Критская Телица - Эрик Хелм

— Иола... Вы не шутите, эта легенда и впрямь запретна?

— Под страхом немедленной смерти об отпрыске царицы Билитис упоминать воспрещено. Воспрещено даже знать о его давнем и кратком существовании. Такими вещами не шутят, Эпей. По крайней мере, мы с Менкаурой не шутим. Будь уверен.

— Иола... Нынешним утром я завершил работу над в точности такой деревянной телицей... По приказу Арсинои...

Молодая женщина невольно вскрикнула и привскочила.

— Не может быть!

— И все же правда. Работал битый месяц, в потайном помещении. Помогали мне четверо выделенных Рефием воинов.

Потрясенная подруга молчала.

— Насколько понимаю, — сказал Эпей, — история сия не столь гнусна, сколь опасна?

— И представить не можешь, как! — выдохнула Иола. — Боги, боги бессмертные! Ты полагаешь, Дедал и его племянник бежали с Крита по воздуху от скуки? От безделья, желания позабавиться? Умелец спасался от мести Великого Совета! Подобное утаить невозможно, пойми!

— Понимаю...

— Что же делать? — спросила Иола тоскливым голосом.

— Как раз об этом и размышляю.

— Но Арсиноя-то, Арсиноя!.. Неужто пресытилась до такой степени?

— Безусловно. Я уже не год, не два имею почти свободный доступ в гинекей... По делам ремесленным, — тотчас уточнил мастер. — И стихослагательным, — правда, куда реже. Кой-какие наблюдения сделать успел. Уверен, кроме случки с бугаем...

— Не надо, — взмолилась Иола. — Я все же критянка, не забывай!

— Кроме соития с безукоризненным быком, похожим на священного Аписа, — хладнокровно поправился Эпей, — красавица испытала уже все.

— И заскучала...

— Вот именно. Разнообразия возжаждала.

— Тебя сживут со свету, — прошептала женщина.

— Возможности не получат, — возразил Эпей, — Руки, видишь ли, могут оказаться коротки.

Мастер встал, потянулся, быстрым, пружинистым шагом принялся расхаживать по крыше дворца, что-то бормоча себе под нос. Потом приблизился к Иоле, вновь улегся на войлок, подпер ладонью голову.

— Что? — спросила Иола.

— Дело это, безусловно, раскроют. Но не фазу. Пройдет известное время. А я должным образом подготовлю бегство...

Эпей помолчал и осведомился:

— Полетишь со мною?

Глава восьмая. Эврибат

Ласки запретной любви слаще дозволенных ласк.

Мастер ошибался, утверждая, будто, кроме совокупления с быком, красавица Арсиноя испытала все и всем пресытилась.

Правда, ошибался Эпей весьма ненамного, ибо за месяц до вышеописанного ночного разговора на азотее царица имела весьма игривую беседу — тоже ночную — с верной своею наперсницей и любовницей Сильвией.

— Я скучаю, телочка! — пожаловалась Арсиноя.

Сильвия округлила глаза.

— С какой стати, Сини? Все идет изумительно хорошо! Девочку призвали к порядку, объездили, укротили. Теперь Елена и Сабина учат ее тонкостям... Потерпи денек-другой, получишь истинный цветочек страсти. Откуда скука? И, — лукаво прибавила молодая критянка, подмигивая белотелой государыне, — разве я уже не способна развлекать?

Арсиноя вздохнула.

— Дело не в тебе, сладость моя, дело во мне самой.

— Прости, не пойму...

— Достигнут предел изощренности. По крайней мере, не вижу, что еще можно измыслить. Не задумывалась, отчего я, изобретя новую потеху...

— И великолепную!

— ... отказалась ее вкусить?

— Конечно, задумывалась. И, честно сказать, ума не приложу, отчего. Пугливая и стыдливая митиленская козочка в итоге отдавалась, как вакханка. Я, прожженная распутница, — Сильвия улыбнулась, — чуть с ума не сошла во время... э-э-э... учений. Более упоительного развлечения, право же, не сыщется!

— Правильно. Привыкнешь, приохотишься... И приестся, подобно прочему. Исчезнет изначальная острота переживаний. А потом? Где искать новизны потом?

Сильвия закинула руки за голову и рассеянно уставилась в потолок.

— Пережитое тысячекратно перестает волновать по-настоящему, — продолжила Арсиноя. — А я испытала и пережила все вообразимое и представимое. Знаешь ведь.

— Знаю, — тихо сказала Сильвия. — Но, к примеру, под Аписа ты не ложилась?

Повелительница изумленно посмотрела на придворную. Обнаженное, сладострастное тело Сильвии отливало матовым блеском при неярком свете серебряных плошек. Устремленные на Арсиною глаза подернулись томной поволокой, соски напряглись.

— Нет, разумеется. Ведь это строго воспрещено, опомнись!

— Воспрещено Великим Советом. Значит, обойдемся без высокого дозволения...

— Не понимаю, — чуть слышно произнесла царица.

Сильвия рассмеялась.

— Пятидесятитрехлетняя дура Элеана давно утоляет вожделения с молодыми отроками...

Красавица неожиданно смолкла и замерла, приотворив уста. Казалось, ей внезапно пришла в голову ошеломительная мысль.

— Ну и что?

— Нет... ничего... Ах, да... В качестве верховной жрицы она ведь не имеет права развратничать напропалую? А ты, получается, должна блюсти законы тютелька в тютельку?

Арсиноя засмеялась в свой черед:

— Разве я блюду их?

— Вот-вот. Нарушишь еще один, и ни малейшего ущерба никому не будет. За чем дело стало? Закажи Эпею деревянную телицу, быка я подыщу своими силами; Рефий доставит животное во дворец...

— Сильвия!

— Именно животное, Сини! Ты-то хоть не разделяешь этих дурацких предрассудков?

Женщина повернулась на бок, обняла государыню за шею, задорно прибавила:

— И, надеюсь, даже твоих возможностей не хватит, чтобы полностью измотать эдакого любовничка... Останется малая толика и мне — за хорошую подсказку, за честные труды.

— Невозможно.

— Царица Билитис, — молвила Сильвия в ухо Арси-ное, — по соображению моему, была просто набитой дурой. Оттого и попалась. Но мы же...

— Сильвия, ради всех богов, замолчи! Ты понятия не имеешь, чем рискуешь, упоминая...

— Имею. Немедленная гибель от меча, ножа, дубинки... Но ты не станешь убивать меня, верно? И не выдашь.

— Почему «немедленная гибель»? — с расстановкой осведомилась Арсиноя. — Немедленная гибель, насколько понимаю, положена за разговоры об иных вещах. А судачить о царице Билитис не дозволено под страхом пожизненного изгнания — и только...

Сильвия загадочно усмехнулась и отмолчалась.

— Как бы ни было, — сказала царица, — обзаводиться собственной телкой чрезвычайно опасно. Кстати, а снадобье ритуальное откуда взять?

— Купить. У лекарей.

— Не продадут, побоятся.

— Рефия, моя радость, побоятся гораздо больше.

— Допустим. Но придется ведь жить в непрерывном страхе разоблачения, под острием висящего на волоске меча.

— Сини, прости ради всех богов, но ты просто поглупела.