Место явки - стальная комната - Даль Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Водитель мотоцикла включил двигатель. Тяжелая машина рванулась вслед артистам. Когда она поравнялась с ними, сидевший в коляске, не целясь, выпустил из автомата короткую очередь. На тротуар рухнули два человека. Мотоцикл резко прибавил скорость, стало видно, что задний номер его прикрыт куском брезента, и скрылся за углом. На мгновение все оцепенели. Потом бросились к упавшим.
Стен и Карл тоже услышали выстрелы и побежали обратно.
Мишель и Камилла лежали на тротуаре в нелепых позах.
Человек с фотосумкой неторопливо подошел к начавшей собираться толпе, достал аппарат и стал снимать — мелькала вспышка.
Стен недовольно посмотрел на него и приказал Карлу:
— Звони в полицию! Вызови «скорую»!
Женщина, которая недавно входила в подъезд театра с девочкой в красном платьице, повисла на муже-актере и твердила, заглядывая в его посеревшее лицо:
— Я же говорила, я же говорила…
Карл ворвался в вестибюль театра, задыхаясь, подбежал к телефону, набрал номер:
— Полицейское управление? На улице Тегнера, у театра «Под горой», двое убитых, — сообщил он в трубку.
Аксель Хольм, старший инспектор по уголовным делам городского полицейского управления, ужинал у себя дома вместе со своей дочерью Карин. В глазах Карин стояли слезы.
— Можешь поздравить, я снова безработная. У нас обнаружились творческие разногласия. Хозяйка считает, что Григ несовременен.
— Ее можно понять. Она боится.
— Немцы спокойно едут через нашу территорию, чтобы душить норвежцев, — продолжала Карин. — Это нейтралитет?
— Это политика…
— Стыдно.
— Благодари судьбу, — Хольм прошелся по комнате. — Мы здесь пьем кофе, а в эту минуту людей загоняют в крематории… В Польше, в Бельгии, в Германии… Миллионы людей — в пепел…
Карин закрыла лицо руками:
— Как выглядела моя мать? Почему у нас нет ее фотографий?
— Она выглядела прекрасно. Но не любила фотографироваться… Ты похожа на нее.
— Где она сейчас?
— Не знаю… Не будем об этом.
— Ты ее не любил?
Аксель Хольм не ответил. Зазвонил телефон. Карин взяла трубку.
— Из управления… Они отдохнуть тебе дадут?
— Хольм слушает, — сказал инспектор в трубку. Некоторое время он молча слушал, потом коротко сказал: — Еду.
Карин вопросительно посмотрела на него.
— На Тегнера два трупа. Надо посмотреть.
Он направился в прихожую. Карин осталась одна, тоскливо осмотрелась. Часы пробили восемь долгих ударов.
Карин вышла в прихожую. Отец уже был в пальто и в шляпе.
— Я с тобой.
Отец пожал плечами:
— Тебе мало на сегодня впечатлений?..
Мощная «Вольво» мчится по улицам города. За рулем — Аксель Хольм, рядом Карин…
На улице Тегнера, у театра «Под горой», волнуется толпа. Уже прибыли полицейские машины, карета «скорой помощи». Вспыхивают блицы полицейских фотографов; тянут рулетку от двух трупов к тому месту, откуда стрелял мотоциклист; пожилой человек в гражданском, держа перед собой планшет, зарисовывает схему происшествия.
Театральный скрипач старичок Бруно Мильес с инструментов у груди вжался в стенку, со страхом смотрит по сторонам. Костюмерша лет сорока стоит неподалеку и, покачиваясь, беззвучно плачет.
Женщина с дочкой в красном платьице твердит мужу:
— Клаус, уйдем, ты нас погубишь…
Но Клаус не двигается, словно окаменел. Тут же стоит, оцепенев от страха, Сюзи — молодая красивая актриса.
Аксель Хольм остановил машину рядом с толпой. Хлопнул тяжелой дверцей, уверенно пошел вперед, раздвигая любопытных. Он склонился над трупами, потом жестом разрешил их прикрыть.
Карин осталась в машине. Она не видела, что молодой человек с кофром на плече издали ее сфотографировал, а потом внимательно посмотрел на номер машины, в которой она сидела.
Публика напирала. Молодой человек с кофром и с фотоаппаратом в руках пытался протиснуться вперед, но тут шляпа с него слетела и подкатилась к ногам инспектора. Хольм поднял ее, протянул хозяину и успел глянуть в лицо человеку, который недавно скучал на углу.
— Спасибо, — буркнул тот.
Костюмерша повернула к Хольму заплаканное лицо:
— Они недавно поженились, — голос ее срывался.
Карл Монсон, успокаивая, обнял женщину за плечи.
— Это наши актеры, — объяснил Хольму Стен Экман. — Закончилась репетиция, вышли…
— Свидетелей прошу не расходиться, — сказал Аксель Хольм.
