Прелюдия к большевизму - Александр Фёдорович Керенский

тем история знакомства Савинкова с Филоненко и Корниловым на Юго-Западном фронте, их взаимоотношения, назначение Корнилова главнокомандующим, его поездка в Петроград с меморандумом Временному правительству, короче говоря, все, что случилось до Московского государственного совещания, имело огромное психологическое значение. В своем изложении господин Уилкокс постоянно заверяет читателя, что все хорошее, что было сделано в русской армии летом прошлого года, все инициативы по введению реформ, все попытки улучшить боеспособность русских войск и спасти фронт от гибели полностью исходили от Савинкова и Филоненко. И главным образом от Корнилова и его партии. С другой стороны, все события, которые служили чем-то вроде пролога к трагической истории 8–12 сентября, послужили тому, чтобы создать в умах читателей убеждение, что Керенский и его друзья все время тормозили великие предприятия реформаторов. Керенский же все время колебался, так сказать, между добром и злом и только после Московского совещания пожелал вступить на тропу добра, то есть перейти на сторону партии Корнилова. Увы! Только для того, чтобы еще раз и окончательно предать эту партию своей, мягко говоря, слабостью и в конечном итоге провалить задачу спасения страны.

К сожалению, недостаток места мешает мне проанализировать вводную часть работы господина Уилкокса и показать факт за фактом, что его истолкование не соответствует действительности. Господин Уилкокс искусственно связывает свою первую статью с событиями 6–12 сентября следующей фразой:

«Когда Керенский возвратился в Петроград 30 августа с Московского совещания, он проницательно примкнул к корниловской партии, ибо просил Савинкова продолжать службу в качестве действующего военного министра и отклонил требование последнего об отставке комиссара Ставки Филоненко. Он также признал, что в принципе был согласен с рекомендациями Корнилова и проинструктировал Савинкова проверить все обстоятельства, объединявшие их, и окончательно подготовить для передачи кабинету».

Я начну анализ статей господина Уилкокса с этого. Это правда, что после Московского совещания я изменил свои указания об отставке Савинкова и проинструктировал его завершить приготовления к смене военного министра, и вовсе не потому, что я «проницательно перешел» на сторону партии Корнилова, но совершенно по другим мотивам. 31 августа, то есть немедленно после Московского совещания, Савинков сделал следующее заявление в прессе: «Я могу информировать вас, что остаюсь во главе военного кабинета, и согласно инструкциям Керенского я снова могу работать в полном согласии с ним, чтобы воплотить в жизнь программу, которую он обозначил в некоторых отрывках своей речи на Московском совещании и с которыми я и главнокомандующий генерал Корнилов полностью согласны… Будет ошибкой полагать, что я предложил помешать армейским организациям выполнять свои функции, а известия насчет этого, появившиеся в прессе, абсолютно неверны… Ни я, ни генерал Корнилов никогда не предлагали ничего подобного. Как и А. Ф. Керенский, мы стоим за сохранение и укрепление армейских организаций». Из этого заявления ясно, что Савинков оставался на своем посту после Московского совещания только потому, что он пообещал впредь работать в полном согласии со мной. Итак, после Московского совещания не только я не перешел на сторону партии Корнилова, но и дороги Корнилова и Савинкова также совершенно разошлись. Савинков вернулся к своей работе в министерстве, где он полностью закончил подготовку проектов армейских реформ, которые были поручены военному кабинету согласно моим указаниям задолго до того, как Савинков занял свой пост там, и до того, как Корнилов был назначен главнокомандующим. Савинков направился в Ставку 3 сентября с этими проектами на конференцию, которая была организована представителями военного кабинета со штабом главнокомандующего, комиссарами на фронте и представителями выборных армейских организаций. Между тем главнокомандующий и его партия, то есть группа заговорщиков, к которым Савинков никогда не принадлежал, упорно занимались подготовкой своего мятежа. И получилось так, что дальнейшие решительные шаги, которые, как пишет господин Уилкокс, были предприняты мною через два дня после возвращения с Московского совещания и в том же направлении, то есть в сторону корниловской партии, на самом деле были непосредственно нацелены на ликвидацию усилившегося антиправительственного движения и отчасти были вызваны необходимостью защищать столицу и Временное правительство от всяческих сюрпризов справа и слева.

Мне не нужно здесь говорить, как уже в начале года в определенных кругах русского общества возникла идея о сильной власти, и как постепенно образовалась и распространилась тенденция в пользу военной диктатуры, и как на этой основе постепенно учреждались конспиративные организации, цель которых заключалась в насильственном установлении этого режима в России. Я лишь упомяну, что во время Московского совещания это конспиративное движение созрело настолько, что его организаторы даже стали подумывать об объявлении диктатуры в дни проведения Московского совещания. Благодаря самообладанию огромного большинства его участников этот план был отвергнут, и этим людям пришлось сосредоточить всю их энергию для подготовки настоящего coup d’etat[35] в соответствии со всеми правилами конспирации. Главный центр этого заговора находился в Ставке. Вот почему я проинструктировал Савинкова, когда он отправился на конференцию относительно реформ в армии, «ликвидировать», как пишет господин Уилкокс, политический отдел в штабе главнокомандующего и Главный комитет Союза офицеров; намерение заключалось не в полной ликвидации последнего, но лишь перенесении его из Могилева в другой город. Господин Уилкокс правильно понял две первые инструкции, данные Савинкову; однако он придал им значение, которого они не имели.

Остальные два указания, которые, по словам господина Уилкокса, исходили от меня, он излагает совершенно неточно:

«Савинков утверждает, что ему было поручено министром-президентом:…3) получить согласие Корнилова об образовании определенного военного округа из Петрограда и его ближайших окрестностей, чтобы можно было объявить в этой отдельной области военное положение.

На самом деле после взятия Риги Корнилов сам настаивал, чтобы Временное правительство ввело в Петрограде смертную казнь и затем передало все войска Петроградского военного округа, включая Петроградский гарнизон, в исключительное подчинение Ставке. Правительство понимало необходимость передачи под командование главнокомандующего войск Петроградского военного округа в свете отдаленности тыла армии от столицы после взятия Риги. Однако правительство не могло согласиться с требованиями передать в подчинение главнокомандующему войск Петрограда и его ближайших окрестностей. Естественно, что Временное правительство, как любое правительство, не могло оставаться в своей резиденции, особенно в такое смутное время войны и революции, не имея никаких войск, которые могли бы защищать его и находиться исключительно в его подчинении. Глава военного ведомства вместе с главой моего военного кабинета должны были лишь выработать в Ставке технические условия для временного исключения Петрограда и его пригородов из состава Петроградского военного округа. И 4) попросить направить в столицу кавалерийский корпус, чтобы помочь правительству укрепить здесь свою новую политику и, в частности, подавить восстание большевиков, которое,