NWT. Три путешествия по канадской Арктике - Виктор Ильич Боярский

А наши соседи, Уилл и Томас, по словам Ульрика, чуть было не упустили чехол от своей палатки – он улетел, но зацепился, к счастью, за сани.

После сборов я пошел, что называется, по холодку, все время оглядываясь, потому что не хотел оторваться от масс, а такое было вполне возможно. Вчера после обсуждения и обдумывания маршрута я все-таки решил пройти часть пути по озеру, поэтому изменил курс и пошел на север. К счастью, ветер при этом дул в правую щеку, а не в лицо и не очень мешал идти, поэтому мы довольно успешно продвигались вперед.

К обеду мы вышли в намеченную точку, к перевалу, несмотря на то что ветер то задувал сильнее, то вообще прекращался, но так и не стих окончательно. Ланч немного напоминал антарктический, со снегом вперемешку, хотя температура была всего минус 12 градусов – пустяки по антарктическим понятиям. Тем не менее я начал подмерзать, особенно руки, и поэтому с нетерпением вскочил на лыжи. Однако мой энтузиазм быстро иссяк, потому что после ланча я решил повернуть на восток, и тут, особенно когда начался подъем на перевал, ситуация осложнилась: ветер встречный, не пускает меня, вот и все. Ползешь в гору по льду почти что на карачках, злой как собака, чертыхаешься. Палки эти короткие не работают. Короче говоря, кое-как заполз, однако вскоре выяснилось, что я все-таки вышел километра на полтора южнее той точки, на которую рассчитывал. Менять маршрут по ходу, конечно, нежелательно, да и поменял я его неудачно: пришлось пересечь несколько полуостровов, усеянных валунами разных размеров, и все против ветра. Там уже было не до выбора дороги – лишь бы выбраться оттуда как-то. Потом я все-таки свернул и пошел на север, на озеро.

Меняя таким образом направление, мы в результате совсем немного не дошли до запланированного места. Последний участок пути был наиболее благополучным, потому что ветер практически стих и лишь иногда задувал порывами. Выйдя на небольшой залив, я решил поставить лагерь на десять минут раньше назначенного времени, потому что выходить на озеро при таком ветре не хотелось.

Встав лагерем, мы на этот раз достаточно быстро справились со своими делами – все-таки дефицит топлива здорово дисциплинирует. Я начал даже было подумывать, не было ли это частью какого-то тайного воспитательного плана предводителя – создать искусственный дефицит топлива и заставить участников экспедиции по-настоящему ценить отпущенное для готовки и теплого отдыха время.

Огромный жбан лапши достойно скрасил наши сегодняшние страдания на маршруте. Ульрик, не справившись с добавкой, со стоном выскочил в ночь, чтобы отдать несъеденную лапшу вечно голодному Саусу. На закуску мы ели холодный рис, оставшийся с утра, замороженный, вместе с зеленой суши-нори, очень вкусной японской водорослью.

Ветер по-прежнему свистит, но небо прояснилось. За сегодняшний день мы прошли 37 километров и теперь, уставшие, с большим удовольствием отправляемся спать.

11 апреля

У нас потери – это тяжко,

На сердце хмаръ и маета.

Не ведая о том, упряжки

Бегут проворней, чем всегда…

Вчера вечером, когда мы уже залезли в мешки, послышались шаги – к нашей палатке подошел Уилл и по обыкновению спросил, где у нас вход, хотя и сам это прекрасно знает. Я удивился – с чего бы это его принесло, ведь он обычно ложится спать раньше нас. Уилл заполз в палатку и сказал, что решил принести сыр, который нам задолжал. Однако, естественно, дело было не в этом. Оказывается, нам только что передали очень плохую весть: у Томаса вчера умерла мать, и теперь Уилл сомневался, когда лучше Томасу об этом сообщить. В результате решил, что сделает это утром.

Утро настало, Уилл передал печальное известие, и, конечно, Томас ходит как в воду опущенный, говорит, что, хотя мать и болела все время, никто не ожидал, что так случится. Конечно, он захотел туда полететь, и хотя вчера и Уилл, и Джон в этом сомневались, я был уверен, что он улетит. Так и получилось. По радиосвязи на завтра вызвали самолет. Так что теперь останемся мы впятером.

Эту ночь я провел очень плохо, потому что в голову лезли мысли об этом печальном известии, а кроме того, усилился ветер, и палатку трясло так, что спать в ней было невозможно, тем более что она вообще оказалась очень шумной.

С утра сегодня тоже ветрено, метет поземок. Мороз 12 градусов, ветер южный примерно 15–18 метров в секунду. В шесть часов еще сияло солнце, но к восьми небо затянуло облаками, и ветер продолжал неистовствовать. Мы с Ульриком, уже опытные парни, сумели достаточно быстро усмирить нашу палатку. Он опять бился внутри, как лев, а я действовал снаружи аккуратно и внимательно, как снежный барс.

Собравшись, мы вышли. Ветер тут же заметал мои следы, и, когда я скрылся за поворотом, собаки меня потеряли. Я их ждал-ждал, но в конце концов они вышли совершенно в другом месте, и мы продолжили движение параллельными курсами. Это и послужило причиной того, что потом, когда я примерно через час вышел на озеро, Джон догнал меня и обошел. И поехал дальше, так сказать, без руля и ветрил, не объяснив мне, в чем дело. Как выяснилось впоследствии, поджидая меня в очередной раз, они решили, что можно собак пустить вперед. Как и следовало ожидать, при такой видимости и полном отсутствии ориентиров это спонтанное лидерство длилось недолго, и вскоре я догнал Джона, остановившего упряжку среди «ничего», как у Высоцкого.

Я спросил его, какой смысл было ему с его замечательной упряжкой вырываться вперед, не имея при себе ни компаса, ни солнца, ни на худой конец даже карты, то есть ровным счетом ничего из того, что помогает определять направление движения. Джон пробурчал в ответ что-то вроде: «Пока ты там впереди маялся с поиском направления, мы устали ждать и подмерзли, потому и решили попробовать ускорить движение». Ну, что же, попробовали, и всем, даже Джону, а особенно его собакам, этого показалось достаточно, поэтому мы продолжили движение в обычном порядке.

Так и шли мы ни шатко ни валко вплоть до самого обеда, когда выяснилось, что в результате наших навигационных изысканий мы оказались южнее того курса, который я прокладывал накануне. Это и не удивительно, поскольку лидирующая двойка упряжки Джона – рыжий Седар и серый, волчьей масти, Рэй – даже вдвоем, и тем более вдвоем, никак не могли сравниться в умении выдерживать заданное направление в самых