Летняя королева - Чедвик Элизабет

– Мадам, я клянусь вам, что с этими людьми ничего не случится.

Она знала, что однажды ей придется за это заплатить, но де Бар был человеком слова. Тамплиеры не имели никакого родства, кроме Бога, и были лучшими солдатами среди христиан.

– Благодарю вас. Я оставляю это в ваших надежных руках, мессир.

Алиенора вышла из шатра, не оглядываясь, потому что не хотела встречаться взглядом с Жоффруа. Традиционная роль королевы – роль миротворца; пусть все останется как есть, а она притворится, что ее сердце не разрывается от боли.

Пережив беспокойную, бессонную ночь, Алиенора только закончила утреннее омовение, когда появился Людовик. В утреннем свете его лицо было бледным и опустошенным, глаза покраснели от усталости и слез.

– Я решил пощадить моего дядю и де Ранкона, – сказал он. – Для них будет гораздо большим наказанием жить с позором.

– Спасибо, – сказала Алиенора, ее тон был примирительным и сдержанным. Она почувствовала слабость от облегчения, ведь он так легко мог выбрать казнь, и в конце концов она не смогла бы его остановить. – Жоффруа должен вернуться в Аквитанию.

Людовик отрывисто кивнул:

– Да, пусть едет. Я не склонен защищать его от людей, и я больше не могу доверить ему какой-либо ответственный пост. Авангардом будут командовать тамплиеры.

Он стремительно покинул палатку, и Алиенора испустила сдерживаемый вздох. Теперь она не могла выносить даже его запаха. Ее охватила тошнота, и ей пришлось бежать к миске с помоями.

Марчиза бросила дела и поспешила к ней.

– Ничего страшного, – сказала Алиенора, отстраняя ее. – Со мной все в порядке.

– Я здесь, если понадоблюсь вам, госпожа, – сказала Марчиза, бросив на нее долгий, задумчивый взгляд.

Тамплиеры возглавили армию позже утром. Людовик держал де Морьена рядом с собой, а Алиенора поручила Жоффруа ехать в ее эскорте, достаточно близко, чтобы он находился под ее защитой так же, как и он защищал ее. Это было тревожно и горько-сладко. Каждый раз, когда она вдыхала его запах, ощущения были почти невыносимыми, как и в случае с Людовиком, но по противоположным причинам. Она не смела прикасаться к нему или выказывать благосклонность, потому что люди внимательно за ней наблюдали. Все чувства нужно было носить в себе. Никто не должен был ничего узнать.

30

Антиохия, март 1148 года

Ясным утром в середине марта Алиенора и Людовик вошли на парусном судне в порт Святого Симеона. Дул легкий ветерок, небо было голубым, а по морской глади медленно перекатывались волны. Алиенора вышла на берег гавани, возблагодарив Бога за их благополучное избавление. Невозможно было поверить, что плавание из порта Анталии в Антиохию, обычно длившееся три дня, заняло почти три недели, в течение которых корабли терзало бурное море, относя далеко от курса. Греческие моряки требовали непомерную плату в размере четырех серебряных марок за каждого перевезенного пассажира. Иначе оставалось сорокадневное путешествие по пересеченной и враждебной местности, что и пришлось сделать основной части армии, хотя многие воины ослабели от голода и болезней.

Алиенору тошнило на протяжении всего морского путешествия, даже когда качка стихала. Марчиза молча ухаживала за ней, смотрела проницательным взглядом. Алиенора знала, что рано или поздно придется кому-то довериться. Она не могла долго хранить свое состояние в тайне без посторонней помощи.

Антиохия располагалась на реке Оронтес, городская стена возвышалась массивными зубцами до склонов горы Сильпий. Когда-то здесь жил святой Петр, первый ученик Иисуса, и находилась церковь, в которой впервые прозвучало слово «христианин». Эта церковь сохранилась в пещере, в склоне горы, и была местом почитания и паломничества. Людовик мечтал вознести там молитву и пройти по стопам небесного привратника.

Алиенора думала лишь о том, как бы скорее увидеть дядю и попросить у него защиты. Готовясь к встрече с ним, она облачилась в красный шелковый далматик, подаренный императрицей Ириной. Свободное платье было украшено драгоценными камнями, жемчугом и золотыми бусинами. На ее пальцах сверкали сапфиры и рубины, а волосы она покрыла вуалью из египетского льна, тонкой, будто туманная дымка. Несмотря на тяжесть путешествия и неважное самочувствие, она была полна решимости встретить дядю с королевским достоинством.

