Место, где зимуют бабочки - Мэри Элис Монро

Голос женщины дрогнул. Что делать, растерянно соображал он. Ответить на звонок? Принять сообщение?

– Мамочка! Если тебя сейчас нет дома, пожалуйста, перезвони мне, ладно? – Женщина продиктовала номер, и Салли, покопавшись в ящичке стола, нашел там клочок бумаги и карандаш и быстро записал цифры. – Прошу тебя! Позвони мне, даже если все, что ты захочешь сказать мне, – это чтобы я тебе больше никогда не звонила. Пожалуйста! Позвони!

Голос у женщины сорвался, и она умолкла.

Салли схватил трубку. Поздно. В трубке послышались длинные гудки. Абонент отключился. Он медленно положил трубку на рычаг. Наверняка это Мария, тетя Луз, та самая, которую они так и не сумели отыскать, чтобы известить ее о смерти матери. Вообще-то Луз редко заводила речь о своих родственниках, и тем не менее в план ее путешествия входило навестить тетю в Сан-Антонио. Он точно помнил, что тетю зовут Марией. Он же сам помогал Луз, рылся в справочниках, искал среди старых бумаг адрес и номер телефона этой самой Марии.

«Черт!» – выругался он про себя. Какой же он несообразительный! Ведь Луз очень нужен номер телефона той женщины. Напрасно он не взял трубку раньше и не поговорил с ней. Разве это важно, что фактически он Луз никто? Они очень близки, и то, что он взял бы трубку, было бы совершенно естественно… Он еще раз взглянул на клочок бумаги с номером телефона и, сняв трубку, решительно набрал цифры. После двух звонков он услышал в трубке все тот же голос.

– Слушаю вас, – проговорила встревоженно женщина.

Салли громко откашлялся.

– Говорит Салли Гибсон. Вы меня не знаете, но я друг Луз. – Он услышал, как женщина что-то хотела быстро сказать, но только нервно вздохнула. – Я… я случайно услышал сообщение, которое вы оставили на автоответчике. Я не подслушивал… нет! Так вышло! Я зашел к ним домой, чтобы полить цветы, забрать почту и проверить, все ли в порядке. Я пообещал Луз присматривать за домом, пока ее нет. Вот так и получилось, что я невольно услышал звонок. Я записал номер, чтобы передать Луз… Но вот решил сразу перезвонить вам.

– А Луз… она уехала? Ничего не понимаю! Куда?

– Она сейчас на пути в Сан-Антонио.

На том конце провода повисла напряженная тишина. Кажется, известие озадачило женщину.

– Луз едет сюда?

– Да, мэм! Она едет на своей машине. Но беда в том, что она не знает вашего адреса. Тот номер телефона, который был у Эсперансы, больше не отвечает. Луз надеется узнать ваш новый номер через справочную в Сан-Антонио. Знаю, это довольно сложно. Но Луз, она такая! Упрямая! Если уж что втемяшит себе в голову, то добьется своего. Но если вы сейчас продиктуете мне свой адрес, то я облегчу ей задачу. Перешлю все сведения эсэмэской на ее мобильник.

– Конечно! Вы готовы записывать?

Салли записал адрес, безмерно довольный собой. Луз будет на седьмом небе от счастья. Получит нужный ей адрес без всяких хлопот. Вот что значит проявить настоящую заботу о любимой девушке! Она наверняка будет очень благодарна ему. Ему этого очень хотелось. Ему хотелось, чтобы Луз им гордилась, чтобы нуждалась в нем, – что-то ему подсказывало, что не все между ними ладно и складно. Но он всерьез не думал об этом, а испытывал какие-то неуловимо-смутные чувства. Впрочем, события последних недель накручивались одно на другое, так что разобраться в них не представлялось возможным, тем более что в мастерской работы было невпроворот.

– А вы не знаете, когда она приедет? – спросила у него женщина.

– Не могу сказать со всей определенностью. Она за рулем. Дорога есть дорога, но в ближайшие дни она точно будет у вас.

– Dios mio, – растерянно прошептала женщина в трубку. – Боже мой! Может быть, вам продиктовать еще и адрес Марии? Так, на всякий случай.

Теперь наступил черед Салли быть озадаченным.

– А вы… разве вы не тетя Мария? – пробормотал он в трубку.

– Нет. Я… я ее сестра. Сестра Марии. Я Марипоса… мать Луз.

Новость ошеломила Салли. Он даже закрыл глаза. Мать Луз жива? Вот черт! А ведь Луз наверняка не знает об этом. Интересно, знала ли об этом Эсперанса? Сердце его снова бешено заколотилось в груди. Он представил себе Луз, которая, ни о чем не догадываясь, катит себе по дороге в Сан-Антонио, где собирается искать свою родную тетю Марию. Бедняжка! Она и не догадывается, что ее ждет впереди.

– Я уверен на все сто, мэм, что она собирается встретиться именно с тетей Марией. – Салли слегка откашлялся. – О вас речи не было. Никогда! Луз считает, что вы умерли.

Он услышал еще один судорожный вдох на другом конце провода.

