Опасные гастроли - Далия Трускиновская

Потом Потап доставил нас до Яшкиного амбара, Яшка сошел, а я поехал к Верманскому парку — забирать мисс Бетти, которой наверняка наскучило сидеть там и глядеть на цирковые двери. В парке я ее не нашел и догадался поискать на Гертрудинской. Там она и была, занятая черчением.

— Алексей Дмитриевич, у вас есть хронометр? — первым делом спросила она.

Я достал карманные часы и протянул ей. Часы у меня были таким гаджетом, что залюбуешься, — «брегет» с секундной стрелкой. Мисс Бетти уставилась на циферблат и задумалась. Потом, когда стрелка совпала с цифрой «12», она, взяв карандаш, повела его по дуге на своем чертеже. Я заглянул, склонившись над ней, и увидел план гимнастического цирка, выполненный удивительно тщательно для женщины.

— Если ваш Платон Васильевич не врет, то все было так, — сказала мисс Бетти, произведя все свои вычисления. — Вот конюшня. Вот форганг. Где-то тут та шорная, о которой вы все говорили. Вот стойла. Вот те двери, что ведут в Верманский парк, через них Ваня впустил Платона Васильевича с его шайкой. Вот тут стоите вы с Гаврюшей. Итак, Ваня впускает злодея, между ними происходит краткий разговор, и Ваня бежит прочь. Отсюда идет отсчет времени. Одна, две, три, четыре, пять секунд — и он вот тут, а отсюда бежит прочь по темному коридору. Где-то у форганга — Лучиано Гверра. Он видит, что происходит неладное, — он видит, что по конюшне бежит маленький Иоганн, а за ним гонится какой-то незнакомец. Гверра стоит не один. Он говорит: сейчас я догоню этого человека и покажу ему, как врываться в цирк! Все трое поочередно проносятся мимо вас. И примерно в это же время я вхожу в цирковые сени в поисках детей. Вот таблица…

Она быстро начертила таблицу и в крайней левой графе стала писать цифры — от единицы до двадцати. Это были секунду. Единица — Ваня кинулся прочь от Платона Васильевича. Пятерка — в погоню устремился итальянец. Десятка — Платон Васильевич и Ваня поравнялись с дверьми, ведущими в коридор из сеней. Двенадцать — они добежали до закутка, где Ваня получил удар и упал. Четырнадцать — Платон Васильевич увидел тело итальянца (тут мисс Бетти поставила вопросительный знак).

— Если его убила женщина, с которой он был в предосудительных отношениях, то откуда она знала, что его нужно караулить в этом закутке? — спросила мисс Бетти. — О том, что он побежит по этой дуге, могли знать только те, с кем он предположительно стоял у форганга. Я назову их Иксом и Игреком, хотя, возможно, был и Зет. У Икса была своя причина лишить несчастного итальянца жизни. Какая — неважно, мы решаем задачу…

Я пришел в изумление — обычно дамы и девицы так не рассуждают. Да вы скажите слово «игрек» моей сестрице-растяпе! Вздумает, чего доброго, будто вы ее изругали.

— И вот путь убийцы. Он выбегает в дверь с другой стороны форганга — это четыре или пять. Он добегает до закутка и прячется — возможно, под деревянный прилавок, или просто прижимается к стене. Это восемь. Он ждет не более трех секунд, пропускает мимо себя Ваню и выскакивает ровно тогда, когда у закутка появляется Платон Васильевич. Конокрад видит его, но плохо понимает, что это за фигура отделилась от стены. Тринадцать — убийца наносит удар. Говорит, ножи при таких ударах имеют свойство застревать в теле. Четырнадцать — Платон Васильевич, повернувшись, видит распростертое тело и мое лицо.

— Ваше лицо?

— Да, потому что я вошла в цирк при семерке или восьмерке, при одиннадцати я, очевидно, вышла из сеней в коридор и, испугавшись, что гонятся за Васей или Николенькой, побежала налево, вот сюда… Диво, как я не наступила убийце на ногу! Теперь видите, как все совпало? А пока ваш конокрад таращился на меня и пока я смотрела на бедного Лучиано, убийца бесшумно исчез. Он убежал туда, откуда прибежал — вот в эту дверь, и потратил на бегство не более двух или трех секунд. Я даже знаю, отчего он двигался бесшумно. На нем были сапоги с мягкой подошвой — такие, какие носят наездники.

— Вы очень ловко доказали, что итальянца убил один из наездников, — сказал я. — Но почему же конокрад так яростно утверждает, что видел женщину?

— Этого я не знаю, — честно призналась мисс Бетти. — Но и этому есть какое-то объяснение. Нужно искать его и найти. Так я говорю детям, когда они не могут отыскать решения задачки, которая мне, взрослой, кажется очень простой.

— Что ж, осталось узнать, кто тогда стоял вот тут, возле форганга. Но мы должны иметь в виду — треклятые штукари могут попросту не выдать нам убийцу. Даже если вы покажете им свой чертеж — они будут отпираться до последнего. А через несколько дней они покинут Ригу — и мы никогда не узнаем правды.

