Избранное - Кэндзабуро Оэ

Тамакити широко раскрыл рот и неожиданно громко заплакал. Его обезображенное рыданиями лицо, напоминающее морду напуганной собаки, было отвратительно.

— Нужно как следует изучить фотографии и решить, что делать дальше, — отрезал Такаки и взбежал по винтовой лестнице.

Все последовали за ним. Никому не хотелось слушать рыдания Тамакити. Но Тамакити тоже пошел за ними. Члены команды Союза свободных мореплавателей, кроме заливавшегося слезами Тамакити, жадно рассматривали фотографии — свое первое, хотя и нежелательное появление на страницах печати. Лишь Исана, единственный член команды, не попавший на снимки, был способен оценивать происходящее объективно.

Вместо фотографий он стал изучать пятна на ковре — его ни разу не чистили за их одинокую жизнь с Дзином. Стоило чуть напрячь воображение, как грязные разводы превратились в очертания шхуны. Утренний пожар разогрел воздух, и теперь, когда была уже поздняя ночь, стояла жара, как в разгар лета. Капелька пота со лба Исана упала на шхуну, вычерченную грязью на ковре. А может быть, это была слеза?

Бой, этот мальчишка, больше всего на свете любил стоять на палубе своего корабля и обозревать расстилавшийся перед ним мир. После трехдневного сидения в темном подвале он взорвал динамитом свой любимый корабль и, проломив бульдозером стену, пошел в атаку. В безудержной ярости, по-детски крикливой и обращенной против ни в чем не повинных рабочих, он вцепился в руль, страшась насилия и в то же время мечтая о нем. Все, что было в поле зрения Боя, — рабочие с железными трубами в руках, развороченная земля, заросшая густой летней травой, косогор, поднимающийся вверх из заболоченной низины, железобетонное убежище — все это кренилось и шаталось из стороны в сторону. Таким было его последнее видение, таким был весь его мир. Нерасчетливый удар железной трубы, проломивший Бою череп, низверг его видение и его мир в кровавую тьму. Теперь уже никто не увидит реального мира таким, каким его видел Бой. Его мир исчез бесследно…

Исана думал о видениях каждого из подростков, рассматривавших фотографии, думал о том, что и их реальный мир очень скоро исчезнет в кровавой тьме, безжалостно разрушенный ими самими. Можно легко представить себе, сколь горестной будет их гибель. Видимо, самоуничтожение — их неизбежный удел, в нем их протест против горести жизни. Глаза Исана встретились с глазами Тамакити, смотревшего на него исподлобья. Налитые кровью глаза Тамакити, уже сухие, лишь мельком взглянули на него, но Исана с изумлением почувствовал, что у Тамакити те же мысли, что и у него.

— Изучив этот пейзаж, ничего не стоит установить, где проводились наши военные учения, правда? — спросил Такаки, пододвигая Исана журнал.

— То, что Короткий позволил увязаться за собой этим репортерам и притащил их прямо к нашему тайнику, по-моему, вранье, — сказал Красномордый. — Машина, которую увидели дозорные, не имела к этому никакого отношения. Однако люди, знакомые с районом Идзу, по фотографиям точно определят, что это за местность…

— Безусловно, — сказал Исана.

Это было настолько очевидно, что он мог и не отвечать. Ветви огромной дзельквы занимали треть фотографии, за мысом на переднем плане вдалеке виднелся еще один мыс, и на нем — поселок. Любой местный житель по одному этому пейзажу мог точно опознать скалу под обрывом, откуда делался снимок. На фотографии подростки по веревке спускаются вниз по отвесной скале от дзельквы к морю. Спускаются вниз, лелея мечту попасть на корабль Союза свободных мореплавателей. Белыми иероглифами, на черной фотографии было напечатано: «Может быть, среди нас находятся вооруженные партизаны?»

— Подпись под снимком говорит о том, что в редакции еженедельника, видимо, не очень верили фотографиям Короткого, — сказал Исана.

— Если бы не верила полиция — было бы другое дело. Но вряд ли на это можно надеяться, — сказал Такаки.

— Еще бы! — зло закричал Тамакити. — Мы уже начали вооруженную борьбу. Неужели это кому-нибудь не ясно?

Взгляды подростков обратились к Тамакити. За минуту до этого рыдавший и, казалось, снова вот-вот готовый расплакаться, выставив вперед подбородок, Тамакити теперь весь напрягся, как готовая к броску змея, и победоносно задрал голову.

— Что это значит: «Мы уже начали вооруженную борьбу»? — спросил Такаки.

