Нестор Махно - Виктор Ахинько

— А куда ты, Батько? — спросил Алексей Чубенко. Он пока не проронил ни слова. Нестор молчал, и «дипломат» добавил: — Я в любом случае с тобой. До гробовой доски!

— Коль с нами министр иностранных дел, то не пропадем, — усмехнулся Махно. — Еще не вечер, атаманы, и я всех стойких приглашаю в Большой Токмак. Там решим и двинем дальше. Авось не ударим лицом в грязь.

На том распрощались и разъехались кто куда.

В захолустном Большом Токмаке после митинга, где Батько призывал к себе в отряд новых добровольцев, к нему подошла Маруся.

— Забыла одну мелочь, — она поправила прическу. На пальце блеснул бриллиант.

— Какую же?

— Деньги, Нестор. Дорога предстоит дальняя, голодная, опасная.

— Добывайте. На то у вас и наганы. Да и опыта экспроприации хватает.

— Но «Набату» и Аршинову ты все-таки отвалил миллион рублей. И на заграничную пропаганду золота не пожалел.

Они шли к тачанкам, что стояли наготове под пирамидальными тополями.

— Теоретики, Маруся. У них должны быть чистые руки.

— А мы? Едем тоже конспиративно. Нельзя светиться. Ну-ка, раскошелься!

Так нагло с Батькой уже давно никто не смел говорить. Он увидал, что их со всех сторон обступают боевики, соратники, и взорвался:

— Не дам я вам денег. Нет у меня!

— Да ты жмо-от! — не осталась в долгу и Маруся. — Тридцать миллионов получил у советской власти для повстанцев и зажилил.

— Продай бриллиант, дура! — Нестор схватился за кобуру.

Бржостэк тоже. Его жена еще выпалила:

— Ты уже никто!

Между ними протиснулся Алексей Чубенко.

, — Дай ей, Нестор Иванович, что просит. Мы найдем. Завтра!

— Сколько тебе? — переведя дух, уточнил Махно.

— Миллион.

— Обед в крымском ресторане стоит пять рублей, — вставил слово и бывший начальник всей контрразведки Лев Голик.

— Мне новую армию собирать. На что? На копейки? — спокойнее спросил Нестор.

— А генерал Деникин меньше стоит? Он за твою башку, поди, назначил полмиллиона! — кинула и свой козырь Мария. — Но сегодня это же несравнимые ценности.

Махно мрачно, в упор смотрел на нее. Мужики не выдерживали, отводили взгляд, а ей хоть бы что. «Поистине гермафродитка!»— решил Нестор и подозвал Петра Лютого, шепнул:

— Достань там, знаешь где, полмиллиона и сунь ей, чтоб отцепилась, курва.

Батько пошел к тачанке, отдавая последние распоряжения перед дорогой. Взглянул на свое жалкое воинство. Человек сто, не больше. «Ах ты ж, судьба-индейка. Ничего-о. Зато какие люди! Один Семен Каретник чего стоит. С нами Алеша Марченко, Гаврюша Троян, Гриша Василевский. Вон и кузнец-чудак Вася Данилов, мой укрыватель Захарий Клешня… Орлы! Эти никогда не предадут. Кость цела — мясо нарастет. Уж и красная рота военкома просится в отряд… С Марусей гадко вышло. Ох, гадко. Годы вместе, и едет не пироги печь».

Нестор вдруг направился к боевикам, тяжело ступая. Они зашушукались, ожидали нового скандала. Что ему еще нужно? Однако Махно усмехнулся через силу и… протянул руку Никифоровой-Бржостэк. Она некоторое время вроде сомневалась, потом шагнула навстречу, обняла соратника, прижалась к нему.

Витольд замер, похоже, в недоумении.

— Эх ты, вождь всей Украины, — сказала Маруся, отстраняясь и глядя на Нестора влажными глазами. — Спасибо. Может, в последний раз-то и видимся на этом холодном свете. Прощай!

Предреввоенсовета Троцкому

Махновия разбита Шкуро вдребезги. Отдельные махнята вопят о защите и покорности соввласти. Момент ликвидации этого гнойника самый удобный. Наша беда — отсутствие регулярных частей, снаряжения, вооружения и даже продовольствия.

Правда о гуляйпольских событиях

При наступлении Деникина и Шкуро большевики широко открыли им ворота в Гуляйпольский район. Повстанцы были голы и босы, имея на руках по 5–7 патронов. Их армия, расположенная на берегу Азовского моря и до Кутейниково, оказалась обойденной…

Виктор Билаш ехал в салон-вагоне комбрига в Александровск. Теперь он был никем. Еще утром мог отдавать приказы, даже объявить войну красным, и повстанцы, наверно, пошли бы за ним, новым батькой. А как только подписал в Орехово акт о сдаче всех девяти полков (шутка ли: 55 ООО бойцов, правда, 30 ООО без винтовок!), трех бронепоездов, ста пулеметов на тачанках и 500 ООО рублей — сразу превратился… в кого? Бес его знает! Нет, знает Ворошилов, в штаб которого вызвали.