Карин наблюдала из машины. Видела высокую спину отца, могучего Карла Монссона, Стена Экмана, который что-то объяснял инспектору.
Стен Экман на мгновение оглянулся, будто почувствовал, что на него смотрят, и встретился взглядом с Карин. Они смотрели друг на друга долго, настороженно, с интересом.
Мотоцикл с коляской быстро бежал по узкой хорошо ухоженной загородной дороге. Номер был по-прежнему прикрыт куском брезента. Седок в коляске оглянулся, чтобы убедиться в отсутствии преследователей, удовлетворенно махнул рукой… Водитель поднял прексигласовый козырек, ветер ударил ему в лицо.
Вдали показалась одинокая ферма: дом, хозяйственные постройки, обнесенные высоким забором. Мотоцикл остановился перед воротами. Один из приехавших несколько раз нажал на еле заметную в темноте кнопку.
Маленький сухой старичок возился внутри свинарника. Он увидел, что лампочка на столбе, подпирающем перекрытие, несколько раз вспыхнула. Старик поплелся к воротам.
Актеры, подавленные случившимся, сидели в зрительном зале своего театра. Лицом к ним, спиной к пустой сцене, за маленьким режиссерским столиком в проходе расположились Аксель Хольм и Стен Экман. В полумраке отдельно от всех сидела Карин — смотрела, слушала.
— Кто мог желать их смерти? — спрашивал Аксель Хольм. — Кому они могли мешать? Может быть, у кого-то есть предположения?
Стен, пытаясь разглядеть в дальней темноте Карин, пожал плечами.
— Совершенно никаких, — сказал он. — Месяц назад Мишель отработал трудовую повинность, был на лесоповале. Приехал счастливый. На прошлой неделе была свадьба. Все мы были там…
Эрна всхлипнула и полезла в сумочку за носовым платком.
— У них не было врагов, — чуть слышно сказала костюмерша Астрид.
— Кто сегодня друг, кто враг… — задумчиво произнес Карл Монсон.
В дверях зала появилась женщина, еще недавно уговаривавшая мужа идти домой. К ней жалась девочка в красном платьице. Женщина горько посмотрела на инспектора, на актеров, отыскала среди них своего Клауса и дальше смотрела только на него.
— Может быть, это дело и не для криминальной полиции, — сказал Аксель Хольм. — Здесь, возможно, политика…
Один из актеров приподнялся со своего места:
— Да-да, мне показалось, что они стреляли, не целясь. Им все равнео было в кого попасть.
— Стрелять в артистов! — нервно подхватила Астрид. — Как в детей стрелять! Звери!..
Клаус, будто загипнотизированный взглядом жены, медленно поднялся и пошел к ней. Она взяла его за руку, и вместе с девочкой они удалились.
Тут же между кресел проскочил еще один человек, виновато посмотрел на товарищей, приложил, как бы извиняясь, руку к груди и исчез за портьерами.
За ними поднялась Сюзи.
— Сюзи, и ты? — потрясенно спросил Стен Экман.
— Я боюсь, — ответила она.
— Останься, — попросил Экман.
Сюзи покачала головой и пошла к выходу.
— Ну вот, мы остались без Наташи, — сказала Грета Креппель. — Это конец.
Актеры посмотрели вслед ушедшим — кто осуждающе, кто с любопытством, а кто и с завистью.
— Не надо их осуждать. — Стен Экман встал. — Сказано: не суди слабого, пожалей его… Может быть, нас этим предупредили? Жестоко, но совершенно недвусмысленно предупредили? Оставаться здесь или нет — личное дело каждого с Богом. Продолжить то, что мы начали, или остановиться.
Он помолчал. Все смотрели на него. Ждали его решения.
— Что я буду делать? Я буду продолжать, — твердо сказал Стен.
— Карл! — крикнула красавица Эрна. — А ты?
— Остаюсь с нашим режиссером, — ответил Карл Монсон.
— Ну и ладно, — беспечно подхватила Эрна, — значит, еще погуляем на премьере!..
— Я займусь этим делом, — глухо сказал Аксель Хольм.
В дальнем помещении фермы, служившем одновременно и столовой, и кухней, знакомые нам мотоциклисты поглощали пиво и отрывали крепкими зубами жирное мясо от розовых свиных ножек.
В комнату вошел толстый и сильный человек — Зандерс.
— Аппетит хороший, — констатировал он вместо приветствия.
— Двоих уложили. Сами ушли чисто, — отрапортовал водитель мотоцикла.
— Идем, — велел Зандерс.
Втроем они покинули комнату, двинулись по внутренним переходам дома, спускаясь по лестнице все глубже и глубже вниз — в подвальное помещение. Толкнули обитую железом дверь. За дверью обнаружилось просторное помещение без окон. Оно напоминало химическую лабораторию: реторты, колбы, пробирки на штативах, аптекарские весы и другие приборы и приспособления. Но в углу была развернута военная рация, лежали большие наушники, шифровки.