Жемчужина Авиньона - Элейн Кейн

— Люби меня, — снова прошептала она, и Хью со стоном приник к ее устам, подобно путнику в иссушенной солнцем пустыне, с жадностью пьющему драгоценную влагу из источника. Сердце его пронзила боль, как будто его рассекли раскаленным докрасна клинком.

Катарина… Только она одна смогла найти дорогу к его сердцу, только она видела в нем то, чего не видели другие. И она любила его такого, каков он есть, не требуя ничего взамен. Всю свою жизнь он был не более, чем половинкой человека, а Катарина оказалась другой его половиной, которую он так долго искал и отчаялся когда-нибудь найти. Хью погладил ее по золотисто-рыжим волосам и нежно поцеловал в лоб.

— Подожди, — он поднялся и направился к столу, на котором лежали неокрашенные бараньи шкуры. Он отнес их туда, где сидела Катарина, и бросил на каменный пол. За ними последовали шкуры со скамьи, и, в конце концов, пол у очага превратился в ложе из мягкой овечьей шерсти. Вернувшись к Катарине, Хью крепко обнял ее и бережно поднял со стула, внимательно вглядываясь в ее лицо, не омраченное ни страхом, ни сомнением. Он увидел доверчивую улыбку и любящий взгляд, говоривший больше, чем могли бы сказать слова. Он отнес ее к очагу и бережно опустил на шкуры, протянул руку к ленте, стягивающей волосы, и одним движением развязал ее. Освободившись из тесного плена, медные тяжелые волны рассыпались по овечьему меху.

Хью опустился рядом с Катариной и подпер голову рукой. Теперь настал его черед рассматривать свою возлюбленную. Он легонько касался кончиками пальцев ее лица, высоких скул, нежных, безупречной формы ушей, трогательной ложбинки на шее. Не спуская с нее глаз, он осторожно принялся распускать шнуровку на ее скромном монашеском одеянии.

Не в силах удержаться, Хью принялся целовать открывшуюся ему белую шею, покатые плечи, нежную девичью грудь. Катарина почувствовала, как тепло от его ласковых губ разливается по всему ее телу, она запустила пальцы в его волосы и крепче прижала голову Хью к своей груди. Медленными, уверенными движениями Хью стал освобождать ее от одежды, в которой больше не было нужды. Катарина дрожащими пальцами пыталась расстегнуть застежки его туники. Он мягко отстранил ее руки и быстрым движением сбросил тунику и рубаху. Хотя Катарине и приходилось уже дважды видеть его тело, когда она помогала ему в Авиньоне принять ванну, но сегодня она как будто видела его впервые. Она провела пальцами по его груди, покрытой золотистыми волосами, и он застонал от наслаждения. Наконец были расстегнуты последние крючки и застежки и Хью смог увидеть Катарину, лежащую обнаженной в мерцающем пламени очага. Тело ее было еще более прекрасным, чем он рисовал его себе в воображении. Белая, как сливки, кожа без единого изъяна была так нежна, что, казалось, даже мягкая овечья шерсть может повредить ее.

Хью смотрел на Катарину и чувствовал, как его охватывает щемящее чувство нежности к этой девушке, такой беззащитной в своей наготе. Он внезапно понял, что теперь он, и только он в ответе за нее, за все, что произошло с ней и что может произойти. Он никогда не сможет оставить ее и продолжать жить, как ни в чем, ни бывало. Он что-нибудь сделает, поедет к королю, тот должен понять его.

— Люби меня, люби меня, Хью! — вновь прошептала Катарина. Он прижался к ней всем телом, чувствуя, как желание становится непереносимым. Это было желание за пределами желания, сладкое и в то же время мучительное, желание, у которого не было ни начала, ни конца.

— Катарина, — прошептал он, прижимая к себе ее обнаженное тело. — Обещаю, я не причиню тебе боли. Я люблю тебя больше жизни, и всегда буду любить!

— Я знаю, любимый. Не может быть боли в том, что я стану частью тебя.

Хью крепче прижал ее к себе, и они, наконец, стали единым, неделимым целым. Кожа к коже, сердце к сердцу, душа к душе. Катарине показалось, что она парит в поднебесье, подобно своему соколу. Они слились воедино, и ничто больше, даже сама вечность, не смогло бы разделить их…

Хью лежал на теплых шкурах, прижимая к себе спящую Катарину, чувствуя на своей груди ее легкое, ровное дыхание. Протянув руку, он укрыл ее своей туникой, и так и лежал без сна, обнимая ее и глядя, как ночь спускается на аббатство Ройямон.

Закончилась вечерня, и монахини отправились по своим кельям, чтобы мирно отойти ко сну. Сестра Марианна стояла в маленьком монастырском садике, глядя на свет в окошке башни. По-видимому, те, кто сейчас был там, не забывали подкладывать дров в очаг. Сестра Марианна глубоко вздохнула. Она вспомнила свою молодость и человека, которого когда-то любила вопреки всему. Любовь их тоже была обречена, и именно поэтому она пришла сюда, в монастырь, чтобы найти успокоение за его толстыми стенами, чтобы излечить сердечную рану.

Сколько лет уже прошло с тех пор? Так много, что приезд сюда уже почти стерся из памяти. Но любовь, которую она испытывала к своему рыцарю, оставалась с ней. Она не потускнела с годами и была такой же яркой, как первый луч солнца, встающего на горизонте каждый день. Может, ей надо было бороться? Может, если бы тогда она знала все то, что знает сейчас, то поступила бы по-другому?

— Прости меня, Господи, — начала молиться она, — ибо я сегодня совершила грех. Прости мне, если я неправа в том, что не хочу, чтобы Катарина оставалась здесь, за этими стенами! Здесь хорошо, здесь успокаивается душа. Многие хотели бы жить здесь до конца дней, но я верю, Господи, что у Катарины другое предназначение. Если я неправа в том, что помогаю ей изменить свое решение, то прости меня, Боже, и помилуй!

Сестра Марианна, настоятельница Ройямонского аббатства, медленно перекрестилась и отправилась в свою келью.

Глава девятнадцатая

Утро еще не начало разбавлять черноту ночи своими тусклыми красками, когда Хью нежным поцелуем разбудил Катарину. Колокола еще не звонили к мессе, но Хью знал своим безошибочным чутьем опытного воина, что скоро небо на востоке начнет светлеть.

— Вставай, любимая, — прошептал он ей на ухо. — Я отведу тебя в твою комнату. Аббатство вскоре начнет просыпаться.

Катарина открыла сонные глаза и посмотрела на него. На лице ее засияла радостная, светлая улыбка. Она потянулась и погладила его по щеке, забыв о том, что мир вокруг них вскоре начнет просыпаться. Хью наклонился, чтобы поцеловать ее, и нежно погладил распущенные волосы.

— Нам нельзя оставаться здесь, Катарина. Слишком много может возникнуть ненужных вопросов.

Катарина понимающе кивнула и быстро натянула через голову платье и сунула ноги в мягкие тапочки. Хью тоже быстро, по-походному оделся, собрал с пола шкуры и аккуратно разложил их на столе и скамейке. Они шли по пустынным коридорам молча и только когда подошли к келье Катарины, Хью притянул ее к себе.