Прелюдия к большевизму - Александр Фёдорович Керенский

начали искать другого «человека». Я считаю, что стремление найти такого человека было сильным. Даже 26 августа В. Львов так выражался в разговоре с одним из своих друзей: «Если он не согласится быть диктатором, тогда мы дадим его ему»

Либер. Вам докладывали, что по вопросу, на который вы ссылаетесь и который затем обсуждали, Керенский, Савинков и Корнилов назывались в качестве кандидатов?

Керенский. Да. Вообще-то они чувствовали почву под ногами. После моего отказа некоторые из них подумали, что лучшее, что я могу сделать, — это «убраться», «не вмешиваться» и «не путать карты». Хотя они сами предсказывали, что за моей отставкой последует период большевистского насилия, но, тем не менее, надеялись, что это даст им возможность в конечном итоге восторжествовать. Корнилов просто был неудачным исполнителем планов других людей, ибо для того, чтобы установить настоящую диктатуру в России, человеку нужно обладать не только «львиным сердцем», но также и некоторыми интеллектуальными качествами, которые не всякому даны и не так часто встречаются.

[Личные качества генерала Корнилова делали все его попытки установить в России личную диктатуру слишком наивными и бессмысленными — она не могла бы рассчитывать хотя бы на мгновенный успех. Но даже любая другая авантюра, задуманная более серьезно и выполненная более разумно, неминуемо пришла бы к такому же финалу, после более или менее продолжительного периода борьбы, либо она сама в конце концов разрушила бы государство и открыла ворота немцам, что фактически и произошло через два месяца после мятежа Корнилова руками анархистов-большевиков, политически более опытных. Трагедия положения России в конце лета 1917 года заключается именно в том, что страна не достигла еще политической зрелости, что могло бы предоставить возможность ее ведущим политическим кругам реализоваться до самого конца и разработать лишь одну систему организации государственной власти. Такая власть еще могла бы остановить угрожающий процесс гибели государства, начавшийся вместе с мировой войной. Я имею в виду систему коалиций между всеми политическими партиями (которые держались идеи сохранения государства) для того, чтобы создать общее национальное правительство. Состояние экономического организма и технического аппарата государства сделало невозможным управлять страной во время войны путем усиления какого-либо меньшинства, что всегда и неизменно сокращает применение политического террора, как единственного средства удержания в подчинении большинства. Суровая реальность, которая настоятельно показала всем сознательным и ответственным элементам страны единственный способ спасения государства — путем подчинения всех интересов и требований разных классов и слоев населения нуждам государства, — волей-неволей объединила все эти элементы вокруг Временного правительства. Любое меньшинство, которое настраивалось на борьбу с правительством, обязательно в конечном итоге оказалось бы в союзе либо с доморощенной реакцией, либо с ее разновидностью. Мы видели, какие двусмысленные элементы, как в политическом, так и в социальном смысле, окружали Корнилова. Совсем недавно мы видели нечто худшее: мы стали свидетелями того, как «коммунисты» спасли прусское юнкерство, которому они отдали в рабство — и политическое, и экономическое — русские трудящиеся массы!

К сожалению, ведущие политические круги, которые не могли не признать, что коалиция необходима, не поддержали ее активно и честно. Они скорее испугались взять на себя политическую ответственность за формальный коллапс этой системы, хотя тайно ждали «спасителя», причем одни ждали его справа, а другие — слева. В своей «безрадостной любви» к коалиции они мечтали о «разлуке без печали». Они все время ждали момента, когда я, наконец, «уйду», а сами не позволяли мне уйти, поскольку боялись ответственности. Но, задерживая меня, они хотели, чтобы пришел кто-нибудь другой и сбросил меня, в надежде воспользоваться еще чьим-то преступлением ради их собственных политических интересов. С 24 октября до 1 ноября я наблюдал такое трепетное ожидание среди моих «друзей» слева, и то же самое я замечал в корниловские дни среди некоторых «приверженцев коалиции» справа. Те, кто обвиняет меня в том, что я вовремя не «ушел» и что я каким-то образом стоял кое у кого на дороге, должны запомнить раз и навсегда, что я никогда не искал власти и не держался за нее. Я только имел дело с узурпаторами и авантюристами. Политически ответственные круги, далекие от того, чтобы встретить препятствия с моей стороны, если бы пожелали сформировать правительство без меня, получили бы от меня неоднократные предложения так и сделать. Даже за месяц до восстания большевиков на секретном совещании бюро Центрального исполнительного комитета Советов рабочих и солдатских депутатов совместно с президиумом демократической конференции и представителями всех социалистических партий, включая большевиков, я поднял вопрос об отношении всех присутствующих к правительству. Тогда я заявил, что, со своей стороны, я буду делать все возможное для безболезненного и быстрого перевода государства к новой системе правления, если присутствующие на собрании возьмут на себя ответственность за роспуск коалиции с имущими классами и укажут на человека, желающего принять на себя задачу формирования вновь составленного Временного правительства, ибо я лично не могу надлежащим образом выполнить эту задачу. Однако собрание не оказалось достаточно решительным и смелым, чтобы взять ответственность за все последствия создания «однородного правительства». На последней конференции социалистической революционной партии один из членов ее Центрального комитета так поставил вопрос:

«Если принять во внимание беспомощное положение, в котором оказалась демократия (после демократической конференции), то станет ясно, что у нее не было силы для организации правительства каким-либо иным способом, кроме как вручить его Керенскому. Из этого можно сделать следующий вывод: необходимо принести жертву вере масс, что можно было сделать все, хотя на самом деле невозможно все сделать. И все же эта жертва была нужна. И соответственно мы принесли в жертву Керенского, который смирился с тем, чтобы стать жертвой, прекрасно понимая, что для него предначертано».

Между тем это не было жертвоприношением, но сознательным исполнением своего долга до самого конца. Я понимал, что никто не желал добровольно поддерживать эту форму правительства, каковой единственно возможно было удержать государство от развала. Но я не мог ради спасения собственной шкуры столкнуться на полдороге с примитивной силой и своей отставкой приблизить взрыв, пусть даже на один день. Более того, в моем сердце все еще теплится надежда, что демократия окажется способной преодолеть в себе эти темные и жестокие силы!]

Параграф 33

Украинцев. Описывая разговор с В. Львовым, вы упомянули, что он сделал предложение в форме ультиматума; но вы разве не заметили, что в письменном рапорте он заменил фразу «генерал Корнилов требует» на «генерал Корнилов предлагает» 1

Если бы я заметил это, я должен был сказать ему: «Запишите именно так, как вы