Цицерон. Между Сциллой и Харибдой - Анатолий Гаврилович Ильяхов

и прежде всего посоветовал молодому человеку привлечь к себе внимание обращением к римскому народу и к ветеранам Цезаря.

Октавиан призвал римлян на сходку, чтобы заявить о своём существовании и законном праве на наследство Цезаря. Упомянул, что готов исполнить его волю, произвести обещанные Цезарем выплаты каждому римлянину. Но вот беда, Марк Антоний не торопится передать законному наследнику то, что принадлежит ему по праву. Следовательно, он, Гай Юлий Цезарь Октавиан, принимает единственно возможное в таких обстоятельствах решение – распродаёт принадлежащее ему личное имущество, а вырученные деньги раздаст по триста сестерциев каждому гражданину Рима, а воинам-цезарианцам – по двести пятьдесят драхм, как завещал великий Цезарь. Ещё устроит в его честь за свой счёт «Цезаревы игры».

С этого дня в Риме в каждом доме и на улицах заговорили о «новом Цезаре». Но когда Октавиан приступил к исполнению обещания, денег от продажи имущества не хватило. Пришлось просить поддержки у матери, отчима и других родственников, но это лишь добавило популярности молодому Цезарю. На выборах народного трибуна народ пожелал видеть его в этой должности, после чего Антоний был вынужден его опасаться. Острейшая схватка за власть в Риме между Антонием, Октавианом и… Цицероном началась!

Марк Антоний в должности консула считал себя преемником бывшего диктатора – Цезаря, а Цицерон, приняв сторону Октавиана, имел другое мнение, предполагая вместе со своим юным «подопечным» заняться реформированием и управлением государства. При всём неприятии единоличной власти оратор понимал, что укрепление могущества Римской республики невозможно без «крепкой руки» властителя, но «обязательно управляемого законами». Именно на такую роль нового кормчего республики Цицерон прочил Октавиана.

Наследник Цезаря вскоре понял, что его самые опасные враги – не убийцы «отца», а те, кто желает использовать его ради достижения собственных целей. Принимая поддержку Цицерона и других сенаторов, юноша осознавал, что союз с ними недолговечен. Не понимал этого только Цицерон!

Консул Марк Антоний созвал Сенат, на котором объявил Октавиана… «новым Спартаком», а Цицерона – его пособником, «коварным змеем», подстрекателем новых политических убийств. Октавиану пришлось защищаться: действуя по согласованию с Цицероном, он обращался к народу со всех «возвышенных мест» в городе за поддержкой, обвинял Антония в присвоении чужих денег. Заявлял, что выступает в защиту Гая Юлия Цезаря, своего «отца» и благодетеля Рима. Требовал от Антония объяснений, почему позволил убийцам Цезаря избежать заслуженного наказания. С этого времени его постоянно окружали ветераны Цезаря, исполненные ненависти к «узурпатору», консулу Марку Антонию.

Всё произошло, как предполагал Цицерон: Октавиан направился в Кампанию, где в основном были расселены ветераны, прежде воевавшие под командованием Цезаря. Каждому, кто вступал в ряды Октавиана, он выплачивал единовременно по две тысячи сестерциев, обещал достойное жалованье. В короткий срок удалось набрать десять тысяч «добровольцев», с которыми Октавиан направился в Рим, чтобы успеть занять город до возвращения Марка Антония. А консул набрал в Македонии только шесть тысяч легионеров. На всей территории Италии оживились наёмники, готовые за деньги убивать любого, кого назовут врагом Рима.

В конце года Цицерон, выступая в Сенате, указал на опасность для республики от Марка Антония, предлагал дать Октавиану дополнительные полномочия для борьбы «с врагом Рима». По его словам, Антоний – мятежник и беглец, которого похвально убить всякому без суда. Убедившись, что Антоний не вернётся в Рим, пока не истечёт срок консульства, Цицерон постоянно выступал в Сенате и на Форуме, доказывая злоупотребление им властью. Октавиан тем временем, имея под началом два «личных» легиона, получил от Сената ещё два и вошёл в Рим, где был избран консулом вместе со своим кузеном – Квинтом Педием. Довольный результатом Цицерон говорил друзьям:

– Как только представился случай, я защитил Рим, объявив себя главой перед Сенатом и народом. А всё потому, что ко мне вернулось былое присутствие духа.

