Том 3. Жизнь в смерти - Николай Петрович Храпов

— Да, что же я тебе скажу, сестра? — ответил Павел. — Здесь ведь только дикие олени, да вот те, кого сама здесь видишь. Из кого выбирать?

— Ого! Да почему же не из кого? На-ка, вот, выбирай! — положила она перед ним прежнее фото, с ташкентской молодежью. Любая рада будет такому жениху, о любой, мы тебе с Женей, и характеристику дадим.

— Ой, Лида-Лида, да кого же здесь, я выберу и по какому принципу? Жить-то ведь придется не с фотографией, а с живой душой. Ты вот, карточку отложи, а давай, обратимся к Богу при решении этого вопроса, ведь решаться будет жизненная судьба двух христиан и на все земные дни. Пусть он вразумит нас и научит, как поступать.

Все трое преклонили колени, и Павел, заканчивая, усердно просил, чтобы Сам Бог послал ему навстречу такую невесту, чтобы она была, прежде всего, искренней сотрудницей в деле Божьем, другом и любящей, верной женой.

— Ну вот, я вам и скажу мой выбор, — продолжал Павел после молитвы, — а вы, из известных вам, мне порекомендуйте.

Прежде всего, чтобы она была членом церкви и не номинальным, а деятельной участницей в деле Божьем. Чтобы родители ее были оба верующие и верные Господу. Чтобы она была кроткой по нраву. Очень желательно, чтобы была грамотная, а внешне — не модница. Ну, что еще? Не урод: с руками и ногами, ну, и не очень безобразная, немного моложе меня годами.

— Ишь ты! А кому же, косые да безрукие? — со смехом спросила Лида.

— А слепым да косым, да безруким Господь пошлет, соответственно им, и верю, что не обидит.

Женя с Лидой переглянулись и после некоторого молчания заявили:

— Ну что ж, друг наш, есть у нас такая и близкий друг наш. Отец — служитель церкви, мать — преданная Господу, очень духовная сестра, оба — выходцы из молокан. Сама она: с шестнадцати лет член церкви, неутомимая труженица среди молодежи, немного моложе тебя. Насчет внешности: как тебе сказать, фото ее у нас нет, ну, не красавица и не урод; во общем, девушка как девушка, все они смолоду одинаковые. Грамотная, а насчет, модницы? Война, друг, сейчас всех остригла под гребенку. Да, к свадьбе, наверное, платье у каждой девушки есть, а там наживете. Зовут ее Наташа, фамилия Кабаева.

Долго все трое сидели молча, потом Павел первым нарушил молчание:

— Ну что же, предадим все это Господу, как ты написал в избушке на Солнечном озере: «Предай Господу путь твой и Он совершит», а я согласен с этим выбором, хотя и лица ее не знаю. Хочу довериться Господу и вам.

Разговор этот они так же, преклонив колени, закончили молитвой. Встав с колен, Владыкин заявил:

— Я прошу вас, со своей стороны, отошлите ей рекомендательную телеграмму, а я сейчас же напишу письмо.

К составлению телеграммы приступили так же все трое и, в результате, остановились на следующем тексте: «Наташа знакомлю тебя моим братом Павлом Владыкиным рекомендую тебе лично телеграфируй твое мнение Лида».

Когда Павел пришел к себе в комнату, то, со своей стороны, написал очень краткое, конкретное письмо Наташе. В нем он сообщил о себе, сделал ей предложение. Еще предупредил, что он вышлет на нее вызов, но просил, чтобы не пугалась этого, так как оформление его будет долго. В случае же, если между ними соглашение к браку не состоится, то этот вызов ее ни к чему не обязывает.

Отправив все это и предав Господу исход, Павел погрузился в заботы по приготовлению в тайгу. Еще усерднее он стал молиться Господу, теперь уже о своей судьбе, которая, как темная ночь, была сокрыта от него.

Через несколько дней, когда все уже было готово к отъезду, к нему вошел ликующий Женя и объявил, что его (Женю) на это лето оставляют в поселке, а Павлу пришла телеграмма от Наташи. Он с волнением прочитал ее…

* * *

В январе домашние Комарова получили телеграмму из Магадана (за подписью Жени с Лидой) о их радостной, благополучной встрече; потом письмо с некоторыми подробностями, которые больше касались родных. Там же Лида сообщила, что теперь, всвязи с закрытием навигации, переписка будет прекращена до лета. Описывая коротенько быт и общество тех мест, где жил Комаров, Лида обрадовала сердца близких друзей и даже вселила надежду на возможную встречу. Наташа больше всех была рада их встрече и, всеми силами воображения, старалась войти в их обстановку.

Наступление весны, как-то особенно, действовало на Наташу. Круг друзей заметно увеличивался, за счет обращения детей верующих родителей, всех возрастов, и труда среди молодежи было так много, что у Наташи ни одного свободного вечера не было. К апрелю, когда Ташкент благоухал пробуждающейся жизнью, сердце Наташи рвалось туда, к друзьям в неведомые края, где протекала жизнь скорбящих: Лиды, Жени и других. Сердечная рана, нанесенная изменой Яши, заметно зажила, но в ее воображении рисовались какие-то обстоятельства, неудержимо зовущие на подвиги труда и борьбы.

Так, по обыкновению, возвратясь однажды с работы, она застала старичков в саду, а на ее заветной полочке на этажерке лежала завернутая телеграмма: «Наташа знакомлю тебя моим братом Павлом Владыкиным рекомендую тебе лично телеграфируй свое мнение Лида».

Сердце просто окаменело от неожиданности. Руки не хотели опускать этот клочок бумаги. Так она и выбежала во двор. Навстречу ей, как-то особенно вглядываясь в ее глаза, шли Гавриил Федорович и Екатерина Тимофеевна.

— Мама… это что такое? — растерянно спросила Наташа родителей.

— Наташенька, это простая бумажка, но вот что она принесла в наш дом, мы и сами не знаем. Будем молить нашего Господа, чтобы Он помиловал нас, еще от какого-либо горя. А что за человек, этот Павел Владыкин, ты не знаешь?

— Откуда мне знать, папа. Я только сейчас прочитала о нем, не знаю, кто он.

Семейная беседа состояла из различных предположений, как о личности Павла, так и о его связях с Комаровыми. Мама почти насильно пыталась накормить возбужденную дочь. Сегодня мамина тамалыга была намного аппетитнее, чем в прошлый раз, так как Екатерина Тимофеевна подсдобила ее лучше обычного. Наташа изо всех сил старалась держать себя спокойно, но после нескольких глотков, в горле от волнения все пересохло. Незаметно для нее, ложка в руке повисла, а задумчивый взгляд в окно говорил о том, что она была уже далеко-далеко на Севере.

— Ната, да ты что?… Возьми себя, пожалуйста, в руки, кушать-то ведь, все равно надо, — легонько подтолкнув сзади, уговаривала ее мать.

Наташа, выйдя из раздумья,