— Именно то, что я сказал! — Еще больше повысил голос Тамакити. — Как только журнал попадет в руки сил самообороны, они немедленно начнут действовать. И полиция, конечно, тоже. Журнал вышел сегодня утром и, значит, уже привлек их внимание. Может быть, этот вопрос поднимут и в парламенте. Инструктором отряда был солдат сил самообороны — вот в чем дело. Им известно, что на солдата напали гражданские лица и он застрелился из автомата, который принадлежал силам самообороны! Естественно, в парламенте зададут вопрос: не надлежит ли силам самообороны вместе с полицией нас уничтожить? Об этом же завопит пресса, радио, телевидение. Ясное дело: мы — враги общества, и общество потеряет голову! Даже если мы мирно сдадим оружие и признаемся, что ничего особенного до сих пор не сделали, нам все равно припомнят Короткого и солдата. Теперь у нас только два пути.

— Два пути? Чего ты нам голову морочишь, Тамакити? Чушь все это, — набросилась на него Инаго.

— У нас есть два пути, поэтому я и говорю: два пути. Собранное нами оружие раздать Свободным мореплавателям, которые рассеются по всей стране и, поскольку Союз свободных мореплавателей снова собрать не удастся, будут действовать в одиночку. Это первый путь. Кому не по зубам сражаться в одиночку, могут поступить с полученным оружием как им заблагорассудится. Кто захочет рано или поздно использовать свое оружие, пусть стреляет на здоровье, его дело…

— Получить оружие, разбрестись во все стороны и действовать в одиночку — так было до того, как мы объединились в Союз свободных мореплавателей. Разве это не противоречит избранному нами пути? В общем, как говорил Бой, это все равно как будто ничего и не было, — сказала Инаго, но Тамакити пропустил ее слова мимо ушей.

— Второй путь: собравшись всем в одном месте, забаррикадироваться и начать сражаться. Как мы это делали до сих пор, только теперь уже это будет настоящий бой… Но наша база вместе с кораблем взорвана!

Тамакити умолк и вопрошающе посмотрел на Исана.

— По-моему, Тамакити, ты просто не решаешься сказать мне, что у тебя на уме. Я согласен перевести сюда базу Свободных мореплавателей, значит, забаррикадировавшись здесь, мы превратим убежище в крепость.

— В таком случае я за второй путь. Я всегда считал, что если удастся найти убежище, то второй путь — лучший, — сказал Тамакити с явным облегчением.

— Хорошо, но нет ли третьего пути? — обратился Исана к Такаки. — Ты согласен с Тамакити?

Такаки сердито посмотрел на Исана, но промолчал.

— Разве Свободные мореплаватели не мечтали о том, чтобы найти корабль и отказаться от японского гражданства? И вот теперь, как только создалась критическая ситуация, нам предлагают рассыпаться по стране и в конце концов уничтожить себя или забаррикадироваться и тоже в конце концов уничтожить себя. Этого я понять не могу. Превратить убежище в неприступную крепость и отгородиться от всех — это был мой идеал.

— Вы правы, — выжидательно заметил Такаки.

— Вы, может быть, думаете, что оккупировали мое убежище, на самом же деле я сам пригласил в свое убежище бойцов, способных встать на защиту деревьев и китов, и пошел на это вполне сознательно. Конечно, вы оказались в критическом положении, но не странно ли — сразу забыть план Союза свободных мореплавателей?

Такаки молчал, и Исана стал смотреть на одну из фотографий, сделанных Коротким. Воображение человека, отсутствующего на фотографии, незримо присутствовало на ней. Живые, осязаемые эмоции Короткого — неважно, чем они объяснялись, жаром сердца или злонамеренностью — витали над бывшим солдатом и окружавшими его подростками. Бывший солдат разложил отдельные части разобранного автомата на куске материи, расстеленном на лаве. На прикладе автомата легко можно было увидеть темно-кроеный номер. Прочитав подпись под ней: «Партизаны добыли автомат калибра 7,62, образца 64, которым вооружены сухопутные силы самообороны, и используют его в боевых учениях», власти даже самой либеральной страны не могли бы оставить ее без внимания. И бывший солдат, и подростки беззаботно, дружелюбно улыбались друг другу. Короткий как бы безмолвно восклицал: можно ли не сфотографировать так очаровательно улыбающихся людей!

— Если вы не против того, чтобы превратить ваше убежище в крепость, то нет нужды торопиться с обсуждением всех этих вопросов, — произнес наконец Такаки. — Но заранее могу сказать: я не согласен с тем, чтобы Союз свободных мореплавателей, раздав оружие, распался. Потому что только сейчас — Коротышка это верно понял — Союз создается по-настоящему. До сих пор он не имел ни четкой организации, ни истинной программы деятельности. Реальным было только само наше объединение. Если разбрестись по-одному, это конец Союза свободных мореплавателей. Инаго права: как во сне Боя, будто ничего и не было. Теперь второй путь. Забаррикадироваться здесь и сражаться и к этому свести всю деятельность Союза свободных мореплавателей, по-моему, тоже неверно. Это обречет нас на пассивность. Вместо того чтобы активно действовать самим, нам придется ждать, пока нагрянет моторизованная полиция. Не для того создавался Союз свободных мореплавателей. Не обреченность, а свобода действий — вот каков был отправной пункт Союза.