Повелитель демонов из Каранды - Дэвид Эддингс

— M-м, Дарник, — сказал Гарион как можно более вежливо, — глиняный щит — это не совсем то, что мне нужно.

Дарник только хмыкнул.

— Взгляни на него, Гарион, — предложил он, не прекращая размеренных ударов топора.

Гарион воззрился на щит расширенными от удивления глазами. Перед ним был раскаленный докрасна щит из чистой стали.

— Как это у тебя получилось?

— Превращение! — воскликнула Полгара. — Замена одного вещества другим! Ради богов, Дарник, где тебя этому научили?

— Я сам кое-чему научился, Пол, — рассмеялся он. — Если для начала имеешь кусочек стали, скажем сломанное лезвие ножа, то дальше можно делать ее из чего угодно: из чугуна, глины, из всего, что есть под рукой.

Внезапно Сенедра широко раскрыла глаза.

— Дарник, — очень почтительно и почти шепотом произнесла она, — и золото тоже можно сделать из чего угодно?

Дарник задумался, продолжая работать.

— Думаю, да, — решил он, — но из золота хорошего щита не сделаешь, оно слишком мягкое и тяжелое, так ведь?

— А можешь сделать еще один щит? — вкрадчиво спросила она. — Для меня? Не обязательно такой большой, ну, немного поменьше. Пожалуйста, Дарник.

Дарник закончил окантовку под мелодичный звон стали и свет красных искр.

— По-моему, Сенедра, это неудачная мысль, — ответил он. — Золото ценится потому, что его мало. Если я стану делать его из глины, оно вскоре потеряет свою ценность. Ты же понимаешь.

— Но…

— Нет, Сенедра, — твердо произнес он.

— Гарион, — капризно протянула она.

— Он прав, дорогая.

— Но…

— Ничего не поделаешь, Сенедра.

Костер догорел, и вместо него мерцала теперь груда углей. Гарион, внезапно проснувшись, вскочил на ноги. Он был весь покрыт потом и трясся крупной дрожью. Да, он снова слышал во сне тот же жалобный плач, что и накануне. Он долго сидел неподвижно, глядя на потухший костер.

Рядом с ним мерно дышала Сенедра, весь лагерь спал. Он потихоньку вылез из-под одеяла, дошел до опушки кедровой рощи и остановился, глядя на поля, темневшие под иссиня-черным небом. Глубоко вздохнув, он вернулся в свою постель и крепко проспал до зари.

Когда Гарион проснулся, моросил дождь. Выйдя из палатки, он увидел Дарника, разжигавшего огонь.

— Можно взять у тебя топор? — спросил он друга.

Дарник вопросительно взглянул на него.

— Мне кажется, к этому всему необходимо еще копье. — Он хмуро поглядел на щит и меч, лежащие на кольчуге рядом с остальным багажом и седлами.

— Ах да, — произнес кузнец. — Чуть не забыл. Одного достаточно? Ведь они иногда ломаются, по крайней мере с Мандорелленом всегда так случалось.

— Больше одного я с собой таскать не собираюсь. — Гарион кивнул на рукоять висевшего у него за поясом меча. — На всякий случай у меня есть этот большой нож.

От промозглой изморози, появившейся на рассвете, близлежащие поля были окутаны неясной дымкой. После завтрака путники достали плотные плащи, приготовившись к путешествию. Гарион уже успел надеть кольчугу и, выложив шлем изнутри старой туникой, нахлобучил его на голову. Он чувствовал себя по-дурацки, когда, позвякивая доспехами, пошел седлать Кретьена. От кольчуги неприятно пахло, и казалось, она притягивает к себе утренний холод. Он поглядел на свое новое копье и круглый щит.

— Они мне будут мешать, — заметил он.

— Подвесь щит к луке седла, — посоветовал Дарник, — а копье прикрепи к стремени. Мандореллен всегда так делает.

— Попробую, — ответил Гарион.

Он вскарабкался в седло, покрываясь потом под тяжестью кольчуги. Дарник протянул ему щит, и он подвесил его к луке седла. Затем взял копье и продел его наконечник в стремя, уколов при этом пальцы ног.

— Тебе придется его придерживать, — сказал ему кузнец. — Само по себе оно держаться не будет.

Гарион хмыкнул и взял древко копья в правую руку.

— Ты очень внушительно выглядишь, дорогой, — заверила его Сенедра.

— Просто потрясающе, — сухо ответил он.

Они выехали из кедровой рощи. Утро было все так же сыро и неприветливо; Гарион, ехавший впереди всех в своем рыцарском облачении, чувствовал себя крайне нелепо.

Особенно докучало копье, которое все время выскальзывало у него из руки и волочилось по земле. Он перехватил его так, чтобы сместить центр тяжести. Капли дождя падали на древко, пробегали по его сжатой руке и стекали в рукав. По локтю непрерывно струилась вода.

— Я чувствую себя водосточной трубой, — ворчал он.

— Давай прибавим ходу, — сказал Белгарат. — Путь до Ашабы далек, а времени у нас немного.

Гарион ударил Кретьена каблуками по бокам, и серый поскакал быстрее — сначала рысью, а затем ровным галопом. И от этого Гарион почему-то перестал ощущать себя по-дурацки.

Дорога, которую накануне вечером им показал Фельдегаст, казалась заброшенной, а в то утро на ней вообще не было ни души. Она пролегала мимо пустых хуторов, печальных, поросших ежевикой развалин домов с остатками покосившейся кровли. Некоторые дома были сожжены, часть — совсем недавно.

От непрекращавшегося дождя земля набухала, и дорога становилась все более вязкой. Грязь, поднятая копытами скачущих галопом коней, забрызгала им ноги и животы, покрыла пятнами сапоги и плащи всадников.

Шелк скакал рядом с Гарионом, с его острого личика не сходило настороженное выражение, и всякий раз, когда они взбирались на вершину холма, он выезжал вперед и окидывал взглядом лежавшую внизу долину.

Через несколько часов езды Гарион промок насквозь и, измученный тяжелыми доспехами и запахом ржавчины, желал только одного — чтобы дождь наконец прекратился.

Шелк поднялся на вершину очередного холма разведать обстановку. Повернувшись назад, он жестом остановил спутников.

— Там, впереди, гролимы, — лаконично сообщил он.

— Сколько? — спросил Белгарат,

— Около двух дюжин. Они отправляют какой-то религиозный обряд.

Старик усмехнулся.

— Давайте поглядим. — Он взглянул на Гариона. — Оставь свое копье Дарнику, — сказал он. — Оно слишком заметно, а я не хотел бы привлекать их внимание.

Гарион кивнул, передал копье кузнецу, а сам последовал наверх за Шелком, Белгаратом и Фельдегастом. Взобравшись на вершину, они спешились и под прикрытием густых зарослей осторожно двинулись дальше.

Одетые в черное гролимы стояли на коленях в мокрой траве перед двумя алтарями, расположенными на некотором расстоянии от холма. Каждого, как плащ, покрывало распластанное кровавое бесформенное тело. За алтарями шипели светильники, от которых в моросящее небо поднимались столбы черного дыма. Гролимы тянули молитву знакомыми Гариону скрежещущими голосами. Слов он разобрать не мог.