Посмотри, отвернись, посмотри - Елена Ивановна Михалкова

– Ага. Из Искитима.

– И как там? – спросила я. Самое время для светской беседы.

Саша усмехнулась.

– Снизу яма, сверху дым – это город Искитим. Мужу твоему там не нравилось. Он вышел из тюряги, подлечился, зубы новые вставил – и свалил. А предки его живут – и ничего. Полугород-полудеревня. Вернее, недо. Когда-то мрамор у нас добывали, теперь уже нет. От цементного завода воздух загрязненный. Что еще? Печенье у нас вкусное. В Берди хорошая рыбалка.

Я покосилась на нее. При мне Саша еще ни разу не говорила так много. Ожесточенное выражение исчезло с ее лица. Она рассказывала про Искитим с насмешливой нежностью.

– А где сейчас твои родители? – Мне хотелось задержать эту интонацию, послушать еще.

Но она снова будто оцепенела:

– Без понятия. Может, сдохли… Хотя вряд ли. Такие долго живут.

Мы шли бок о бок среди деревьев по сухой тропе. Вокруг не было ни души.

– Много денег бабка тебе оставит? – спросила Саша.

– Когда-то это была стоимость трехкомнатной квартиры в хорошем районе. Сейчас уже больше. Я не знаю, много это или мало.

Она взглянула на меня с недоверчивой усмешкой:

– Для простого парняги из Искитима? Вчерашнего зэка? Для которого потолок – это конура на выселках с ипотечной кабалой на двадцать лет? Вообще-то дофига! Сама, что ли, не понимаешь?

Я не понимала. До сегодняшнего утра мне не приходило в голову, что для кого-то я – богачка.

– А вдруг я не написала бы на Антона завещание?

– Написала бы, – отрезала Саша.

Оставалось лишь молча признать, что она права.

Была ли я без памяти влюблена в Антона? Нет. Моя любовь была как отраженный свет. Чем больше он доказывал, что любит меня, тем сильнее я привязывалась к нему. В детстве на меня мало обращали внимания, даже когда я в этом нуждалась; я выросла в убеждении, что внимание и есть эквивалент любви. Антон не сводил с меня глаз. Он уверил меня, что полюбил с первого взгляда, – и этого было достаточно, чтобы я чувствовала себя в безопасности.

Похоже, вся моя жизнь – набор заблуждений.

Тропа вывела на крутой склон. Внизу, в двадцати шагах, среди кустарников и травы была едва различима серенькая, как мышиный хвост, быстрая живая речушка.

Саша полезла вниз. Цепляясь за кусты, я последовала за ней. Мы спускались по склону, из-под ног у нас осыпалась земля. Склон казался таким крутым, будто его срезали заступом.

– Вон там! – Саша указала на груду веток у реки.

Кусты резко выдергивают ветки из моей ладони. Пахнет сырой землей. В небо уходят стволы. Даже птицы притихли, глядя, как мы ползем. Я все-таки съехала на заднице и оказалась одной ногой в реке. Кроссовка наполнилась водой.

Ковыляя, приблизилась к куче. Кто-то наломал ветки и небрежно набросал друг на друга. Листья превратились в вялые тряпочки. К тому же от них нехорошо пахло.

А потом я увидела знакомую трикотажную кофту.

– В реку блевать! – шепотом рявкнула Саша.

Я склонилась над водой. Господи, вот откуда запах…

– Не вздумай здесь следов наоставлять, – тихо и грозно предупредила она. – Тошнит тебя?

Я помотала головой:

– Нечем…

Саша расшвыряла ветки. Григорий лежал под ними лицом вниз. Вокруг копошились насекомые. Мне снова стало дурно.

– Ножом пырнул, – сказала Саша. Она сосредоточенно осматривала труп. Словно продавщица в отделе одежды, прикидывающая, как ловчее одеть манекен. – Блин, он уже крепко пованивает… Дай платок!

Из кармана джинсов убитого Григория Саша вытащила зажигалку – серебристый квадрат размером с половину моей ладони. Протянула мне:

– Спрячь! Все, почапали отсюда, живо.

Когда мы вышли в цивилизованную часть парка, я повалилась на скамейку и стянула мокрую кроссовку и носок. Зажигалка оттягивала карман.

Саша закурила, протянула мне пачку.

– Бедный мужик. Его, наверное, никто не хватился.

Я выкурила две сигареты, прежде чем у меня включились мозги.

– Мы не можем его там оставить, – сказала я, сама не узнавая свой осипший голос.

Я думала, Саша начнет возражать. Осадит меня, высмеет.

– Что ты, какое оставить… – Она потерла лоб. – Живой человек, а брошен, как бродячая собака.

Я хотела сказать, что не живой, а мертвый, но промолчала.

– Хороший был мужик. Пытался что-то сделать, предупредить тебя… Видать, понимал, на что способен его племянничек. Блин, как жалко!

– Ты знала, что мы его тут найдем. – Я не спрашивала, а констатировала факт.

– Ну, не то чтобы знала… Особо вариантов не было. Или тут, или в квартире. Олег сразу шел его убивать. Потому и телефон тебе отдал. – Саша покосилась на меня и пояснила: – Чтобы потом не засекли, как два телефона сошлись в одной точке.

– А так можно?

– Ну, вряд ли убийство Беспалова будут прямо уж всерьез расследовать. Решат, что это ограбление, повесят на какого-нибудь нарика. Но Олег перестраховался. У Беспалова три ножевых. Бил в печень, ты заметила?

Я покачала головой.

– Догнал и сзади ударил. Свалил тело под откос и веточками прикрыл. Его бы и без нас нашли дня через два-три…

– А как же кровь? На одежде Антона должны остаться следы…

Саша пожала плечами:

– Застирал с пятновыводителем.

И высушил на моей сушилке. А ночью напился, и утром я жалела его: переживал за меня, бедный! Не за меня он переживал, а за себя: что найдут и опознают.

– Он долго встречался с твоей сестрой? – спросила я.

– Прилично. Полтора года.

– И ты… Ты ничего в нем не замечала? Ничего странного?

Я спрашивала с тайной надеждой. Если Саша и ее сестра оказались так же одурачены, может, дело не во мне?

– Да нет в нем ничего странного, – спокойно сказала Саша. – Парень как парень. Ну, лживый. Да и то – если приглядываться… Но поводов приглядываться он как-то не давал. Вика была влюблена в него без ума. Обычно в чем парня подозреваешь? Допустим, бухает. Или руки распускает – это чаще всего. Может, в постели любит какие-нибудь извращения… Но обычно не предполагаешь, что он тебя убьет.

Мне стало немного легче. Я чувствовала себя жалкой, глупой, а главное, виноватой. В том, что поверила Антону. Что так запросто выскочила замуж.

– После смерти Вики я себя поедом ела, – призналась Саша. – Купилась на его сладкую рожу, как и все остальные. Хотя в его трепе были сплошные прорехи. Ладно, хватит рассиживаться. – Она поднялась. – Топай к своей бабке или к родителям…

– А ты?

– Я разберусь.

Она разберется… Все это время Саша решала, что нам делать. Неудивительно! Жертва редко командует похитителем. Но сейчас, пока мы сидели рядом, я вдруг четко поняла расстановку сил.

Ей всего двадцать два. Она