Опасный обман - Линн Керстен

Мистер Саути пожал плечами, по всей видимости, эта загадка не произвела на него впечатления.

– Возможно, вы слышали, как сам Кольридж читал поэму. Иногда он это делал. Хотя я считаю, что он не любит представлять незаконченное произведение. Одно такое чтение вслух в доме лорда Байрона на Пиккадилли привело к этой публикации. Правильно, Сара?

– Я очень огорчилась, прочитав объявление, в котором говорилось о ее издании, – ответила она, – Напрасно Кольридж опубликовал фрагменты.

– Мне нужно разузнать о публичных чтениях, – сказал Деринг, не обращая внимания на замечание миссис Кольридж.

Высказывание не было нелюбезным, но Кэт почувствовала, что женщина несчастна. Или, возможно, она просто увидела как бы свое собственное зеркальное отражение.

– Ничего не могу сказать по поводу этого, – снова заговорил мистер Саути. – Если это важно, то я тоже однажды читал свою поэму. Это было в 1813 году, вскоре после моего избрания Поэтом-лауреатом. Леди Уиллингтон, у которой летний дом в Уиндермире, организовала прием в мою честь. Я должен был произнести речь, а Кольридж согласился приехать из Бристоля и прочитать одну из своих блестящих лекций. Но, наверное, он забыл о приглашении, потому что ни сам не появился, ни извинился перед нашей хозяйкой.

Круглое, как луна, лицо миссис Кольридж выразило безропотное терпение.

– Молчание и отсутствие. Это типично для него. Мистер Саути кивнул.

– Леди Уиллингтон, огорченная, прислала мне записку с просьбой продлить мое собственное выступление. Я решил, раз уж нет самого Кольриджа, прочитать немного из его произведений, чтобы развлечь гостей. Так что тем вечером я читал «Кубла Хан». Не так выразительно, как это сделал бы сам Кольридж, но слушателям понравилось. Особенно одному молодому человеку, который сел рядом со мной за ужином и попросил разрешения скопировать поэму, в чем я ему, естественно, отказал. Но я позволил ему подержать ее некоторое время в руках, пока он запоминал особенно понравившиеся ему строки. Довольно приятный джентльмен, хотя и чуточку чересчур увлекся незначительными деталями произведения.

– Вы помните, как его звали, сэр?

– Не думаю, что вообще знал его имя. Нет, подождите. Оно начиналось на Б, я почти в этом уверен. Б, а потом еще слог. Может быть, вспомнится. Хотите увидеть поэму?

– Непременно, если вы будете столь добры.

Деринг последовал за мистером Саути к письменному столу, всем своим видом изображая горячий интерес, Кэт заметила в его глазах настороженность, слабое движение пальцев говорило о сдерживаемой энергии. Она предложила бы ему сейчас золотую гинею, чтобы он мог поиграть ею, как делал это во время аукциона.

– Ага, вот она. – Саути держал в руках лист бумаги, исписанный с обеих сторон. – Кольридж прислал мне ее много лет назад. Это копия, сделанная его рукой, поэтому я и сохранил ее. Хотя, – сказал он, улыбнувшись впервые за все время, – я редко выбрасываю книгу, брошюру или просто лист бумаги, как вы могли заметить. Позвольте, я взгляну на печатное издание поэмы?

– Надеюсь, вы сохраните ее, с моей благодарностью и наилучшими пожеланиями.

Пока Саути сравнивал рукопись и книгу, Деринг сел напротив миссис Кольридж и заговорил с ней об интересных местах в окрестностях. Отвечая на его вопросы, миссис Кольридж совершенно преобразилась. Она говорила с воодушевлением и довольно остроумно, на что Деринг отвечал в том же духе. Еще одну обвел вокруг пальца, подумала Кэт, зачарованно наблюдая за работой мастера. Она. уже знала, каково быть объектом его обворожительных манипуляций. Даже хорошо зная, что у него на уме, вы все равно хотели, чтобы он был искренним, реагировал на вас так, как ни на кого больше. Женщины так впечатлительны, столь легко поддаются обману.

– Он внес много изменений в поэму, после того как сделал мою копию, – сказал мистер Саути. – Когда, точно неизвестно. Возможно, он редактировал ее перед публикацией.

Кэт и Деринг тоже подошли к письменному столу и встали по бокам от мистера Саути, который указал им на расхождения в копии и печатном издании. Ей изменения не показались существенными, хотя мистер Саути похвалил два из них как решительные улучшения.

– Но это, – сказал он, покачав головой, – просто отвратительно. Посмотрите, вначале он написал «гора Амора», а потом зачеркивает и пишет «гора Амара», что является настоящей аллюзией.

– Намеком на что? – спросил Деринг. – «Амора» – похоже на amore, любовь. Не на это ли он намекает?

– Но посмотрите у Мильтона, когда он пишет о поисках Эдема сатаной. «И не там, где абиссинских королей сторожит гора Амара, как полагают некоторые, находится истинный рай». Разве «Амара» не подходит для поэмы, заканчивающейся словом «рай»?

– В самом деле. – Деринг взглянул на Кэт, как бы в поисках человека в этой комнате, понимающего всю важность сказанного.

– А потом, к несчастью, он меняет это слово на «Абора», если это только не просто ошибка наборщика. Мне хочется верить, что это именно так и было. Ни один поэт, будучи в здравом уме и твердой памяти, не допустил бы намеренно такого искажения.

– Даже по моему скромному разумению, замена кажется бессмысленной, – согласился с ним Деринг. – Вы можете вспомнить что-нибудь еще о том джентльмене на приеме, сэр? О его внешности или манерах?

Саути оторвался от поэмы и выглянул в окно.

– Очень мало. У него были хорошие манеры, он приятно говорил и двигался. Темные волосы. Джентльмен, лорд… Би… нет, не могу вспомнить. Я сказал бы лорд Бикон, но это не подходит. Что-то в этом роде. Мне сообщить вам, если я вспомню имя?

– Буду счастлив.

Пока Деринг записывал мистеру Саути свой адрес в Лондоне, миссис Кольридж провела Кэт в сад и показала себя хорошей собеседницей, даже без поддержки со стороны Деринга. Наконец, получив приглашение посещать хозяев дома в любое время, Кэт и Деринг поскакали через мост, перекинутый через реку Грета.

На другом берегу их ожидал верховой, молодой человек в синей с золотом ливрее.

– Не отправиться ли нам в Кесвик? – обратился к нему Деринг. – И не поискать ли там уютное местечко, где можно перекусить?

В отдельном кабинете гостиницы «Герб Кесвика» Деринг, воспользовавшись походным столиком, притороченным к седлу слуги, исписывал страницу за страницей. А Кэт ковыряла пастушью запеканку на своей тарелке, гадая, чем же он там занят. В течение всего дня он сосредоточенно делал шаг за шагом, и ни в одном из них для нее роли не было. И зачем он взял ее с собой?

Чувство вины, и без того никогда не покидавшее Кэт, снова стало терзать ее. Она должна была бы знать, какое наказание ее ждет. Ведь ее волновала только миссия, и она распекала Деринга за то, что тому до этого нет никакого дела. Теперь он посвятил себя целиком выполнению их предназначения, а она слоняется вокруг него, как глупая школьница, которой вскружил голову помощник садовника. Но она Хотя бы не царапается, требуя внимания к себе, – жаждая заверений в любви. Во всяком случае, вслух.