Времена смерти - Сергей Владимирович Жарковский

Таким образом, смутно осознаваемая потребность, мучившая Мьюкома несказанно, – устроить всё-таки, чёрт побери, хоть какое-то официальное действо по встрече высочайшего гостя, соблюсти хоть какой-то протокол, хоть толику торжественности и пафоса впрыснуть, – неожиданно получила возможность удовлетвориться. Мьюком уже начал прикидывать, как и что будет Говорить От Имени Новой земли Палладина Дальняя Представителю Императорского Дома На Митинге Торжественного Приветствия, и Мьюком не сразу понял землянина, когда тот, делая небольшие поклоны и помахивая публике рукой, сказал уголком рта:

– Здесь нам будет неудобно, господин мэр. Найдите более… так скажем, уединённое – место.

– Ваше Превосходительство?.. – Романов наклонил голову: ты всё слышал, космач! – Ко мне домой?.. – сказал Мьюком, растерявшись. – Или в клуб какой-нибудь?..

– Я не знаю – куда, – сдерживая раздражение, сказал землянин. – Где, например, вы проводите… правительственные совещания? Где… так сказать, чёрт побери, вы работаете? Где у вас Центр?

Мьюком вернулся с митинга в реальность и подтянулся.

– Центр здесь. С главами служб мы переговариваемся по интеркому, сэр. Проводим видеоконференции. Мы редко тратим время на собирание в одном месте… Если что-то очень важное… то у меня дома. Там оборудован дубль-пост, да… А так… я как-то и не задумывался… ну, собрания клуба серьёзов… салоны, кают-компании… парк у нас неплохой. Небольшой, но чистенький.

– Парк… Нет, Пол, мне хотелось бы нечто отстранённое… отдалённое от шума. Но оборудованное доступом к связи… и к архивам. – Тут Мьюком заметил краем глаза: Ларс Плодкин, взявшийся в главном офисе УБ откуда не, вдвинул лицо между плечами неразлучных менеджеров Анны Саг и Брика Ворка и принялся делать этим лицом знаки Мьюкому. Романов продолжал: – Чёрт побери, Пол… как так можно работать? Я же ясно выразил своё желание… побеседовать визави… то есть – один на один. А этот что хочет?

– Прошу прощения, Ваше Превосходительство. Итс Ларс Плодкин, начальник службы общественной информации, – сказал Мьюком поспешно. – Форт ждёт официальной информации о вашем визите, Ваше Превосходительство… я полагал, что несколько слов для людей были бы уместны… мне кажется.

– Да, – сказал землянин. – Я отлично понимаю. Вы правы. Безусловно, я бы сказал. Я дам развёрнутое, так сказать, интервью для… пресс-службы Города… но не сейчас. И – Города, не Форта, Пол, официально – Города, привыкайте. Мы в Городе Палладина, и вы мэр его. Привыкайте скорей… – Что он так психует? – подумал Мьюком. – А выступлю я обязательно, но… не сейчас, Пол, не в первый день, – очень быстро и очень раздражённо говорил Романов. – Мы согласуем время… и представимся Городу, но – позже. Пойдёмте отсюда.

Землянин повернулся к выходу. Телохранители мгновенно перестроились, женщина-кошка неким чудом очутилась в авангарде, провешивая дорогу, а парень-дизель снова взял на себя тыл. Мьюком рывком выпустил из себя полную грудь воздуха, махнул народу, потряс кулаком округлившему в невинном негодовании глаза Ларсу и, обгоняя парня-дизеля, поспешил в спину Романова, словно в убегающую дверь, успев заметить, однако, что Плодкин из-под мышки снимает их уход на камеру.

Вот так вот, думал Мьюком, нуивот, эк-то. Земляне, значит, посетили нас. Может быть, они проездом? Пришли, из самых кишок выдрали грузовоз, трёх человек, что с нами, колонистами и клонами, разговаривать, не по-человечески это… взрослые дяди делают дело, ну а наше дело – дядей не отвлекать, не путаться, так сказать, тьфу, в ногах… Сердцебиение сделалось у Мьюкома хроническим. Романов беспокоил его, и не инспекторским статусом. Землянин психовал – по своим, Мьюкому неизвестным причинам, к жизни колонии, может быть, даже и не относящимся. Но псих у Романова был явный и вредящий окружающим, осязаемая аура образовывалась вокруг Романова от его психа, и находиться в сфере её было явно вредно. Откуда я знаю, может быть, дела на Земле обстоят так, что там руководитель и имеет право на нескрытый псих, тиражируя его сколь угодно обширно вовне. Но в условиях замкнутого объёма обитаемого космического объекта психующий руководитель подлежит немедленной изоляции, ибо Космос кушает беспокойных, не находящихся под наблюдением врача в изолированном, специально предназначенном помещении, без жалости, Космос кушает их даже без удовольствия, но беда, что приправой к одному кушаемому – нередко, зачастую – служат те, с кем рядом угадал он оказаться, и хуже – те, кто не имеет выбора – стоять рядом или отойти подальше… Опасность принёс землянин сенатор Романов в Форт… в Город, привыкаю… опасно пришёл, как не космонавт вовсе. Впрочем, Романов не космонавт. Со своим в срыве Мьюком знал, поступить как, и имел право и волю так поступать. Но как быть с землянином? Мьюкома толкнул парень-дизель, капитан… то есть мэр, привыкаю, – тряхнул головой, сгоняя тревогу с поверхности, ускорился и опять нагнал Романова – на как раз траверзе супрефекта Цандера, продолжавшего держать своё тело в стойке «смирно».

– Тогда, действительно, ко мне домой, сэр, – предложил Мьюком, занимая место одесную сенатора. Сенатор был длиннее его на голову. – Квартира в командной сети, собственно, это бывшая резервная рубка «Сердечника». Я по привычке там живу. Правда, у меня беспорядок. Прошу прощения. Мы не ждали вас так скоро, сэр. И неожиданно.

– Неожиданность моего появления в системе Палладина планировалась, – произнёс землянин веско, одним духом, замедляя шаг в распределителе объёмов. – Куда прикажете сейчас?

– Направо. В тот коридор, сэр.

– Квартира оборудована капитанским постом?

Мьюком догадался, что землянин имеет, так сказать, в виду.

– Да, сэр. Оборудована.

– Вы живёте в невесомости?

– Нет, сэр. Мы стараемся спать под тягой. Места хватает.

– Понятно. Место есть, вижу… Но остальное… Дефицит… так сказать… дефицит всего у вас серьёзный, Пол.

– Так точно, сэр. Но Земля с нами. Вы уже здесь.

– Безусловно. Ага… Здесь был пожар?

– Полгода назад. Замыкание, запылённость.

– Потери?

– Тогда не было. Ожоги второй степени, отравление. Оба выжили.

– Отрадно. Авария?

– Износ оборудования, сэр. В лифт, прошу вас.

– Как вообще с потерями?

– Хорошо, сэр. Действительно, хорошо. Один и четыре в год рабочие потери средняя цифра. («Эх, Стада, эх, Лодия!..») Общественных конфликтов с летальным исходом до сих пор удавалось избегать. Один суицид в месяц.

– Только один? Отрадно.

Сука атмосферная, подумал Мьюком. Привёз ли ты хоть одну мощную электронную машину? На хрен нам тут твои сто тысяч тонн, если они пустые?

Женщина Дейнеко вызвала лифт. Они подождали полминуты. Двери кабины разошлись, и выяснилось, что кабина занята. По колено забита пятилетней малышнёй из детсадика – весь выводок пятой кладки, разрешившейся всего неделю назад. Все как один, мальки держали в кулачках ободранные пятнистые бананы, кусали их и жевали. Учитель Канопус Каширов водил детей на утренник в парк. Дейнеко обернулась вопросительно.

– Мы подождём! – громко сказал Романов. – Здравствуйте,