползет к сердцу окаянный холодок, повел беззаботно плечом, поднялся из-за стола.

— Утюганов! — негромко позвал он, а когда унтер-офицер появился в дверях, приказал: — Вели, чтобы двое нижних чинов дополнительного штата через час были у меня, а сам тоже переоденься в партикулярное. И всем быть при оружии.

Утюганов направился исполнять приказание.

Дав наставления филерам, Леонтович проверил тяжелый револьвер, а в карман опустил еще и короткоствольный «бульдог». Мало ли что произойдет… Пригодится.

На улице ротмистр заученно выделил впереди себя долговязую фигуру унтера, а боковым зрением отметил пристроившихся позади филеров. Шел он, как ходил обычно, неторопливо, изредка поглядывая на звезды. Незачем выказывать волнение, к тому же и причины его могут оказаться ложными. Правда, замирало сердце, когда приходилось шагать вдоль темных замерших палисадников. Все равно старался Леонтович ступать ровно и уверенно.

Приближаясь к дому, он мало-помалу начал успокаиваться. Скорее всего, все-таки проверка. Его агента заподозрили в предательстве и решили проверить. Вычисляют провокатора! Конечно, никакого нападения и быть не может! Сердце застучало спокойнее и ровней. Ротмистр совсем было собрался достать папиросу и закурить, как краем глаза заметил темную фигуру, прижавшуюся к забору, и сразу на лбу его выступила испарина. Он бросил взгляд вперед. Утюганов, будто его кто гнал, оторвался шагов на тридцать, идет, не оглядывается, а филеры, наоборот, отстали.

У Леонтовича засосало под ложечкой. Лишь когда рука легла на рубчатую рукоять пистолета, он несколько успокоился. Он готов! В него не успеют выстрелить.

Темная фигура отделилась от забора, пошатнулась и подалась назад, прислонившись к столбу. Ротмистр облегченно выдохнул. Пьянчужка! Он даже усмехнулся, когда неизвестный даже отступил назад, пропуская его. Шагов пять ротмистр прошел спокойно, потом, стерев ладонью испарину со лба, не выдержал, оглянулся.