Цицерон. Между Сциллой и Харибдой - Анатолий Гаврилович Ильяхов

невольный преемник Цезаря Марк Антоний заражён той же диктаторской болезнью, а начало положено сразу после убийства! Ведь Антонию удалось провести через Народное собрание, минуя Сенат, закон, предоставлявший ему «право оглашать распоряжения Цезаря, обнаруженные в его доме». Всем понятно, что документы находятся в бесконтрольном распоряжении Антония, гарантии же, что очередной указ от имени покойного властителя Рима на самом деле принадлежит Антонию, отсутствует.

Марк Цицерон ещё не разобрался в ситуации и настроении римского общества, оттого счёл за благо удалиться из Рима. Время от времени перемещаясь из одного своего имения в другое, занимался литературными трудами. Так он проводил время до осени, пока Антоний не призвал его, объявив заседание Сената. Он появился в Риме и узнал, что консул будет предлагать законопроект, позволяющий обожествление Цезаря. Голосовать за него Марк не соглашался, поэтому предпочёл пропустить заседание, отослав консулу сообщение со слугой о внезапно случившейся болезни.

Однако Антоний принял отказ за личное оскорбление, пообещав, когда понадобится, привести упрямца в Сенат силой, что походило на объявление недружелюбных действий с обеих сторон.

На следующий день Цицерон явился в Сенат и, обнаружив отсутствие консула на заседании, выступил с резким осуждением действий Антония, откровенно предлагавшего свои законы, ссылаясь на «волю Цезаря». Марку Цицерону пришлось также отвергать обвинения в том, что он якобы являлся предводителем убийц Цезаря. При этом оратор избрал оригинальный ход своеобразных «дебатов» – он обращался к его консульскому креслу, как к самому Антонию:

– Не могу оставить без ответа твои обвинения, Марк Антоний. Ты заявляешь, будто бы Цезаря убили по моему наущению. Боюсь, что под видом обвинения ты превозносишь меня за чужие заслуги. Разве ты слышал моё имя в числе участников этого славнейшего деяния?

Цицерон повернулся в сторону сенаторов и показал пальцем на кресло Антония.

– Отцы-сенаторы, обратите внимание на тупость этого человека, или, лучше сказать, животного, ибо он заявил так, исходя из того, что Брут, держа в руке окровавленный кинжал, воскликнул: «Цицерон!» Разве из этого следует заключить, что Цицерон соучастник убийства?

Цицерон продолжал гневную речь, обращённую к отсутствующему Антонию:

– Если ты спросишь меня об отношении к Цезарю, отвечу: «У него были талант, ум, память, образование, настойчивость, он умел рассуждать и предопределять будущее. На войне он совершал дела, хоть и гибельные для государства, но великие…» Какими твоими делами нам сравнивать тебя с Цезарем, чтобы восхищаться тобой, как им, Марк Антоний? И вот меня, которого ты только подозреваешь, называешь преступником, а тому, кто размахивал кинжалом, с которого капала кровь, ты желаешь выразить уважение?!

Одни сенаторы с воодушевлением воспринимали каждое слово Цицерона, другие морщились, давая понять, что им неинтересно то, о чём говорил оратор. Часть участников слушала с усердным вниманием, собираясь позже передать всё, что запомнили, Марку Антонию.

После заседания довольный собой Цицерон ушёл в окружении друзей, не испытывая ни капли тревоги за собственную жизнь.

Но он недооценил своего законченного врага. Решив, что достаточно посчитался с Марком Антонием, Цицерон вернулся в Путеолы. Антоний, узнав все подробности речи строптивого оратора, немедленно назначил новое заседание Сената и на нём обвинил Цицерона в том, что, будучи консулом, он подстрекал Сенат к вынесению противозаконных смертных приговоров в отношении участников заговора Катилины, способствовал убийству Клодия. Это он, Цицерон, намеренно поссорил Помпея с Цезарем, он и был вдохновителем убийства Цезаря.

