Смерть внезапна и страшна - Энн Перри

Но действительно ли он невиновен?

Плохо оставить преступника на свободе, но куда хуже медленно и преднамеренно осуждать на смерть ни в чем не повинного. Монку уже пришлось испытывать подобное, и он бы отдал все, что знал и имел, все до последнего – все свои дни и ночи, – чтобы вновь не переживать этого события. Оно все еще преследовало его по ночам и возникало в снах: бледное лицо, лишенное тени надежды. Жестокому суду над собой не могло помешать сознание того, что Уильям тогда пытался предотвратить драму.

Доказательств вины в смерти Пруденс кого-то другого попросту могло не сохраниться: не было ни следов, ни зажатой в кулаке полоски оторванной ткани, никто ничего не видел и не слышал… Не было лжи, в которой можно было кого-нибудь изобличить.

Но если это не сэр Стэнхоуп, то кто же?

Сыщик не знал, с чего начать. Было всего два варианта: доказать чью-то вину, что могло оказаться невозможным, или же бросить на подозрения в адрес сэра Герберта столь сильную тень, что суд в них усомнится. В том, что касалось первого варианта, детектив уже проделал почти все возможное. Если ему не придет в голову новая мысль, придется заняться вторым вариантом. Надо обратиться к коллегам обвиняемого и выяснить его репутацию. В худшем случае они великолепно охарактеризуют его как личность.

Последовало несколько весьма загруженных дней, занятых чрезвычайно вежливыми собеседованиями, в которых Монк старался из-под профессиональных похвал выудить что-нибудь глубокое. Комплименты попечителей госпиталя сопровождались тщательно сформулированными сомнениями в том, что сэр Герберт мог учинить подобную вещь и довольно нервными согласиями выступить на суде в его защиту, но только если это будет совершенно необходимо. Попечители весьма опасались оказаться замешанными в грязную, как они заранее предполагали, историю. По их лицам сыщик с прискорбием понял, что они не уверены ни в виновности хирурга, ни в обратном и не хотели бы случайно оказаться на потерпевшей поражение стороне.

Миссис Флаэрти в ответ на попытки поговорить с ней просто надулась. Она абсолютно не желала высказывать какое бы то ни было мнение и отказалась выступить на суде. Старшая медсестра не скрывала испуга и, считая себя беззащитной, как это нередко бывает в подобных случаях, замкнулась в себе. Монк отнесся к ней с большим терпением и, к своему удивлению, обнаружил, что понимает эту женщину куда лучше, чем он мог бы рассчитывать. Беседуя с ней в неярко освещенном госпитальном коридоре, Уильям угадывал под ее морщинистой бледной кожей с яркими пятнами, выступившими на щеках, истинную глубину ее смятения и неожиданную ранимость.

Береника Росс-Гилберт держалась совсем иначе. Она приняла детектива в комнате, где обычно проводились заседания совета попечителей, просторном изящном зале с длинным столом красного дерева, стульями вокруг него и веселыми картинками на простенках между парчовыми шторами, закрывавшими окна. На попечительнице было платье цвета темной морской волны, расшитое бирюзовыми нитками. Этот дорогой наряд весьма шел к ее рыжим волосам. Несмотря на огромные пышные юбки, двигалась женщина абсолютно непринужденно.

Береника с интересом разглядывала Монка, в особенности его лицо: крепкий нос, высокие скулы, уверенные глаза… Заметив в ее взгляде искорку интереса, Уильям чуть улыбнулся. Подобные взгляды он не однажды ловил на себе и имел все основания истолковать их в приятном для себя смысле.

– Бедный сэр Герберт… – Леди Росс-Гилберт подняла свои тонкие выгнутые брови. – Какая страшная ситуация! Хотелось бы знать, чем можно ему помочь, но что я могу сделать? – Она повела изящными плечами. – Я не представляю, какие слабости у него были. Со мной он все время держался любезно и корректно, как подобает врачу. Однако, – она улыбнулась сыщику, – если бы он захотел завести незаконную связь, то с подобным намерением обратился бы не ко мне.

Улыбка ее сделалась шире. Монк знал, что эта дама одновременно и говорит правду, и лжет, рассчитывая, что он поймет ее игру. Береника не из тех, с кем можно завести короткую интрижку, это особа тонкая и элегантная, почти прекрасная… И даже, больше того, отмеченная ярким характером. В ее глазах Пруденс была чопорной старой девой, наивной и ничего не знающей в искусстве очарования и обольщения.

Уильям не помнил подробностей, однако не сомневался, что не впервые стоял в подобном положении перед женщиной начитанной и состоятельной, находившей его волнующим и готовой с радостью забыть и про свое положение, и про его дело.

Он ответил собеседнице легкой улыбкой, чтобы соблюсти вежливость, но при этом не выдать собственный интерес.

