Нестор Махно - Виктор Ахинько

— Соску вам дать? — усмехнулся Махно. — Ану попробуйте без меня, может, я и не нужен. Брата оставляю. Крепитесь!

Попридержав коня, Петр Лютый спросил у тетки, что несла воду на коромысле:

— Это же Песчаный Брод? Где Кузьменки живут?

— Йих тут багато. Яки? — женщина качнула ведрами, смотрела подозрительно.

— Андрей Иванович.

— А-а, вон абрикосы видите? Там его хата.

Лютый с еще тремя всадниками ускакал, а хозяйка ускорила шаг, гадала: «И кого принесла нечистая сила?» Вода плескалась из ведер. Тут уже побывали григорьевцы, петлюровцы и красные. Снова послышался топот. По мосту через речку Черный Ташлык, мимо плакучих ив неслись верховые, за ними карета. Женщина поставила ведра на землю и глядела из-под руки с удивлением и страхом. «Неужели все в гости к Кузьменкам? Чем же их кормить, поить? Замается Жандарка!» (Прим. ред. — Так в селе прозвали мать Галины, жену бывшего жандарма). Впереди отряда тетка заметила черное знамя. «Антихристы, что ли? — она перекрестилась, ибо была из старообрядцев, которые более века тому основали эту слободу. — Спаси, Господи, и помилуй нас!»

Лютый подъехал к ограде. Увидев его, Галина открыла ворота.

— А дэ Батько, Пэтя? — спросила с тревогой.

— Здравствуй, мать. Вон летит твой сокол!

Вскоре вся сотня уже располагалась у белой хаты с красной черепицей. Нестор обнял, поцеловал жену и только тогда приметил двух стариков, что стояли рядом и с любопытством разглядывали его.

— Ой… познайомся, — Галина покраснела, поправила прическу. — Мойи тато та мама… А цэ… Нэстор.

Родители подступили чуть ближе. В глазах их не было радости, скорее плохо скрываемое смущение. Андрей Иванович, высокий, суховатый, волоокий, пожал руку гостя, сказал:

— Прошу до хаты.

Махно не обратил внимания, что его никак не называли: ни зятем, ни сыном, ни по имени. Они вчетвером вошли в сени, потом в светлицу. Всё здесь было по-крестьянски простое и знакомое Нестору. Даже запах, мирный, застойный. Небольшие оконца, дубовый стол посредине. Герань цветет. В углу икона, без лампадки. Стулья, правда, городские, тонкие, с гнутыми спинками.

— Принимайте, какой я есть, отец, — сказал Нестор с уважением. Это был первый человек, которому он так говорил. Своего отца не помнил.

— Быстро же ты женился, скакун! — грубо ляпнул Андрей Иванович. Ему не нравились россказни Галины о повстанцах, презирающих власть. Не для того он растил и учил любимую дочь, точную капельку свою, чтобы отдать какому-то анархисту да еще и коротышке. «Ишь ты, у него войско! Видали мы эти шайки», — раздраженно думал старый жандарм.

— Скакун, значит? — Махно ударил кулаком по столу. — Я не навязываюсь! Если не хотите…

Галина обняла его, шепнула на ухо:

— Пошли, милый, умоешься с дороги. Пошли! — и увела во двор, к колодцу. По пути говорила: — До Петлюры мы с Феней не добрались. По пояс раздевайся. Вода у нас ледяная. Давай. От и ладненько. Облейте Батьку, хлопцы! Ему жарко.

Махно кусал губы. Вся его маята, раны здесь гроша ломаного не стоят. Ты хоть лоб себе расшиби ради крестьян и всей Украины, а каждому кулику дороже его выводка и болота все равно ничего нет! Эту преувеличенную, как полагал Нестор, жалкую заботу о своей хате, детях, скотине он постоянно замечал в повстанцах, и его коробило, что для них идея, свобода — дело четвертое. Нет, он понимал, что люди в большинстве темны и корыстны, да сердце бунтовало, не хотело смириться, и лично его это раньше почти не касалось. А тут нагло ткнули носом в свое обывательское корыто, чуть ли не цыкнули: «Не сметь!» И кто? Человек, которого он впервые назвал отцом!

— Наклоняйся, наклоняйся, — просила Галина, легонько касаясь его шеи. — Лейте, хлопцы. Смелее!

Ему плеснули на спину из ведра. Нестор крякнул от холода. «Как говорит Петя? — вспомнилось вдруг. — Лучше десять раз дать, чем один раз просить. Выходит, все твои жертвы… блажь! Кто о них просит?»

— Хватит, хватит. Заморозите Батьку! — Галина принесла полотенце, шепнула: — Не кусай губы. Батькы просять, шоб мы повинчалысь.

Нестор распрямился, остолбенел.

— Что, что?

Краем глаза он заметил, что на заборе висели, разглядывая их, мальчишки. Они болтали голыми, черными от пыли и загара ногами, смеялись.

— Любишь меня? — жена растирала ему грудь, спину. — Любишь или нет? Отвечай скорее!

У Махно перехватило дыхание. Его волнует даже росянистый запах ее рук, щек, блеск ее темно-карих глаз. Но идти в церковь? К попу! Ему, анархисту? Что за блажь?