* * *

Римляне жадно внимали известному оратору, речами которого вселялась надежда на то, что с Антонием вот-вот будет покончено. Но это ещё не победа, говорил Цицерон, у Антония с Лепидом есть достаточно легионеров для сопротивления. Против силы надо противопоставить только силу, – и он опять возбуждал Рим речами, призывая к защите республики:

– Мы переживаем критический момент, борьба идёт за свободу! Квириты, я верю, что мы добьёмся победы своим единодушием и преданностью делу. Всё, что угодно, но только не рабство. Другие народы могут сносить неволю, а римлянин всегда остаётся свободным.

Страстные призывы оратора, исполненные мести к узурпатору Антонию, давали результат. Молодые люди массово записывались добровольцами в ополчение, торговцы оружием и продовольствием отказывались брать с ополченцев деньги, горожане вносили пожертвования на «армию свободы». На патриотической волне Цицерон поднялся до главы государства, не желая замечать, что Римская республика давно напоминает корабль, терпящий бедствие в страшную бурю.

А когда пришла весть, что легионы Антония потерпели поражение от ополченцев Цицерона, жители Рима собрались у его дома. Когда он вышел, они с ликованием подхватили на руки «спасителя отечества» и понесли к Форуму, к рострам, желая вновь и вновь слушать увлекательные речи о свободе и народном управлении, демократии. В Сенате оратор призывал оказывать почести Октавиану и Бруту, называя их защитниками республики, не забывал напоминать о собственных заслугах в борьбе против тирана Марка Антония.

Цицерон не желал замечать, что призывы к уничтожению тирании Марка Антония не по душе многим сенаторам. Они достаточно мудры, чтобы осознавать, что личная вражда способствует новому этапу гражданского противостояния. Оратор настойчиво требовал его смерти, так же как некогда для главаря заговора Катилины. Но сенаторы возражали: если так продолжать, существование Рима как государства окажется под угрозой. Оттого призывы «спасителя отечества» объявить консула Марка Антония «врагом Рима и римского народа» в Сенате сочли мятежными.

Дальше – больше. Поскольку речь шла о дальнейшем существовании Римской республики, Сенат в ускоренном режиме принял резолюцию о начале переговоров о «согласии сословий», для чего направил секретное посольство к Антонию и Лепиду. После этого военные действия между республиканскими и «мятежными» армиями заметно сократились, а командующие стали выжидать. Но цели посольство не достигло: Антоний в резкой форме заявил, что власть в Риме и Сенате захвачена помпеянцами, а Октавиан вступил в преступную связь с убийцами Цезаря; Марка Цицерона и его друзей он называл преступниками. Путь к примирению вновь был отрезан.

Дальновидное предательство

Противостояние Цицерона и Антония получило новое развитие после того, как Сенат неожиданно передал верховное командование армией опытному и авторитетному среди военных Дециму Бруту, хотя на эту высокую должность рассчитывал сам Октавиан, особенно после победы при Мутине, где он проявил яркий полководческий талант. Ведь он шёл к славе, потратив на создание двух легионов состояние! И когда молодой человек запросил у Сената позволения на триумфальное шествие в честь признания боевых заслуг, ему недальновидно отказали. А вот такого отношения к себе наследник диктатора Цезаря сенаторам простить не мог! Боги назначили ему участь преемника знаменитого родственника, и он поднимется над всеми, хотя для этого придётся действовать решительно, но скрытно.

Начал с того, что, не обращая внимания на возражения командиров своих легионов, стал милостиво обходиться с пленными воинами Марка Антония. Предлагал служить в своих рядах, кто не соглашался, отпускал с миром, взяв только обещание не воевать против него. Однажды в палатку Октавиана доставили пленного командира Деция, как оказалось, близкого друга Антония. Вместо допроса «с