Повелитель демонов из Каранды - Дэвид Эддингс

— Так, значит, вы поедете на север? — спросил Фельдегаст Белгарата. Маленький шут снял свой пестрый наряд и теперь был в простой коричневой одежде.

— Да, ведь Ашаба там, если ее не перенесли в другое место, — ответил Белгарат.

— Если вы не возражаете, я немного проеду вместе с вами.

— Зачем?

— В последний раз в Мал-Дарии у меня были некоторые затруднения с тамошними чиновниками, пусть, бедняги, немножко опомнятся, прежде чем я снова с триумфом предстану перед ними. Вы же знаете, что это за скучный и злопамятный народ — никак не могут забыть невинные шутки человека, когда он пребывает в веселом настроении.

Белгарат пожал плечами.

— Да, пожалуйста.

Гарион пристально посмотрел на старика. Такая внезапная уступчивость совершенно не в его характере, особенно если вспомнить, как он возражал против того, чтобы даже Сади ехал вместе с ними. Затем Гарион перевел взгляд на Полгару, но и она не выказывала никаких признаков беспокойства. Странно…

Когда на маллорейские равнины опустился вечер, они свернули с дороги и разбили лагерь в похожей на парк буковой роще. Погонщики мулов уселись вокруг костра, передавая по кругу глиняный кувшин и становясь при этом все более шумными. Вокруг другого костра расположились Гарион и его друзья. Они ужинали и мирно беседовали с Ярблеком и Веллой.

— Будьте осторожны при въезде в Венну, — предупреждал Ярблек своего компаньона. — Оттуда доходят слухи об историях куда страшнее тех, что рассказывают о Каранде.

— Неужели?

— Их охватило какое-то безумие. Правда, гролимы всегда были немного помешанны.

— Гролимы? — вскинул голову Сади.

— Венна — государство, контролируемое церковью, — пояснил Шелк. — Им правит Урвон, расположившийся со своими придворными в Мал-Яске.

— Так было раньше, — поправил его Ярблек. — Кому там принадлежит власть теперь — неизвестно. Гролимы собираются в группы и беседуют. Час, другой. Затем их разговоры становятся все громче, пока не переходят в крик, затем они хватаются за ножи. Я так и не понял из-за чего. В этих драках принимают участие даже те, кто стоит на страже у храма.

— Я совсем не против того, чтобы гролимы порезали друг друга на куски, — сказал Шелк.

Фельдегаст, перебиравший струны своей лютни, издал такой фальшивый звук, что даже Гарион вздрогнул.

— Струна расстроена, — сказал Дарник. — Давай-ка посмотрю.

— Боюсь, что инструмент слишком стар, друг Дарник. Вещь великолепная, но, увы, пережила свой век.

— Тем более. — Дарник взял лютню и стал сосредоточенно вертеть ее в руках. — Теперь все должно быть в порядке, — сказал он наконец и пробежал пальцами по струнам. Затем принялся наигрывать медленный старинный мотив. Когда он сыграл мелодию один раз, пальцы его обрели уверенность. Тогда он начал играть ее сначала, но на этот раз, к удивлению Гариона, простая мелодия сопровождалась такими сложными переборами, что трудно было поверить, что можно извлечь такое из одного инструмента.

Широко раскрытые глаза Полгары сияли.

— Почему ты не говорил мне об этом, Дарник? — спросила она.

— Да просто потому, что это было так давно, что я сам почти забыл. В молодости я работал в мастерской, где делали лютни. Мастер был уже стар, и пальцы его не гнулись, но ему нужно было слышать, как звучат его инструменты, он и научил меня играть.

Он взглянул на своего друга-великана, сидящего по другую сторону костра. Тоф, поняв его взгляд, кивнул, сунул руку под грубое одеяло, которое он накинул на плечи, и достал набор трубок, сделанных из пустых стеблей тростника, каждый из которых был длиннее предыдущего, и крепко связанных друг с другом. Немой поднес трубки к губам, и Дарник заиграл мелодию сначала. В звуке дуэта слышалась мучительная боль, пронзившая Гариона до глубины души.

— Я начинаю чувствовать себя совершенно бесполезным, — произнес потрясенный Фельдегаст. — Я сам играю на лютне и на дудке, и меня слушают в тавернах и во всяких таких заведениях, но эти двое просто виртуозы. — Он посмотрел на гиганта Тофа. — Ты такой большой, а музыка твоя такая нежная. Никогда не думал, что так бывает.

— Он очень хороший музыкант, — сказал ему Эрионд. — И иногда играет для нас с Дарником — когда рыба не клюет.

— Ах, что за звук, — продолжал Фельдегаст, — и слишком хорош, чтобы не найти ему применения. — Он поглядел на Веллу. — Потанцуешь для нас немного, девочка, чтобы, так сказать, завершить этот приятный вечер?

— Охотно, — засмеялась она, тряхнув головой. Поднявшись на ноги, подошла к Фельдегасту, сидевшему по другую сторону костра. — Вот в таком темпе, — сказала она, поднимая руки над головой и ритмично щелкая пальцами. Фельдегаст в такт ей захлопал в ладоши.

Гариону уже приходилось видеть, как танцует Велла — как-то давно в лесной таверне в Гар-ог-Надраке, — и он более или менее представлял, чего от нее ожидать. Поэтому был уверен, что Эрионду, да и Сенедре не следует смотреть на эту неприкрытую демонстрацию чувственности. Правда, танец Веллы выглядел очень невинным, и он подумал, что в прошлый раз сам был слишком горяч.

Но по мере того как отрывистые щелчки ее пальцев и раздающиеся им в такт хлопки Фельдегаста делались чаще и она танцевала все более самозабвенно, Гарион понял, что оправдываются его худшие опасения. Право же, Эрионду нельзя смотреть на этот танец, а Сенедру следовало немедленно увести. Но Гарион, как ни старался, не мог придумать, как это сделать.

Когда темп снова замедлился и Тоф с Дарником заиграли мелодию, которая звучала вначале, надракийка завершила танец плавным величественным проходом, в котором чувствовался вызов всем сидящим у костра мужчинам.

К полному удивлению Гариона, Эрионд горячо захлопал в ладоши, а на его юном лице не было и тени смущения. У самого Гариона горели уши и участилось дыхание.

Сенедра же отреагировала так, как он и ожидал. Щеки ее пылали, а глаза округлились. Затем она рассмеялась от удовольствия.

— Чудесно! — воскликнула она, искоса бросив на Гариона шаловливый взгляд. Тот беспокойно закашлялся.

Фельдегаст утер выступившую у него слезу и шумно высморкался. Затем поднялся на ноги.

— Ах ты, негодная, — произнес он, повиснув на шее у Веллы, и, подвергая опасности свою жизнь, если вспомнить о кинжалах у нее за поясом, громко чмокнул ее в губы, — я просто уничтожен оттого, что мы должны расстаться. Я буду скучать по тебе, моя девочка, уж будь уверена. Но обещаю тебе, что мы снова встретимся, и уж тогда я ублажу тебя своими непристойными рассказами, а ты запудришь мне мозги своим отвратительным зельем. Мы будем вместе петь и смеяться, и встречать весну за весной, наслаждаясь обществом друг друга. — Он довольно бесцеремонно шлепнул ее по заднице и быстро отскочил, прежде чем она схватилась за рукоять одного из кинжалов.