Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами - Эмма Смит

пользовались популярностью: каталог «самых продаваемых книг в Англии» за 1657 год указывает это издание в списке прочих книг Элиота. В своем рассказе Понампам цитирует главы и стихи Библии, заимствуя их из перевода Элиота, и не скрывает, как непросто ему было принять христианскую веру: «... в моем сердце совсем не было желания молиться; наоборот, хотелось уйти куда-нибудь совсем далеко. Но тут мне вспомнилось, что, по слову Господа, ему все должны молиться. И тогда я не захотел уходить далеко, а захотел молиться Богу. Но если я начну молиться раньше сахемов (вождей племен; то есть до того, как вожди племен обратятся в христианство), боюсь, они меня убьют». Рассказ о жизненном опыте этого человека, родившегося в колонии и разорванного между родной и чужой культурными системами, буквально надрывает душу, особенно потому, что запас английских слов у него весьма ограничен. В другом месте Понампам рассказывает о том, как непросто ему было примирить христианские и индейские ценности, когда он слушал проповедь о супружеской неверности, а сам чувствовал, «как моему сердцу нравилось иметь двух жен». Его откровенный рассказ, в котором явно ощущается, как ему сложно, как почти стирается разница между сопротивлением коренных жителей поселенцам и отказом своенравного грешника от принятия благодати Божией, но заканчивается, однако, такими словами: «Предаю свое сердце и самого себя Иисусу Христу».

Сохранившиеся Библии Элиота имеют нечто общее с непростым отношением Понампама к христианству и колониальному правлению. Многие экземпляры Библии, переведенной на язык индейцев, хранят на себе следы двойственной, болезненной и даже озадаченной реакции вождей индейских племен, которая понятна по заметкам на языке вампаноаг, сохранившимся на полях (здесь они приводятся в переводах, сделанных английскими этнографами XIX века). Эти заметки разбросаны почти по всем свободным местам книги: полям, форзацам, пустым страницам между книгами Библии; иногда они написаны сбоку, а иногда, если соотнести их с ориентацией основного текста книги, даже написаны «вверх ногами». Они как будто разговаривают, а может быть, и спорят с формой книги, даже когда они, кажется, пользуются ее свободными местами без особого внимания к тому, что в ней напечатано. Иногда запись явно связана с библейским текстом, иногда вроде бы не имеет прямого отношения к Священному Писанию. Часто заметки на полях обращены к конкретному человеку, иногда названному индейским, а иногда - христианским именем. На одном экземпляре, хранящемся в Бостоне, в библиотеке Конгрегационного общества, мы читаем: «Я, Натан Фрэнсис, сейчас пишу это», рядом со второй главой книги пророка Иезекииля; в книге пророка Даниила находим указание: «ты, Томас, помни: не прелюбодействуй»; в тексте новозаветного послания к римлянам находим: «я, Мантуикит, написал это своей рукой»; рядом с первым стихом первого послания к фессалоникийцам: «я Аннадинну, а ты Конухонума». На другом экземпляре написано: «Я Френсис Нед, пишу в Дейпквазите». Более подробно о распространении Библии Элиота можно узнать из экземпляра, хранящегося в городе Хартфорд, в Историческом обществе штата Коннектикут: «Я Элайджа, эта книга моя» (повторяется трижды); в другом месте: «Мне, Лабену Хоссуиту, принадлежит эта книга. 11 июня 1747 года. Мне ее продал Соломон Пиннион. Она стоит четыре фунта» (на другом экземпляре тоже есть запись о покупке, видимо, потому, что тогда это было ново: «Я Наннадинну, эта книга моя», и снова: «Мне, Наннадинну, эта книга принадлежит навсегда. Потому что я купил ее на свои деньги»).

Некоторые заметки теснее связаны с христианской доктриной. В экземпляре, находящемся в Филадельфии, сохранились отрывочные, фрагментарные записи об отчаянии и самоуничижении, характерных для рассказа об обращении. Они начинаются просто: «Сия книга Папенау. Я ее берегу», но далее тон стано вится более строгим: «Помните вы, люди, эта книга правильная и вы должны творить добро все время». Далее записи становятся все печальнее: «Я не очень люблю читать много писаний, потому что я слишком...»; «Я самый жалкий человек во всем свете. Я не могу хорошо читать эту книгу»; «Жалкий я человек. Мне не очень нравится читать эту книгу, потому что жалкий я человек в этом мире». Наконец, обнаруживается еще одна запись: «Я Джозеф Папенау, эта книга моя. Я говорю так 22 июля 1712 года». Отрывочные, болезненные по тону записи о принадлежности книги, о глубоких культурных переменах, которые она воплощала, сделаны быстро, небрежно.

Заметки в других Библиях Элиота дают некоторое представление о жизни в «молитвенных городах». «К сему дню. 7 февраля 1715 года. уже было пять сильных снегопадов»; «Я, Банджамон Кассенийет, поймал (застал?) мужчину-негра и белую женщину»; «Знайте вы, все люди, что скоро опять будет буря»; «Я мужчина и саннап [женатый индеец]». На полях экземпляра, находящегося сейчас в частной коллекции, сохранились записи о целой цепочке смертей в одной семье: «Дочь Джейкоба Сейкнута умерла 17 мая 1727 года, а звали ее Сара... Эфраим Накуатта умер 7 июля 1731 года, Джошуа Сейкнут умер 22 января 1716 года. Пеапсиппо умер 9 августа 1715 года». Возможный автор подписался так: «Я Мэтью Сейкнут, и эта Библия моя, понятно».

Эти свидетельства взаимодействия индейцев с Библией Элиота и тревожат, и берут за душу. У этнографов есть термин «транскультурация» (переокультуривание) для обозначения способов, которыми подчиненные группы реагируют на материалы доминирующей культуры, иногда используя их для самоутверждения и совершенно противоположно намерениям колонизатора. Критик, теоретик Мэри Луиза Пратт задается вопросом, как (могут) люди, получающие что-либо от империи, возражать против предложенных им способов репрезентации, и задумывается: «Какие материалы можно изучить, чтобы ответить на эти вопросы?» Возможно, ответы есть в Библиях Элиота. На свободных местах этих печатных книг мы можем вычертить целые карты поисков компромисса индейской идентичности, самоутверждения, духовности, повествований. Библии и захватническая культура, представительницами которой они являются, представляют собой типичные объекты колонизации, но их переработка христианами-индейцами бросает вызов поучающему голосу печатного текста. Идея Пратт о «контактной зоне», о месте, где колонизуемые и колонизаторы взаимодействуют, импровизируют и контактируют друг с другом, часто в рамках совершенно асимметричных отношений власти и подчинения, наводит на размышления об этих имперских печатных и рукописных памятниках. Если этнография показывает индейцев глазами колонизаторов, «само-этнографическое выражение» «включает, в том числе, сотрудничество с завоевателем и присвоение его идолов». Возможно, отношения между печатным текстом и заметкой, написанной от руки, всегда выступают той самой контактной зоной, где осуществляются асимметричные властные отношения; возможно, книга всегда была местом взаимодействия и трансформации, сглаживающим специфические диспропорции колониальной жизни, что и фиксируют Библии Элиота. Проще говоря, возможно, империя наносит ответный (только письменный) удар.

Конечной целью Элиота было искоренение алгонкинской культуры и трансформация ее в англо-американскую. Его «молитвенные города» были