– Насколько я понимаю, вы, леди Росс-Гилберт, в качестве попечителя госпиталя должны следить за моральной устойчивостью персонала. И я рассчитываю обнаружить в вашем лице тонкого знатока человеческой природы, особенно в этой области. – Детектив увидел, как в глазах женщины блеснуло удивление. – Какой репутацией пользовался сэр Герберт? Прошу вас, будьте со мной откровенной – эвфемизмы не послужат ни интересам больницы, ни ему самому.

– Я редко пользуюсь эвфемизмами, мистер Монк, – сказала дама, изогнув губы в улыбке. Она стояла, весьма элегантно опираясь на один из стульев. – Мне бы хотелось поведать вам что-нибудь интересное, однако я не могу припомнить ни одного скандала, связанного с сэром Гербертом. – Со скорбной, чуточку насмешливой миной она продолжила: – Скорее наоборот. Наш блестящий хирург в повседневной жизни корректен и скучен. Он самоуверен, любит почести, а в общественных, политических и религиозных вопросах придерживается ортодоксальных взглядов.

Она не отводила от сыщика глаз.

– Сомневаюсь, чтобы ему в голову могла прийти какая-нибудь оригинальная мысль, за исключением идей, касающихся его любимой медицины. Конечно, в своей работе он отважный новатор. Похоже, что на нее и ушли все созидательные силы его характера, а то, что осталось, пожалуй, просто занудно. – Усмешка и интерес в глазах Береники становились все более открытыми, намекая, что уж Монк-то ни на мгновение не подпадает под эту категорию.

– И насколько близко вы были знакомы с ним лично, леди Росс-Гилберт? – спросил детектив, глядя ей в лицо.

И вновь она повела плечами, одно чуть выше другого.

– Только в интересах дела. Это было самое поверхностное знакомство. Я встречалась и с леди Стэнхоуп, но нечасто. – Голос попечительницы весьма деликатно изобразил известное пренебрежение. – Она очень замкнутая особа. Предпочитает проводить свое время дома с детьми… их, кажется, семеро. Но эта леди всегда очень мила. Она не из молодых дам, как вы понимаете, – симпатичная, женственная… никаких резкостей или неловкостей. – Тяжелые веки Береники чуть дрогнули. – Осмелюсь сказать – это великолепная жена во всех отношениях, у меня нет оснований сомневаться в этом.

– Ну, а что вы можете сказать о сестре Бэрримор? – задал Уильям следующий вопрос. Он не отводил взгляда от лица леди, но ни одно ее движение не выдавало чувств или воспоминаний, которые могли бы ее встревожить.

– Я знала о ней лишь то немногое, что видела сама или что мне рассказывали другие. Скажу откровенно, я никогда не слышала ничего порочащего ее. – Глаза Росс-Гилберт прощупывали лицо сыщика. – На мой взгляд, она была так же скучна, как и хирург. Они великолепно подходили друг другу.

– Интересное убеждение, сударыня.

Дама открыто расхохоталась:

– Чистая случайность, мистер Монк! Я не имела в виду ничего такого.

– И как вы полагаете, могла ли убитая грезить о нем? – спросил Уильям.

Береника поглядела на потолок:

– Господь ведает… Но я бы порекомендовала ей обратить свои грезы на более интересный предмет – скажем, на доктора Бека. Этот человек умеет чувствовать и понимать, чуточку тщеславен и обладает вполне естественным аппетитом. – Она коротко усмехнулась. – Нет, буду с вами откровенной, мистер Монк, – на мой взгляд, сестра Бэрримор восхищалась сэром Гербертом, как и все мы, но не как мужчиной. И намеки на романтические иллюзии удивляют меня. Однако жизнь – штука удивительная, не так ли? – Вновь вспыхнувший в ее глазах огонек и голос, казалось бы, приглашали по меньшей мере восхититься ею.

Больше сыщик ничего не смог у нее узнать. Не видя в том пользы для Оливера Рэтбоуна, он все же сообщил ему результат.

Разговор с Кристианом Беком не принес ему ничего нового. Врач принял Монка в собственном доме. Миссис Бек нигде не было видно, но отпечаток ее холодной точной натуры проступал буквально на всем: на невыразительной мебели и стерильных книжных полках, где все было на месте – как ряды книг, так и их ортодоксальное содержание. Даже цветы в вазах торчали во все стороны без всякого изящества, этим и привлекая внимание. Все было чисто, в порядке… и тем не менее не вызывало симпатии. Уильям так и не встретился с хозяйкой (она явно была занята каким-нибудь, безусловно, добропорядочным делом), но он буквально видел ее своими глазами. Гладко зачесанные назад волосы, плоские щеки, узкие бесстрастные губы…