Последний раз она видела его в детстве, когда ей было девять лет, и смутно помнила высокого молодого рыцаря с глубокими голубыми глазами и волосами такого же темно-золотистого оттенка, как и ее собственные. Она предвкушала, что вот-вот начнется новый этап ее жизни, в которой не будет Людовика, хотя пока она и играет роль королевы Франции.

Их приветствовала толпа людей, распевающих гимны и рассыпающих перед ними лепестки цветов розово-белым облаком. Людовик стиснул зубы.

– Будем надеяться, что это – не очередной Константинополь, – пробормотал он, скривив губы.

– Почему ты так говоришь? – Она бросила на него острый взгляд. – Здесь правит брат моего отца, он женат на твоей кузине.

– Потому что на Востоке сплошь коварство, позолота и украшения, лишь прикрывающие вероломство, – сказал он.

Алиенора изумленно воззрилась на него.

– Ты считаешь, что наши сородичи вероломны?

– Пока у меня нет веских причин думать иначе, – мрачно изрек он. – В конце концов, я не раз сталкивался с предательством и обманом родственников.

Алиенора подавила тошноту. Еще немного, говорила она себе, еще несколько дней, и она будет свободна.

– Антиохия – не Константинополь. Мой дядя и его жена – из наших земель, даже если они устроили свою жизнь здесь, и мы пришли помочь им – такова была наша первоначальная цель.

– Но не единственная, – сказал он. – Наш долг перед Богом важнее.

Дядя Раймунд вышел из дворца, чтобы приветствовать французского короля и королеву вместе со своей женой Констанцией, которая приходилась родственницей Людовику. Долгие годы под ближневосточным солнцем выбелили волосы Раймунда до светлого золота спелой пшеницы, а вокруг его голубых глаз прорезались глубокие морщины. Раймунд был выше ростом и шире Людовика в плечах и так похож на ее отца, что Алиеноре захотелось обнять его и зарыдать у него на плече, но она сдержалась. Констанция была немного моложе Алиеноры, стройная и темноволосая, со светло-зелеными глазами и тонкими чертами лица. Носом и скулами она напоминала Людовика, но было в ней и что-то экзотическое, словно Восток одарил ее чем-то особым.

Их брак начался со скандала и интриг. В двадцать два года Раймунда пригласили править Антиохией, собираясь женить его на Алисе, вдове недавно умершего графа Боэмунда. Но Алиса была своенравна и недостаточно родовита в отличие от своей девятилетней дочери Констанции. Путешествуя тайно, чтобы обмануть врагов, Раймунд прибыл в Антиохию, якобы собираясь жениться на матери, но вместо этого взял в жены дочь, тем самым разрушив честолюбивые планы Алисы и завладев Антиохией. Несмотря на серьезную угрозу со стороны сельджуков, он оставался сильным игроком на Востоке, а ведь ему было всего тридцать лет.

– Добро пожаловать, – сказал Раймунд звучным и мягким голосом. Он говорил на северном французском языке, приветствуя Людовика поцелуем мира и обнимая его, но не преклоняя колена. Затем он повернулся к Алиеноре, и его взгляд наполнился теплом и состраданием.

– Племянница, – сказал он на lenga romana. – Дитя моего брата.

Когда он поцеловал ее в щеку, она прижалась к нему, будто потерпевший кораблекрушение моряк, которому капитан проходящего мимо судна бросил канат.

– Ты так похож на моего отца, – сказала она с дрожью в голосе.

Раймунд улыбнулся, обнажив крупные белые зубы.

– Надеюсь, это лестное сравнение. Мы очень рады видеть вас, нам очень нужна ваша помощь. Надеюсь, Антиохия вам понравится.

– Я будто вернулась домой, – сказала Алиенора, от нахлынувших чувств у нее перехватило горло. Повернувшись к супруге Раймунда, она обняла и ее. Вокруг Констанции витал аромат ладана, одновременно дымный и пряный. Людовик от напряжения крепко стиснул зубы, но держался не враждебно, а лишь настороженно.