Посмотри, отвернись, посмотри - Елена Ивановна Михалкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Антон, мы хотели бы задать несколько вопросов вашей жене наедине, – с той же улыбкой попросил Илюшин.
– Я никуда не пойду! – отказался Антон. Он сидел рядом, держал меня за руку и внимательно слушал, что я скажу.
– Прошу вас, это буквально две минуты. – Илюшин продолжал улыбаться, но мне стало не по себе. – Нам нужно прояснить кое-какие направления в расследовании, если вы понимаете, о чем я.
Вряд ли Антон понимал. Я чувствовала, что он не собирается оставлять меня с сыщиками. Но Сергей Бабкин поднялся, словно приглашая Антона последовать его примеру… В воздухе явственно сгустилась угроза. Я плохо расшифровываю невербальные сигналы мужчин, но мне почудилось, будто огромный сыщик безмолвно сигнализирует моему мужу: или поднимайся сам, или я утащу тебя силой.
Антон встал и без возражений отошел в сторону.
Сергей вполне миролюбиво протянул ему сигареты.
– Полина, послушайте… – начал Макар.
Вблизи я увидела, что глаза у него льдисто-серые, с черной окантовкой радужки. Меня так заворожил этот цвет, что некоторое время я, забывшись, разглядывала зрачки частного сыщика, не слыша, что мне говорят.
– Вы знаете о прошлом вашего мужа?
Тут я очнулась:
– Что? Вы о чем?
– Мне очень неприятно вам об этом сообщать, особенно сейчас. Но дело не терпит отлагательства. В две тысячи двенадцатом году Антон убил женщину с новорожденным младенцем и за свое преступление отсидел в тюрьме.
– Я знаю, что он сидел, – машинально проговорила я. У меня было предчувствие, что это еще не все.
– Полина, он женился на вас, потому что надеялся после вашей смерти получить наследство…
Не моргнув глазом я выслушала короткое изложение того, что мне уже было известно. И когда сыщик закончил, тихо пробормотала, что не верю ни единому его слову, что мой муж на такое не способен и больше я не желаю слушать этот бред… Илюшин пытался возражать. Призывал меня обратиться за разъяснениями к бабушке. В ответ я мотала головой, зажимала уши и твердила, что мой муж – лучше всех, не смейте порочить его честное имя!..
Наконец Илюшин озадаченно умолк.
– Вам нужно отдохнуть, – сказал он. – Пожалуйста, просто подумайте о том, что я сказал. Ничего не предпринимайте. Если захотите поговорить – вот мой номер.
Протянул мне визитку, попрощался и ушел.
Вечером мы с Антоном остались одни.
И вот тогда пришел страх.
Я боялась оговориться и назвать его Олегом. Боялась, что он выпытает, о чем мы беседовали с частным детективом. Антон, конечно, спросил – я соврала, что речь шла о том, не было ли сексуального насилия. Мне не требовалось прикладывать усилий, чтобы выглядеть напуганной, – я и в самом деле тряслась, как желе.
Перетерпеть ночь. Утром Антон уедет на работу, я соберу вещи и сбегу. Разведемся дистанционно. Сева и Паша выставят его из моей квартиры. Сменят замки. Я продам квартиру, куплю новую.
И кошмар закончится.
Когда я забралась под одеяло, Антон поцеловал меня в плечо.
– Бедная моя… Настрадалась, лапушка…
Я гадала, как он объясняет себе случившееся. Что за мысли сейчас крутятся в его голове? Подозревает ли он меня в чем-нибудь? Я притворялась, будто не сомневаюсь: меня похитили те же люди, которые прикидывались его семьей. Что-то у них пошло не так, и мне удалось освободиться. Вся эта история вполне вписывалась в ту чушь, которой он накормил меня после поездки в Новосибирск.
Однако Антону известно, что нет никаких мафиозных семейств, которые могли бы на меня покушаться. Так где я пропадала? Что делала? По выражению его лица невозможно ничего понять. Он выглядел обычным встревоженным мужем.
– Я так волновался, Полинка…
Его ладонь скользнула под мою ночную рубашку.
Наверное, нетрудно нас обманывать. Почаще повторять: «Милая моя, какая ты у меня красавица!» Совершать простые поступки, которые означают для нас заботу. Всему этому можно научиться из романтических комедий.
– Милый, у меня до сих пор голова кругом от всего этого… – Я отодвинула его руку. – Сначала мне нужно прийти в себя.
– Секс, между прочим, отличное лекарство.
Он гладил спину, целовал в шею. Он и правда меня хотел.
– Дай мне время, – попросила я с улыбкой.
– Конечно, маленькая моя. Спи.
Я провалилась в сон прежде, чем голова моя коснулась подушки.
Когда я открыла глаза, было утро. Антон уже ушел. На соседней подушке белела записка: «Никуда не ходи, отдыхай. Заказал твой любимый китайский супчик, в 12 привезут. На подоконнике тебе ананас».
На телефоне – два десятка неотвеченных вызовов. Родители, дяди, кузены… Вчера вечером я поговорила с родителями, но очень коротко. Теперь они хотели подробностей.
От Эммы – только сообщение: «Добралась благополучно, жду вестей. Больше не пропадай».
Я собрала все самое необходимое. Телефон, компьютер, зарядное устройство, крем… Ананас с подоконника словно подсматривал за мной. Я задернула штору, чтобы его бугристая голова с зеленым хохолком не действовала мне на нервы.
Пижама, белье… Зайдя на кухню, чтобы налить воды, я машинально взяла с сушилки чашку, подаренную Эммой, – белую, фарфоровую, в синих пролесках.
На донышке был грязный кофейный круг.
Мне будто врезали под дых.
Чашка, бабушкин подарок… Такая нежная, светящаяся, хрупкая. Антон изгадил ее. Запачкал, осквернил. Он присвоил мою любимую вещь и сделал это так ненавязчиво, что я даже не успела ничего понять и только радовалась, что ему нравится то же, что и мне.
Он вполз в мою жизнь, как паразит. Его вещи плодились и множились. Их становилось все больше, понемногу они вытесняли мои собственные. Антон осваивался в новом гнезде и перекраивал его под себя.
От ярости у меня потемнело в глазах. И я еще умилялась этой мерзости на донышке! Придумывала объяснения, почему мой муж не может нормально промыть чужую чашку! Ах, у него большие ладони!
Ни черта подобного! Просто он – большая мразь!
Какая тихая славная жизнь у меня была до него! Он прибрал ее к рукам. Заставил полюбить его, выйти замуж… Все это время я обитала в зловонной яме, уверенная, что вокруг благоухает райский сад. Антон навещал Эмму – а сам прикидывал, можно ли отравить ее газом. Тревожился о моем здоровье – и обдумывал, как обставить мою неожиданную смерть.
Кажется, пауки-улобориды ферментируют жертву, прежде чем съесть. Им не требуется впрыскивать в нее яд. Они обмазывают ее своим пищеварительным соком, укутывают в сто слоев паутины, и несчастные букашки медленно растворяются, превращаясь во вкусное питательное пюре.
Я задыхалась, у меня колотилось сердце, но не от страха, а от ненависти.
Этот приступ не