Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами - Эмма Смит

Сейчас оно почти всегда используется как клише, считается «высокопарным» и придает речи нечто пренебрежительное и даже архаичное (трудно представить, чтобы человек, говорящий по-английски, изрек бы: «Жду не дождусь, когда начну читать новый том (в смысле - книгу)»; «Наш клуб в этом месяце читает том (в смысле - книгу) “Кошачий глаз”»; «Не переживай: я тут недавно нашел том (в смысле - книгу) о воспитании щенков»).

Ученые развили эти рабочие определения в разных направлениях. Джозеф Дэйн проводит различие между абстрактной «книгой», под которой подразумевает все экземпляры конкретного издания (на языке Google это и есть «том») и книгой-копией, то есть объектом, который лежит на вашем столе. Стивен Эммель ратует за как можно более полный охват: книга есть «письменное произведение, приходящее к логическому концу». Роджер Стоддард напоминает нам: авторы, что бы ни делали, «не пишут книг», и такое определение делает книгу продуктом физического, материального, но отнюдь не словесного творчества. На первый взгляд парадоксальное определение Стоддарда полезно тем, что показывает, как в привычном книжном производстве четко распределяются роли: автор готовит текст, а редактор, художник, типографы и другие специалисты готовят книгу; в данном случае книга - это совсем не ее слова и не образы, а шрифт, бумага и переплет. В обширном списке вопросов о том, что можно, а что нельзя включить в определение книги, Джеймс Рейвен выделяет портативность (как и Стивен Кинг в моем названии): книгу от письменного памятника отличает способность к перемещению, хотя во многом другом у них немало общего. Правда, есть книги, которым тесны рамки такого определения. Неподъемный ни для какого жулика фолиант Одюбона (глава 9), 34-килограммовый Амиатинский кодекс, огромная рукописная Библия, изготовленная в нортумбрийском Джарроу в VIII веке в подарок папе Григорию II, или массивный атлас, посланный Карлу II, хранящийся сейчас в Британской библиотеке и почти такой же высокий, как (сам) монарх, - эти книги значительно больше определения Рейвена, потому что для обращения с ними требуется почти такая же сила, как для переноски каменной скрижали, и все же... это книги.

Недавняя научная статья утверждает, что книга - это «линейный текст крупной формы, который можно читать на бумаге или экране, требующий внимательного, вдумчивого чтения». В этом определении слова «внимательное, вдумчивое чтение» подчеркивают одно из важнейших свойств книги. Книга, которая никого не радует, книга неинтересная, книга, которую достаточно прочесть лишь поверхностно (а это одно из технических свойств кодекса, как мы видели в главе 14), по этому определению, как бы и не совсем и книга. Каждый из нас может привести пример скучных или нечитаемых книг, которые, с этим не поспоришь, все-таки являются книгами. Эта попытка ученых выработать рабочее определение книги, чтобы внести ясность в издательское дело, обнимает четыре необходимых критерия: минимальная длина; особое внимание к содержанию; установление границ для формы; архитектура информации, содержащейся в книге. Авторы утверждают, что только «предмет материальной культуры, соответствующий всем четырем критериям, может называться печатной книгой».

Поэты, понятно, видят все по-другому, но лишь несколько великих стихотворений о книгах хоть как-то связаны с их материальной оболочкой. Мы не узнаем ничего о той книге, с помощью которой Китс заново знакомится с «Королем Лиром», а удивительное признание Эмили Дикинсон («Не плавал ни один фрегат, / Как книга, далеко» [44]) говорит о человеке, унесенном книгой, а не о том, как она выглядит и что мы в ней находим. Одна из первых американских поэтов, Анна Брэдстрит, называет свой сборник, при публикации названный без ее согласия «Десятая муза» (The Tenth Muse), «непослушным сорванцом», «озорным мальчишкой», одетым в «домотканое платье». Гертруда Стайн по-модернистски задумчиво в своем загадочном инвентарном перечислении разных объектов «Нежные пуговки» (Tender Buttons, 1914) пишет, что книги просто есть: «Книга была там, была там. Книга была там». Там - и все. Стайн улавливает, что книга как объект обладает некой не похожей ни на что другое особенностью, но выражает это так афористично и неоднозначно, что перед нами скорее утверждение, чем определение. Ясности у Стайн мы не найдем. Как я сказала в начале главы, определение книги может быть или самоочевидным, или неожиданно туманным.

Вероятно, определить, что такое книга, можно с учетом ее исторического развития: если мы можем точно установить момент появления книги, то одновременно сумеем выделить наиболее характерные ее особенности. Эволюция портативного письменного материала от глиняных табличек шумеров и папирусных свитков, применявшихся египтянами, на пути к кодексу прошла несколько этапов. Непосредственными ее предшественниками считаются деревянные таблички, собранные в единый полиптих; до наших дней дошли несколько чудесных образцов. На таких сложенных гармошкой табличках в начале II века записан отчет о запасах продовольствия в Виндоланде, римской крепости рядом с Адриановым валом. В 1914 году в североирландском графстве Антрим фермер, копая торф, наткнулся на шесть тисовых, покрытых воском табличек, соединенных кожаной обложкой. Таблички, датированные впоследствии VII веком, размером со среднюю современную книгу в бумажной обложке, были исписаны в две колонки псалмами 31-33 из латинской Библии Вульгаты. Они очень напоминают книги: скрепленные друг с другом страницы можно переворачивать, на них написан текст и их можно носить с собой. Это уже объект где-то на полпути между свитком и кодексом, функционирующий совсем как книга. В нем несколько листов соединены в форму, позволяющую им функционировать как единый объект, обладающий свойствами книги. То есть в данном случае книга - это страницы, которые можно переворачивать.

Горячие споры вокруг определения книги кипят еще и из-за часто антагонистических, если не обманчивых отношений с цифровыми текстами. В «Портативной магии» книги рассматриваются как объекты, а не как произведения, и поэтому я ничего не сказала о бесплотных, эфирных созданиях - текстах для читателей электронных книг или об аудиокнигах. Это рабочее, техническое решение, а не результат долгих моральных колебаний. Я ни в коем случае не враг электронным книгам, а нередко - например, в отпуске - отдаю должное их необыкновенному удобству. Очень часто мне хотелось бы и купить бумажную книгу, и автоматически получить доступ к бесплатной цифровой версии, а ученых очень волнует увеличение стоимости электронных книг, которое ограничивает к ним доступ; имея практически вечную подзарядку и неограниченный доступ к содержанию, она заменяет собой единичный объект. Как многие читатели и исследователи, в период локдауна я очень часто прибегала к онлайн-материалам и благодарна ему за такую возможность. Закрытые библиотеки сделали недоступными бумажные книги, которые несколько веков символизировали интеллектуальные притязания моего университета (на коньке крыши Оксфордского университета есть изображение открытой книги, со страницами с золотым обрезом, и, хотя