Легенды Раэнора - Анна Соболева

по утрам на рынок, а возвращаясь вечером, разводили костры и готовили еду. Пряные запахи, смех, песни были слышны в близлежащих хуторках, и частенько радушные караванщики принимали у себя гостей — любопытную молодежь, жаждавшую рассказов о дальних землях. Да и стражники были не прочь посидеть у костра и поболтать о том о сем. Однако, несмотря на свое расположение к опальным купцам, каждое утро при входе они внимательно всматривались в лица бэлистанцев, опасаясь, что хитрый Тасмари может вернуться к своим, нарушив решение суда. Но Тасмари не появлялся. Еще один чужеземец занимал внимание стражи — богато одетый юноша. Он не был купцом, не прикасался к тюкам с товарами, не кашеварил у общего котла. Но каждое утро он шествовал во главе бэлистанцев в сопровождении трех покорных рабов, которые по очереди носили за ним сундучок. Стражники, конечно же, проверили его содержимое и нашли блестящие иглы, щипчики, пилки, мешочки с травами, пузырьки и порошки. Они заподозрили было неладное, но караванщики вступились за земляка и объяснили, что юнец — весьма искусный лекарь. Арандамарцы решили проверить, так ли это, и вечером привели в лагерь купцов человека с чудовищно раздутой щекой.

— Ну, лекарь, покажи, на что способен, — подступили они к бэлистанцу. Тот невозмутимо поклонился, взял за руку упирающегося пациента и повел в свою палатку. Рабы преградили дорогу сунувшимся было вслед стражникам. Те уселись ждать у костра, переглядываясь и неуверенно улыбаясь. Когда же из палатки донесся сдавленный вопль, перешедший в хрип, арандамарцы поспешили на помощь страдальцу.

Ворвавшись в палатку, они застыли, оторопело глядя на счастливо улыбающегося приятеля.

— Во, глядите! — восторженно завопил он, показывая им огромный, черный от гнили зуб.

Все облегченно вздохнули.

— Дурак! Чего орал — то? — спросил один из стражников.

— Дак страшно! Щипцы-то у него во какие! — недавний больной широко развел руки. Юноша сдержанно улыбнулся. С этого дня, встречая врачевателя, стражники почтительно ему кланялись.

Лекарские палаты были битком набиты пациентами. Будто весь Вальбард во главе со своим правителем решил поправить свое здоровье. Но у обычных людей и болезни были обычные. Врачи справлялись с ними без особого труда, а вот правитель… Страшно было видеть, как сильный, властный человек под действием неведомого недуга превращался в безвольного, безразличного ко всему старца. Приступы тоски случались с ним и раньше. Причиной тому все считали странную смерть его жены Фальмариль. Но никогда еще болезнь не была столь сильна. К тому же никто из придворных лекарей не знал, как лечатся подобные недуги. Изгнать боль из груди и желудка, вылечить зубы, помочь оправиться от ран — это пожалуйста. Но как лечить от тоски? К тому же правитель, считавший всех вместе взятых лекарей шарлатанами, и видеть никого из них не хотел. Так и лежал он один в королевском покое. Лишь сыновья осмеливались время от времени нарушать его уединение.

Старший лекарь Корн только что вернулся в лекарские палаты. Несколько часов он принимал роды у жены начальника дворцовой стражи и теперь сидел, вытянув ноги и прислонившись к стене затекшими лопатками. Он совсем расслабился и даже задремал. Но лекарь недолго наслаждался покоем. В коридоре появился запыхавшийся служка и еще издалека закричал:

— Господин Корн, я все узнал!

Лекарь, стряхивая усталость, встрепенулся:

— Ну и как?

— Все верно, слухи-то не обманули! Он и впрямь чародей!

— Неужто?

— Его палатка на рыночной площади. Сегодня там просто не протолкнуться! И так — каждый день. Я сам его не видел, а вот с людьми, которые у него побывали, говорил.

Служка на миг остановился, чтобы перевести дыхание, и снова затараторил:

— Там девчонку приводили, у нее короста все тело съела. После лечения короста отваливаться стала! Глядишь, скоро и вовсе сойдет.

Корн лишь усмехнулся. Служка разгорячился еще больше:

— Истинная правда! Язвы и раны залечивает, боль унимает и даже, поговаривают, помешательство исцелить может.

Тут уж Корн не выдержал. Он поднялся и раздраженно бросил:

— Прекрати. Мне, Старшему лекарю, базарные сплетни выслушивать не годится.

— Да ведь я сам видел! Вспомни, господин мой, бешеного Гура! Ты его еще от лихорадки лечил. Помнишь, что он вытворял? Ведь в последнее время до того дошло, что и выпускать его из подвала не решались!

— Ну и что? — пробурчал Корн.

— А то! Сидит около материной лавки, семечки щелкает, тихонечко бубнит что-то и улыбается. Мозги ему, конечно, в голову не вложишь. Но от бешенства и угрюмости его излечили.

Корн удивленно воззрился на служку. Язвы и раны и здесь, в лечебнице Вальбарда, исцеляли. Но вот с душевными болезнями справляться? И Корн решился.

— Сейчас я напишу записку, а ты отнесешь ее этому всемогущему лекарю.

Он быстро прошел в свою комнату, оставив служку ждать у дверей, а через пару минут вернулся с аккуратно сложенным листком бумаги.

— Вот, держи. А на словах передай, что ответить нужно тотчас же. И принесешь мне его ответ немедля, как только получишь его. Понятно?

— Да, уважаемый Корн. — Служка бережно спрятал письмо в поясную сумку и поспешил исполнять поручение.

Поздно вечером служка вернулся и доложил:

— Все сделал, как было велено. Иноземец записку прочел.

— И где ответ?

— Не стал он писать ничего. На словах просил передать, что польщен и обрадован твоим вниманием и придет сразу же, как только позволят это нужды его больных. Вот.

Служка с облегчением вздохнул. Кажется, ничего не забыл.

— Что ж, неплохо. — Корн был удовлетворен ответом. Если незнакомец не бросил страдальцев, которых взялся врачевать, и не помчался к Старшему лекарю столицы, соблазнясь высокой честью и немалой наградой, значит, он чего-то да стоил. И лекарь принялся ждать.

Прошло несколько дней. Корн забыл о незнакомце. Весь в заботах, он и себя-то не помнил, забывая о еде и сне. Но сейчас лекарь сидел в своей каморке и жадно хлебал горячий суп под монотонное причитание супруги.

— Совсем рехнулся с работой! Если бы я не пришла, ты бы, старый дурень, опять не евши весь день пробегал! Погляди на себя!

— Ладно тебе, Ирма! Не ворчи! Дел много.

— Много? А когда их у тебя мало было? Всю жизнь я промаялась одна, это при живом-то муже! Дети без отца выросли. Хорошо, брат мой мальчика нашего в люди вывел, пристроил по судебному делу. Отцу-то заботы нет.

— Ого! Загнал парня бумажки ворошить. Лучше бы он при мне ума набирался! — возмутился Корн.

— Молчи и ешь! Давай-ка сюда миску, курицу положу. И ты еще хотел, чтобы я родное дитя на такие муки толкнула? Ты вот скажи мне: не забыл, что