За окнами желтели поля, местами уже скошенные. На них возились бабы, редко — мужики, ползали арбы со снопами. Билаш позавидовал им. Вот кому хоть в одном хорошо: делай заведенное от веку и не суши мозги.

В вагоне душно, пахнет яблоками. Верный помощник Иван Долженко пьет узвар на обшарпанном диване, лениво отгоняет мух, молчит, не хочет мешать Виктору писать рапорт. Наконец не выдерживает:

— Был бы пруд, а жабы найдутся. Вручишь акт, чуешь, и я уверен: всё заскользит как по маслу. Мы же честно перешли к красным.

Слова Ивана — прямо бальзам на душу. Мало того, что их могут арестовать и в два счета расстрелять, как хлопцев из оперативного штаба: Озерова, Михалева-Павленко, других. Еще и в газетах расписали, что те предатели, изверги, трусы! Долго ли большевикам? Сердце болело и оттого, что бросили повстанцев на произвол судьбы. Те, было, поверили, попались на удочку сладких слов о свободе — тысячи отчаянных земляков. А что вышло? Где Батько? Где вольная страна Махновия? Всё полетело кувырком!

Билаш опустил руки, сжал их коленями. Твою ж маму и тещу! Верно, другого выхода и не было. Но как же это объяснить несчастным беженцам, тем, кого хватают чрезвычайки, трибуналы, кому в спину стреляют заградотряды? У кого занять совесть нам, слепым поводырям? Ух, новую Запорожскую Сечь основали, на всю Украину замахнулись! Чем мы хуже Богдана Хмельницкого, Мазепы? Но и те не устояли против грозных северных соседей. Или мы прокляты от веку?

«В чем я лично виноват? — в который раз спрашивал себя Виктор и не находил ответа. — Может, не надо было браться за гуж? Вытурили австрияков. Честно? Да. Помогали нам Дыбенки. Тоже кричали: «Мы за народ». Свои же, братья. А сунули штык к горлу. Кто это мог предвидеть? Кто?»

От таких мыслей гудела голова. Билаш тер лоб, давил глазные яблоки. Никаких оправданий не находилось. Потому и не объявил себя батькой. А мыслишка мельтешила: «Хватай момент! Махно умыл руки. Ты воевать умеешь не хуже. Даже лучше, и люди ждут приказа. Но нет патронов, и у вождя — лёд в сердце. Хочешь, чтоб оно лопнуло?»

— Брось мучиться, — посоветовал Долженко. — Скоро Александровск, чуешь? Там погуляем, проветримся.

Виктор все же пытался прийти к какому-то выводу, извлечь пусть и жестокий, но верный урок.

— Почему большевики отцепились от Финляндии, Польши, а за нас зубами держатся? — спросил. — Ты думал об этом, Ваня?

— Хре-ен его знает. Можэ, шо тут хлиб, силь та уголь?

— Так и в Польше уголь!

Долженко сквасил недоуменную рожу, еще и плечи поднял. Билаш усмехнулся.

— То-то и оно, браток, — продолжал. — Мы, украинцы, уступчивые. Кроме того, родные корни, Киевская Русь, православие, считай, один язык. А те уперлись рогами, финны, поляки — пошли вон отсюда с вашей властью!

— А шо ж мы таки? — Иван протянул руку ладонью вверх, словно показывал всю открытость и простодушие свое. — Махно удрав. Нет, чтобы побрататься с Григорьевым, Петлюрой, тоже надутыми пузырями, и вжарить белым и красным по ж…!

— У нас каждый мнит себя гетманом испокон веков. А великого собирателя земель Бог не дает.

— Ну тоди й сыдить в говни, нэ пикайтэ! — отрезал Долженко. — Глянь! Екатерининский вокзал. Приехали.

— Я же рапорт не завершил.

— Кончай, Витя. На всякий случай выставлю часовых и пошлю агента в штаб Ворошилова. Хай пронюхает.

Когда Билаш подписал документ, Иван доложил:

— В аккурат попали. У них совещание, и опасность не замечена. Идем!

Они спустились по улице ближе к Днепру, нашли здание Азовского банка, где помещался штаб армии.

— Мы к товарищу Ворошилову, — сказал Билаш дежурному, из предосторожности не называя себя.

— Он занят. Присаживайтесь.

Никаких знаков отличия, кроме звездочки, ленточки на фуражке, тогда еще не носили. Дежурный и не подозревал, что это махновцы. Жарко, и они были без головных уборов. Дверь в кабинет командующего приоткрылась, донесся чей-то баритон:

— Нет, это не григорьевщина! Батько ушел. Махновцев следует вооружить, и будут драться. Оставить им старых командиров.

— Как? Это невозможно! Есть директива Троцкого: всех атаманов до единого — в чека!

Виктор с Иваном переглянулись. Хоть и опасались ареста, но все-таки надеялись, что пронесет. Вот так влипли! Бежать или ждать? Чего? Пули в затылок?