– Луз думает, что я… умерла? – переспросила женщина изумленно, но Салли расслышал в ее голосе слабые нотки негодования. – Так вот что она ей сказала! Что я умерла! Как такое возможно… Вы уверены в этом?

– Да.

– Пожалуйста! – воскликнула женщина умоляюще и вместе с тем требовательно. – Моя мать дома?

– Вы… об Эсперансе?

– Да. Я о ней, моей матери. Мою маму зовут Эсперанса Авила. Пожалуйста, я могу с ней поговорить?

У Салли пересохло во рту. Ну прямо как в той сказке: чем дальше, тем страшнее. Просто наваждение какое-то! И что делать? Надо же ему оказаться в эту самую минуту здесь, в доме. Теперь вот придется сообщать незнакомой женщине печальную новость о ее матери. А что еще ему остается делать?

– Алло! Вы меня слышите? – прозвучало в трубке.

– Да. Я… то есть я хочу сказать, миссис…

– Авила. Мисс Авила.

– Так вот, мисс Авила. – Салли в очередной раз откашлялся. Выбора у него не было. Нужно собраться с духом и сказать все как есть. – Мне очень жаль, мисс Авила, что мне… выпало сообщить вам это… но бабушка… то есть ваша мама… я имею в виду… Эсперанса Авила. Она… ее больше нет. Она умерла.

– Как… Что вы сказали?.. Не может быть, – услышал он задыхающийся от волнения голос, а следом исполненный недоверия вскрик: – Когда?

– Несколько недель тому назад. Сердечный приступ. Смерть была мгновенной. Ей бы никто не смог помочь. Мне очень жаль! Мы все очень любили ее.

Салли замолчал, в трубке тоже было тихо. Так тихо, что он подумал, женщина потеряла сознание или отошла, не повесив трубку, от телефона…

– Алло! Мисс Авила! Алло! Алло!..

– Спасибо вам, – услышал он голос без всякого выражения. – До свидания.

Салли услышал щелчок: связь прервалась. Он тупо смотрел на трубку, потом осторожно положил ее на рычаг и, не отнимая руки, потоптался еще немного у телефона. Вот дела, размышлял он, чувствуя себя совершенно раздавленным, – столько свалилось на его голову за какие-то несколько минут. За две минуты он узнал об этой семье больше, чем Луз за всю свою жизнь. Он снова мысленно представил ее себе за рулем автомобиля. Музейный экспонат какой-то, а не машина! И зачем он только сказал ей, что на нем еще можно поездить? Надо было сказать, что это просто куча металла. Но так не хотелось огорчать Эсперансу! Она старалась, для нее было зачем-то важно купить эту машину… И вот Луз на автодороге, то есть в опасности, и не подозревает, какие потрясения ждут ее впереди. Бедная, бедная девочка! Его такая мужественная и такая добрая девочка! Он почувствовал себя причастным к тем неприятностям, которые поджидают ее на каждом маленьком повороте. Поистине – благими намерениями выстлан путь в ад… Он почувствовал приступ удушья.

Сжав челюсти так, что они скрипнули, он схватил бумажку с номером телефона и опрометью выскочил из дому. Потом вернулся и запер дверь.

Марипоса замерла на месте, прижимая телефонную трубку к груди. В трубке пикали противные короткие гудки, но все, что она слышала – это голос того молодого человека. Снова и снова он повторял ей: «Ваша мама… ее больше нет. Она умерла».

– Марипоса! Что с вами? Что она вам сказала? – в беспокойстве спросил Сэм, подходя к ней. Он осторожно взял ее за локоть и развернул к себе.

Марипоса невидящим взглядом посмотрела в его глаза и промолчала.

– Что случилось? Скажите, – повторил он низким, с хрипотцой, голосом.

Как он спокоен, подумала она. Как он невозмутимо спокоен! Она открыла рот, чтобы сказать что-то, но слова застряли у нее в горле. Она отвернулась и обвела оцепенелым взглядом свою убогую кухоньку. Глаза ее были пустые. Взгляд заскользил по стеллажам, где стояли аквариумы. В них по-прежнему кипела жизнь. Все здесь было таким же, как несколько минут тому назад. И одновременно все изменилось и никогда не будет прежним.

Ее мать умерла. И она никогда больше не увидит ее лица, не услышит ее голос. Слишком поздно! И она никогда не получит прощения. Марипосу вдруг охватило такое смятение, какого она не испытывала ни разу за всю свою жизнь. На нее обрушилось чувство вины и не оставило места для иных чувств. Какое-то внезапное прозрение обнажило перед ней недопустимость того, как она поступила с матерью – женщиной, давшей ей жизнь, а она не только не подумала о том, что должна быть ей благодарна за то, что ей выпало жить на свете, но и наказала ее своим диким поступком, оставив ее в неведении о себе и возложив на нее ответственность за свою дочь, пятилетнюю Луз. Дикий ужас проник в ее мысли, лишил возможности думать. Она вся была – чувство вины и раскаяния. Боже! Как же ей сейчас невыносимо плохо! И как одиноко. Кто ее может понять?