Марку Цицерону тут же сообщили, и он, долго не думая, прислал из Путеол политически заострённый ответ, записи которого вмиг разошлись в копиях по Риму. Им зачитывались друзья и враги оратора, следившие за неожиданно возникшим противостоянием двух личностей. Оставаться равнодушными к такому обращению автора никто не мог: «Проспись и выдохни винные пары… Ты был шлюхой, доступным всем… О, нестерпимое бесстыдство, ничтожность и низость этого человека…»

Чтобы у врага не оставалось сомнений, Цицерон заканчивает словами: «Будучи молод, я защитил государство. Не покину его и стариком. Я с презрением отнёсся к мечам Катилины – знай, не устрашусь и твоих бредней!»

* * *

В римском государстве, внезапно расстроенном убийством абсолютного правителя, события развивались слишком стремительно. Поспешные и оттого незаконные старания консула Антония учредить свою диктатуру приводили к недовольству всего общества, что было чревато очередной гражданской войной. В течение короткого времени на востоке республики сложилась довольно сильная военная коалиция, возглавляемая Юнием Брутом, а в противовес ему Антоний и Лепид собирали верные Цезарю легионы. И никто из них не заметил, как на политическом небосклоне объявилось новая, пока малозаметная личность…

Наследник Цезаря

Из всех родственников Цезарь выделял внучатого племянника, Октавия, которого с юности приучал к воинской службе и даже взял в Испанию. В момент убийства диктатора Октавий находился на Балканах, откуда Цезарь предполагал выступить на Парфию. В тот день Октавий узнал от прибывшего из Рима посланца, что бездетный Цезарь оставил завещание, в котором указывал его приёмным сыном и главным наследником. Несмотря на совет матери избрать более безопасную жизнь частного человека, отказаться от усыновления и от наследства, восемнадцатилетний Гай Октавий, приняв унаследованное от Цезаря имя – Гай Юлий Цезарь Октавиан, не устоял перед искушением повторить деяния великого родственника. Оставил свой легион и оказался в Риме в самом начале противостояния Цицерона и Антония.

Прежде посетил Марка Антония, которому заявил о желании смыть кровью убийц смерть «отца», и потребовал завещанные ему средства, чтобы выполнить волю покойного и раздать долю народу. Речь шла о деньгах, которые передала вдова Цезаря Марку Антонию по его требованию. Консул, успевший вкусить сладость единоличного правления, увидев перед собой тщедушного незнакомца, воскликнул с вызывающим пренебрежением:

– Ты в своем уме? Ты лишен не только разума, но и добрых друзей, если хочешь принять на свои плечи такую непосильную ношу, как наследство Цезаря, тем более что все эти деньги твой родственник украл из государственной казны! Они пойдут на нужды римского народа.

Решив, что такого ответа достаточно, консул отвернулся, давая понять, что занят более важными делами. Но Октавиан уже знал, что после гибели Цезаря Марк Антоний рассчитался по своим огромным долгам и стал самым богатым человеком в Риме. Молодой наследник не уходил, продолжал настаивать. Антоний со снисходительной улыбкой заявил, что «деньги Цезаря потрачены в его интересах и для его памяти, а большая часть пошла на подкуп влиятельных лиц, чтобы они не препятствовали принятию решений»… Но давать отчёт за израсходованные деньги не намерен.

Октавиан, разгневанный отказом, отправился на поиски влиятельного защитника. Марк Цицерон показался ему полезным для этой цели тем, что находился в смертельном противостоянии с Антонием. Юноша ежедневно отправлял к оратору нарочных с письмами, умоляя о сострадании к нему, несправедливо оскорблённому сыну великого Цезаря. Искал встречи, пока Марк Цицерон не увидел в нём орудие борьбы с Антонием.

Несмотря на молодость Октавиан оказался крайне честолюбив, настойчив, но не блистал благопристойностью, как обычный молодой человек в его положении. Марк Цицерон увидел в нём проявление «сыновнего уважения», слышал убедительные слова признательности за преданность республике… Подпав под его обаяние, старик вообразил, что ему по пути с наследником диктатора, что Октавиан станет надёжным партнёром в справедливой борьбе за возрождение республики. Он заключил с юношей негласный договор о совместных действиях против Марка Антония