Мисс Бетти задумалась.

— Но ведь Господь ее знает?

— Знает.

— И он нам ее раскроет.

Мы, моряки, народ верующий. Недаром и поговорка есть: кто в море не бывал — тот Богу не маливался. Я не думаю, что даже самая образованная и нравственная особа, исправно соблюдающая посты, ставящая в храме свечки ко всем образам, способна верить более, чем простой матрос. Однако лицо мисс Бетти было очень серьезно — она для себя разгадала эту загадку, а назвать имя злодея доверила господу Богу.

— Почему вы пришли сюда, а не в трактир? — спросил я.

— Сюда — ближе. И я знала, что здесь есть бумага и карандаш.

— Сейчас мы поедем в трактир. Попробуйте расспросить Ваню, кто стоял у форганга… — Я уставился на чертеж. — Вы одну вещь не указали, но вы про нее и не могли знать. Вот тут у стены — склад всякого штукарского имущества, ружья, гирлянды, шляпы. Стоя на конюшне, людей, которые за этим хозяйством, не увидишь. Сейчас я нарисую.

Я пристроил к стене прямоугольник, рассчитав его размеры — в натуре он был бы полутора сажен в длину и более аршина в ширину.

— Я многого там не пометила, потому что ни разу на конюшне не бывала, а только в манеже.

— Возьмем ваш чертеж с собой и поедем в трактир.

Она подчинилась с большой неохотой.

Озарение снизошло на меня, когда мы почти подъехали. Надо сказать, что по дороге мы с мисс Бетти почти не говорили, а каждый глядел в свою сторону.

— Мисс Бетти! — воскликнул я. — А, сдается, я знаю, откуда взялась женщина. Там, возле форганга, где ружья и прочая дрянь, непременно висело на стене платье трактирщицы!

— Какой трактирщицы?

— Пьяной трактирщицы, которую так смешно изображает Матиас. Где же еще хранить это платье? Он ночует, как почти все наездники, в какой-нибудь ложе, не потащит же он туда все эти кошмарные юбки и невозможный чепец. Он переодевается за пирамидой ружей, кто-то затягивает ему талию, нахлобучивает парик, привязывает веревочками…

— Вы хотите сказать, что убийца — Матиас?

— Нет, разумеется! Стой, стой! — закричал я извозчику. — Прошу вас…

Она сошла наземь, опершись о мою руку. Смею надеяться, что я извлек ее из экипажа галантно. И мы быстро прошли в нанятые Яшкой комнаты.

— Но для чего Матиасу или кому-то другому стоять в такое время у форганга одетым в женское платье? — спросила мисс Бетти. — Ведь в этот вечер не было представления. Или платье использовали для репетиции?

— Я видел всю репетицию, штукари были одеты очень просто — в портки, рубахи и мягкие сапожки. А Матиас… Стойте! Матиас неудачно соскочил с коня!.. Немедленно к Ване! Он все это видел!

Мы ворвались в комнату моего незадачливого племянника в самую неподходящую минуту — Свечкин помогал ему совершить туалет. Моя вина, каюсь — когда я чем-то увлечен, делаюсь горяч до чрезвычайности. Мисс Бетти, отступила с воплем «Ай!».

Даже если бы она не говорила мне, что окончила Екатерининский институт, одного этого «Ай!» было бы довольно — он заменял ей документ.

Ваня начал вспоминать, как в тот вечер стоял в манеже и приставал к Йозефу, чтобы ему тоже дали попробовать прыгнуть на спину бегущего коня. Йозеф гнал его прочь, объясняя, что учиться такому прыжку можно только в Вене — там под куполом есть блок, через который пропускается веревка с поясом на конце. И если новичок в таком поясе, стоя на конской спине, вдруг не удержит равновесия, товарищи, следящие за его подвигами, тут же вздернут его вверх. Рижский же цирк сколочен на скорую руку, и в нем многого нельзя сделать.

— Умный человек этот Йозеф, — сказал я сердито. — Тебе, дураку, дай волю — сгибнешь под конскими копытами. А теперь отвечай прямо: что у Матиаса было со спиной? Что старшие говорили об этой спине?

— Говорили, что ему бы отлежаться. А он — что господин директор его за такие отлеживания вон выгонит. Он выпить любит… — тут Ваня несколько сконфузился.

— Что, и тебе предлагал?

— Да я отказался! Мне рано еще! Я так ему и сказал!

Племянничку ненаглядному я не поверил — не может быть, чтобы из любопытства не попробовал. Но сейчас было не до нотаций.

— И что дальше?

— Казимир — он замечательный человек, вы, дядюшка таких зовете истинными джентльменами! — предложил, что кто-то заменит его на представлении. В дамском платье, когда на голове парик и чепец, не разобрать, кто там на лошади. Господин де Бах не догадается, а к следующему представлению Матиас придет в себя. Номер-то хороший, смешной, публика его любит, без него никак нельзя.