Бог из глины - Иннокентий Соколов

Старенькое, потертое пианино, теперь превратилось в роскошный, блестящий черным лаком, инструмент. Огоньки свечей, отражались в сверкающих вензелях украшений. Бронза сияла, словно кто-то прошелся по ней мягкой тканью, идеально отполировав поверхность.

Стены ушли во тьму, и поэтому зала казалась бесконечной.

Маша широко раскрыв глаза смотрела на это великолепие. Музыкант в черном фраке, прильнул к инструменту, и музыка грянула с новой силой. Пальцы бегали по клавишам, высекая искры.

Музыка рождала слезы. Она была невыносимой, трогала душу, засасывала в воронку страсти.

Девочка подошла ближе, чтобы рассмотреть человека, сидевшего за инструментом. Музыкант повернулся к ней лицом, и Маша пошатнулась, увидев смазанную, неровную маску. Словно лицо пластилинового человечка сравняли большим пальцем руки, оставив только очертания фигуры, и неровные бороздки на том месте, где должны были быть глаза, нос…

Существо кивнуло ей как старой знакомой, и встало. Оно сделало шаг навстречу.

Музыка продолжала звучать.

Маша, не веря глазам, смотрела, как пожелтевшие клавиши нажимаются сами, и седая тоска продолжает литься из чертова пианино, которое стало вдруг снова старым и затертым тысячей рук и тысячей километров, отделяющих его от того места, где оно появилось на свет, сотворенное руками неизвестного мастера.

Безликое существо, протянуло руки и схватило Машу в свои костлявые объятия. Они танцевали, кружась по залу, и мелодия иссушала сердца, звуча осенней поступью мрака.

Она смотрела на то место, где должно быть лицо, замирая, когда смазанная поверхность поворачивалась в ее сторону. И еще она чувствовала, что руки, обнимающие плечи существа, проваливаются внутрь его тела.

(Это пластилиновый человек, танцует с тобой, Маша…)

Она слегка надавила руками, и пальцы вошли в его тело. Оно было податливым, словно…

(кусок глины, просто гребаный кусок гребаной глины…)

…пластилин. Существо сдавило ее в своих объятиях, и свечи вспыхнули ярче, наполнив залу запахом сгораемого воска. Музыка зазвучала особенно тоскливо и жалостно и смолкла.

На плоской поверхности, заменяющей существу лицо, прорезалась кривая, глубокая трещина. Она разошлась, окаймляясь потрескавшимися складками, очевидно заменяющими губы. Вместо глаз, у существа образовалось две впадины, в которых вспыхнули алые искры.

Существо зашамкало и захрипело:

— Привет детка…

Маша онемела, не в силах закричать. Существо толкнуло ее, и она упала на холодный пол. Ее руки ощутили неровную холодную поверхность.

Существо зашлось отвратительным кудахтаньем, очевидно заменяющим смех. Оно схватило Машу за руку. Несмотря на то, что его тело было мягким как (глина!) пластилин, хватка у существа была, будь здоров. Оно потащило ее из залы.

— Не надо, пожалуйста, не надо… Отпусти меня, отпусти!!!

Оно протащило Машу по коридору, мимо детской (эта пустая комната, заставленная картонными коробками, в которой нет ничего, что, дало бы ей право называться детской комнатой), мимо штор, скрывающих вход в библиотеку, протащило дальше, оставив позади веранду с засохшими стеблями в потрескавшихся цветочных горшках. Оно тащило ее, не слушая крики и стоны, (мне больно, отпусти меня, отпусти, пожалуйста, пожалуйста, ну, пожалуйста, же…) протащило мимо высокого зеркала, в котором отразились тусклые вспышки света и какой-то неземной пейзаж (огромная закопченная башня, окруженная розами, растущими вокруг, насколько хватало глаза), протащило дальше (голова больно билась о каждую ступеньку) вниз, сначала по одной лестнице, затем, возле дверей, (что вели прочь из этого проклятого дома, на улицу, туда, где каменная рыба, выплевывала струйку воды в старый фонтан с позеленевшими монетками), и потащило ее дальше вниз, в подвал.

Маша плакала, умоляя равнодушное существо, в душе понимая насколько тщетны ее просьбы. Существо прогрохотало по ступеням и затащило ее в полутемную кухню, где работал старенький холодильник. Не останавливаясь ни на мгновение, существо распахнуло тяжелые пыльные шторы, скрывающие тамбур, и открыло дверь, ведущую в погреб. Когтистый палец щелкнул выключателем — под потолком зажглась одинокая лампочка в треснутом патроне.

Оно бросило ее на холодный глинистый пол, и принялось царапаться о дальнюю стену погреба, представляющую собой растрескавшийся фанерный щит. Существо пищало и бормотало, тщетно пытаясь проникнуть за щит, его пальцы оставляли глиняные разводы на покрытом паутиной дереве.

Существо плакало, напрасно тратя силы, потом повернулось к девочке Маше. Та подобралась, чувствуя, что сейчас начнется то, ради чего существо притащила ее сюда. Огоньки-бусинки глаз существа вспыхнули в глиняных глазницах, и длинные, покрытые трещинами руки потянулись к ней.

Оно схватило Машу и толкнуло ее на щит. Это было больно. Маша пробила своим телом отверстие в перегородке, и упала по ту сторону, прямо в объятия омерзительно липкой паутины, разросшейся пыльными гроздьями в этом небольшом, насквозь пропахшем сыростью и плесенью помещении.

Она подняла голову — вверху светлел квадрат крышки погреба, изнутри заколоченной толстыми, необструганными досками. Кто-то видимо очень сильно не хотел, чтобы в этот погреб можно было попасть извне.

Существо радостно взвизгнуло и начало протискиваться в образовавшееся отверстие. Оно тянуло свои мерзкие лапы, приближаясь к Маше. Та отпрянула и уперлась спиной в холодную стену, выложенную из огромных каменных блоков.

Теперь она оказалась заточена в этом прямоугольном помещении, и ей некуда было бежать. Существо уже почти полностью протиснулось в каморку, и теперь Маша знала, что секундная стрелка на маленьких наручных часах отсчитывает последние секунды.

(Крошка, постарайся насладиться этими прекрасными мгновениями, ведь это теперь единственное, что осталось у нас, не так ли?)

Существо взревело и бросилось на Машу. Она снова оказалась в его объятиях. В глазах померкло, и она обреченно застыла, ожидая конца.

— Черт, малышка, да это же всего-навсего сон, просто дурной сон, вот сейчас ты проснешься, и все будет хорошо. Ну, давай же, проснись…

Тихий голос умолял, раздаваясь где-то в голове девочки. Существо не могло слышать его, но, тем не менее, ослабило хватку. Маша попыталась проснуться, но у нее ничего не вышло. Она открыла глаза, ожидая увидеть все, что угодно, кроме этого проклятого места, но все равно оказалась в темной каморке, наедине с мерзкой тварью, которая собиралась задушить ее в своих ослизлых объятиях.

На мгновение стены поплыли, словно плавилась пластмасса на проволочном каркасе манекена, затем все снова встало на свои места. А еще голос тихонько шепнул девочке Маше: