Код Шекспира - Джон Андервуд

— Блоджетт исчез, — сообщил он дочери и рассказал о закрытом магазине.

— Мне он нравился, — призналась она. — Надеюсь, он счастлив на Таити или в каком-нибудь другом экзотическом месте.

— На доходы от продажи старых книг? Очень в этом сомневаюсь. — Он протянул ей часть газет. — Вот. Проверь, нет ли где-нибудь заметок о стрельбе.

— Ты думаешь, в газетах что-то будет, учитывая, что они все отрицают?

— Репортеры имеют обыкновение находить то, что власти пытаются скрыть, — заметил он. — У них есть информаторы. Стоит попробовать.

Мелисса с сомнением посмотрела на отца, но принялась изучать газеты.

И почти сразу нашла то, что искала.

— Вот, смотри, — позвала Мелисса Джейка и показала ему статью в «Ивнинг сентинел». — «Нам сообщили о таинственных выстрелах у Ламбетского дворца». Значит, доктор Паркер права. Тут нет никаких упоминаний о полиции или пострадавших в результате стрельбы.

Джейк выхватил газету и быстро прочитал заметку. В ней говорилось, что охрана дворца обратилась в полицию с сообщением о стрельбе «где-то поблизости» — те самые слова, которые произнесла Диана, — но ничего подозрительного обнаружить не удалось. Слова директора библиотеки получили подтверждение.

Джейк больше не сомневался, что здесь что-то не так. Сунир Бальсавар бесследно исчез. Создавалось впечатление, что этот человек попросту перестал существовать. А ведь нечто похожее происходило с Китом Марло в течение почти 400 лет! И с Десмондом Льюисом, пока его тело не вернула река.

Мелисса казалась потрясенной.

— Господи, а вдруг он и вправду мертв?

Джейк поморщился.

— Давай не будем спешить с некрологом, ладно?

— А если они действительно его убили? Мы можем оказаться следующими.

Джейк посмотрел на дочь. Она дрожала.

— Не ходи туда, Мелисса. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не узнаем больше.

Мелисса посмотрела в окно, и он вдруг почувствовал, что сейчас у нее будет очередное озарение. У нее появилось характерное отрешенное выражение, а щеки слегка покраснели.

— Что ты сейчас сказал про некролог? — взглянув на Джейка, спросила она.

— Не нужно спешить…

— Когда стало известно, что Марло убит, все сразу о нем заговорили. Хотя у него было немало врагов.

— К чему ты клонишь?

— Папа, ты помнишь, что говорили и писали после смерти Шекспира? Ты ведь успел прочитать множество библиографических материалов.

Джейк приподнял брови, он понял, что имела в виду Мелисса.

— Ты спрашиваешь об элегиях?

— Об элегиях, надгробных речах, некрологах, воспоминаниях, памятниках. Было хоть что-нибудь, кроме той дурацкой эпитафии, которую он сам придумал?

Элегия. Хотя бы одна, посвященная Шекспиру? Джейку захотелось отвесить себе пощечину за то, что он не увидел этого раньше.

— Конечно! — воскликнул он. — Прямо у нас под носом. — Они бросились к компьютеру, Мелиссе удалось сесть за него первой, она сразу включила Google и набрала в строке поиска «Биографии Шекспира». Тут же появился длинный список. Потом она задала следующий запрос: «Элегии», и они завороженно смотрели, как на экране появляются новые страницы.

Как выяснилось, элегия была самой распространенной формой признания и уважения в елизаветинские времена. Джейк и Мелисса сделали короткий перерыв на ужин — пара сэндвичей из остатков в холодильнике — и снова вернулись к работе. Изредка они комментировали какой-нибудь отрывок, или кто-то из них просил вернуться к прочитанному ранее. Наконец Мелисса скорчила гримасу и отвернулась от клавиатуры.

— Что-то нашла? — спросил Джейк с дивана, на который он прилег немного отдохнуть.

— Ничего. В течение семи лет до выхода Первого фолио нет ни слова. Ничего. Nada.[102] Ноль.

И вновь это показалось им невозможным. Значит, интуиция не обманула Джейка. Смерть Шекспира не вызвала у современников никакого отклика. Ни единого слова. Ни одной надгробной речи, ни одной элегии, ни единого некролога. Ничего. А ведь речь шла о величайшем писателе в истории Англии. А до издания Первого фолио прошли годы.

— Почему же ни одна живая душа не захотела отдать ему дань уважения хоть в какой-нибудь форме? — спросила Мелисса. — Почему никто не выразил сожалений по поводу ухода из жизни такого великого человека?

Джейк кивнул, соглашаясь с дочерью, и посмотрел в свои записи.

— Единственное замечание о его смерти в тысяча шестьсот шестнадцатом году было сделано мужем его дочери, Джоном Холлом, который написал в своем дневнике: «В четверг умер мой тесть».

— И все?

— Да.

Мелисса отвернулась.

— Господи, мне кажется, что через столетия я слышу зевки от скуки. — Она стиснула зубы. — Мы получили еще одно подтверждение тому, что уже знали. Холл ничего не написал о том, что его тесть был знаменитым поэтом и драматургом Шекспиром, великим писателем, любимым Бардом Эйвона. Молчали и все остальные. Папа, Барда Эйвона не существовало. Именно об этом и хотел рассказать миру Десмонд Льюис.

Джейк все еще не мог принять эту идею, несмотря на их находки и уверенность Сунира. Тем не менее отсутствие реакции на смерть Шекспира не имело ни малейшего смысла.

«Должно быть, произошла какая-то ошибка, — подумал он. — С другой стороны, почему Бен Джонсон никогда не упоминал о Шекспире при его жизни? Или хотя бы после смерти?»

— Давай немного поговорим о Джонсоне, — предложил он, принимаясь расхаживать по комнате. — Как насчет его знаменитой элегии, посвященной Уильяму Шекспиру, в Первом фолио?

— Да. Опять это Первое фолио. Но не сразу после смерти Шекспира. Витиеватые похвалы Джонсона написаны семь лет спустя. Что же он молчал в тысяча шестьсот шестнадцатом году, когда умер человек, которого он потом называет своим другом и великим коллегой? Ведь они были знакомы по «Глобусу». Их можно было считать равными. — Она вернулась к компьютеру. — Подожди, я хочу кое-что проверить.

Мелисса принялась делать запросы по Бену Джонсону. Она быстро просматривала разные статьи, пока не нашла то, что искала, дважды прочитала и возбужденно воскликнула:

— Папа! Я нашла ответ.

Он в это время перечитывал книгу Гоффмана.

— Ответ на что?

— Почему Бен Джонсон не написал элегию на смерть Шекспира в тысяча шестьсот шестнадцатом году.

— И почему же?

— Потому что они не были знакомы.

Он уставился на дочь.

— Что? Как такое может быть?

— В тысяча шестьсот девятнадцатом году Бен Джонсон составил список всех самых знаменитых и важных людей, с которыми был знаком. Он обожал говорить о своих связях с влиятельными людьми. Шекспира в том списке нет. Господи, Бен Джонсон не был знаком с Шекспиром — в противном случае он бы о нем написал.

— Ты шутишь. Как он мог его не знать?

— А почему же он не включил его в свой список? Если только… — Она щелкнула пальцами.

Однако Джейк ее опередил.

— Если только Джонсон не считал Шекспира незначительным актером или агентом, недостойным упоминания.

— Верно. Пьесы были знаменитыми, во всяком случае те девять, что были поставлены и опубликованы. Значит, если бы Джонсон при жизни Шекспира знал, что тот являлся их автором, он бы включил его в список. Папа, это доказывает, что лицемерные слова в Первом фолио — полнейшая чепуха.

— Ты уверена, что Шекспира не было в том списке?

Джейк поспешно подошел к компьютеру, чтобы взглянуть на источник: исследование профессора из Бирмингема, со ссылками на дюжины биографических источников.

— Уверена. Так же как Шекспура и Шакспира.

— Невероятно.

— Тебе следует позвонить этой самодовольной докторше Паркер и сунуть это ей под ее маленький нахальный носик. Во всяком случае, когда умер Марло, о нем написали многие.

— Да. Но Шекспир заказал себе надгробный камень с надписью «…за то, что прах не тронул мой», а это кое о чем говорит. А у Марло вообще нет могилы.

— И какой из этого вывод?

— Шекспир побеждает.

И они с новыми силами взялись за поиски. Теперь удача сопутствовала Джейку.

— Малышка, смотри, что я нашел. Ты знаешь, что Кэмден, собственный историк Стратфорда-на-Эйвоне, не упомянул Шекспира в истории города, опубликованной в тысяча шестьсот пятом году? Потрясатель Сцены даже не попал при жизни в «Кто есть кто» Стратфорда, хотя считался знаменитым — да и жил в этом городе. Кого обманывал Джонсон?

— Может быть, это была ирония?

— Я так не думаю. В противном случае он написал бы о нем хоть что-то, пока тот был жив.

— Возможно, он завидовал его славе?

— Тогда зачем написал элегию для Первого фолио?

— Не исключено, что его точка зрения изменилась.

— Почему? «Время лечит»? Я так не думаю.

— Может быть, Шекспир все это время пытался ввести его в заблуждение, предлагая оценить «последнюю работу» всякий раз, когда она приходила к нему из Европы или еще откуда-нибудь.