— У тебя армия, — тихо убеждала Галина. — Они все верят в Бога. Худо ли бедно, а скажут: «Батько с нами». Это же твой авторитет, балда. Мама очень просит, и церковь у нас красивая. Бери сорочку.

— Ну черт с вами, — согласился Махно.

Они вошли в хату.

— А ты ёж, ёж. И колючий! — Андрей Иванович присел, жестом приглашая Нестора. — Без сватов прискакал, без креста, и «отец, отец». Вот свадьбу сыграем, под венцом постоите — тогда пожалуйста. Каким временем располагаешь?

— На станции Помошная красные. Что у них на уме? — отвечал Нестор.

— А вы с ними как? По ручкам или на ножах?

— Я у них вне закона.

— Ишь ты-ы. Сурово. Хотя, по-моему, закон должен быть один для всех. Ладно. К свадьбе надо подготовиться. С бухты-барахты нельзя.

— Предлагаю завтра.

— А ты скорый, — покачал головой Андрей Иванович. — Это же не пожар… Ну что ж, завтра так завтра. Мать, ану иди сюда! Домна Михайловна, успеете картошку сварить?

— Чи цэ довго? — отвечала та. — Люды ж голодни, с дорогы. Счас накормим. А вы батюшку найдить.

— Где он? — не понял Нестор.

— Як прыйшлы красни — утик, — сказала Домна Михайловна, толстенькая, круглолицая, степенная.

— Позови Петю сюда, — попросил Нестор Галину. Вошел Лютый. Он и здесь караулил у порога. — Понимаешь, друг, свадьбу готовим. Твоя задача, Петя: первое — до завтра найти попа. Где он — неизвестно. Достань из-под земли. Второе — завалите кабана. Не хватит, еще одного купи у соседей. Третье. Тут оркестр есть?

— А як же. Сотни хат все-таки, — отвечал Андрей Иванович. Ему нравилось, как четко распоряжается будущий зять.

— Да, выпивка, — вспомнил тот.

— Аж два ведра вина ждут в погребе, — доложил тесть.

— Ма-ало, — не согласился Нестор. — Позовем же весь Песчаный Брод. Мотни, Петя, по хуторам и прикатите бочку самогона. Понял? А для женщин еще ведер пять вина…

— Подуреете! — возмутилась Галина. — Красни рядом. А у нас якый народ? В Бердянске, чтоб не перепились, мы сливали вино в море. Так мужики плавали в канаве и хлебали. Потопились же!

— Не путай коня с мерином. То ж был бальзам! Выполняй, — приказал Махно Лютому, — и побыстрее. Это раз в жизни случается. Васю Данилова прихвати с собой. На нем шкура ходором ходит. Да, с этой минуты — строжайший караул! Сам проверю…

На следующий день сыграли свадьбу такую, что даже пятьдесят лет спустя вспоминали ее с восхищением. Дорогу от хаты Андрея Ивановича до самой церкви выстелили дорогими, точнее, персидскими коврами. Правда, где их взяли — неизвестно. Играло десять (деды-балагуры предпочитали именно это число) цыганских оркестров. Заполняя паузы, «скрыпилы» махновские баянисты. А уж о выпитом и съеденном не стоит и заикаться.

Как бы там ни было, достоверно известно другое.

Еще когда Батько с хлопцами ехал в Песчаный Брод, с холма им открылось полотно железной дороги. Под солнцем блестела стальная колея.

— Давай поднимем ее в воздух, — предложил Алексей Чубенко. В свободное от «дипломатии» время он командовал подрывниками.

— Зачем? — нахмурился Махно.

— Это же единственная ветка, соединяющая красный Киев с Одессой, и вон же за курганами станция Помошная. Рукой подать до Галины. А вдруг комиссары захотят напасть. Поэтому взорвем и будем спать спокойно, пока они ремонтируют.

— Ну, трахните, — неохотно согласился Нестор. Обычная осторожность изменила ему.

Разъяренные красные узнали от путевого обходчика, что диверсию сотворила кучка бандитов, вроде каких-то махновцев. Куда пошли? Да в Песчаный Брод. Туда и отправился отряд члена реввоенсовета 12-й армии Владимира Затонского. Это он год назад по указанию Ленина выдал Махно поддельный паспорт на имя учителя Шепеля. Теперь их пути снова пересеклись, и, чувствуя вину, Затонский ехал покарать подлого «крестника», объявленного вне закона.

Разведчики Батьки, хоть и с похмелья, но заметили опасность.

— Сколько их? — спросил он Пантелея Каретника.

— До черта!

— В таком разе, чтоб не омрачать веселье, уходим в Добровеличковку. Там, кажись, живет Феня Гаенко?

Бегство махновцев взбесило Затонского. Были арестованы и расстреляны члены ревкома и все мужики, сидевшие за свадебным столом, в их числе Андрей Иванович Кузьменко. Теперь никто не посмеет обвинить старого партийца в потакании бандитам! Утомленный расправой отряд заночевал в Песчаном Броде. Затонский же, видимо, опасаясь мести, уехал по своим делам.